Пучина скорби
Шрифт:
— Ты это слышал? — спросила Олеся и тронула Вадима за плечо.
— Ммм? — промычал он, рассматривая снимки. — Ты о чем? Слышал что?
— Показалось или шум какой-то… Не пойму. Наверное, ничего такого.
По голосу Вадим слышал, что Олеся напряжена, испугана, оно и понятно: обстановка располагает. Но отвлекаться нельзя, нужно все внимательно разглядеть.
Прошло несколько минут, и Вадим торжествующе воскликнул:
— Вот она! Такая же фотография была в комнате у Дениса Сергеевича!
Он протянул руку, не без усилий
— Пошли отсюда. Не нравится мне это. Неужели ничего не…
Девушка не договорила, но Вадим уже сообразил, о чем она. По коридору пронесся вздох, тихое эхо. Вадим сунул фотографию в карман. Больше тут делать нечего. Вернее, можно покопаться в шкафах: глядишь, нашлось бы нечто интересное, но некогда. Олеся права, нужно уходить. Вадим читал в книгах и даже сам использовал заезженный оборот про опасность, которую чувствуют кожей, однако сейчас сообразил, что это не пустые слова.
Ему показалось, что каждый волосок на теле превратился в маленькую чувствительную антенну, и все эти антенны передавали в мозг сигнал: «Беги! Спасайся! Тут опасно!»
— Здесь кто-то есть, — прошептала Олеся. — Я слышу шаги.
Вадим хотел возразить, что никого быть не может, здание старое, а в таких вечно то стены потрескивают, то полы скрипят, но промолчал. Ведь это было лишь самоуспокоение. Он выглянул в коридор. Никого там не было, но…
— Стало темнее, да?
Вадим и сам заметил.
Силясь подавить подступающую панику, проговорил:
— Ты видела, снежная буря собирается. Небо почернело, тут тоже стало темнее.
— Чушь! Ты и сам знаешь, дело не в этом.
— Не будем спорить, пошли отсюда.
Они вышли в коридор, стараясь ступать потише. Вадим прислушался. Им не казалось, в здании школы действительно был слышан звук, которого прежде не было. Шел он со стороны затопленной части здания.
— Идем к лестнице, — скомандовал Вадим и на этот раз сам взял спутницу за руку. Ладонь была ледяная и слегка влажная.
Оба думали об одном и том же: провал стал расширяться, здание погружается под воду, в любой момент все может начать разваливаться. По ступенькам бежали, не стараясь двигаться аккуратно, бесшумно. Нужно успеть выбраться.
Вот и вестибюль первого этажа.
— В кабинет труда! — Вадим рванулся было в ту сторону, но почувствовал, что Олеся застыла на месте, и тоже остановился.
— Ты тоже это видишь? — глухо спросила девушка.
Вадим видел. Хотя не мог понять, как такое возможно.
За большими окнами вестибюля (на удивление целыми) не шел снег, не хмурилось небо, не виднелся заросший пустырь, бывший когда-то школьным двором, как это было еще полчаса назад, когда Олеся и Вадим пришли сюда.
Снаружи была вода. Мутно-зеленая, грязная. На противоположной стене плясали блики, масса воды чуть заметно колыхалась, давила на стекла, лизала их скользким языком. Видневшиеся в полумраке вешалки были похожи на шипастые скелеты уродливых животных.
— Мы оказались под во…
— Не может быть! — перебил Вадим. — Мы не могли провалиться
и не почувствовать. А если вода поднялась на такой высокий уровень, то неминуемо залила бы коридоры и классы, здесь полно выбитых окошек!Он говорил громко и яростно, отказываясь воспринимать умом то, на что смотрели его глаза. В дальнем конце вестибюля внезапно что-то грохнуло, как будто стопка книг свалилась на пол. Олеся и Вадим, не удержав крика, повернулись в ту сторону.
Все снова стихло, но теперь в тиши чувствовалась угроза. Тишина была наполнена неведомой жутью; чье-то присутствие было неоспоримым, ощущалось столь же явственно, как стук сердца. Там, в глубине коридора, в сгустившихся тенях, что-то притаилось, выжидая подходящего момента, чтобы явить себя, сделать то, зачем пришло.
Резкий скрежет ударил по ушам: стул отодвинули, ножки проехались по полу. Упало и покатилось — что? Мяч? Вадим вспомнил про ушедший под воду спортивный зал. Олеся сжала руку Вадима.
— Там что-то движется, — пискнула она.
Из мрака выступали тени. Силуэты — маленькие и повыше, один, второй, пятый, вот еще… Кто-то медленно шел к ним, передвигаясь неровными шагами, вытекая из густой тьмы, вылупляясь из нее.
Люди. Там были люди — и теперь они двигались к Вадиму и Олесе.
«Никого нет, тот край здания давно затоплен!» — кричал перепуганный голос внутри Вадима.
Но что толку себе врать?
Девочка лет десяти в темном пальто и шапке, в высоких сапожках.
Подросток: вокруг шеи намотан шарф, волосы вьются.
Еще две девочки, совсем маленькие, с аккуратными косичками, в светлых куртках. Одна — в очках.
И еще дети, еще… Лица похожи на белые круги, вырезанные из картона. Глаза — просверленные в них черные дыры; губы кривятся, змеятся улыбками.
Вадим понял, кто они, но отказывался признать.
Олеся оказалась смелее.
— Мертвые дети. Из автобуса, — хрипло произнесла она.
«Ночами они выбирались из провала», — как наяву услышал Вадим голос старого учителя Дениса Сергеевича.
Когда перед тобой оказывается нечто подобное, то, чему место только в книгах, фильмах, сказках, легендах, ты можешь пойти двумя путями.
Первый — отрицать. До последнего упираться и утверждать, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Направить всю телесную мускулатуру на зажмуривание. Отвернуться, повторять, как мантру, что не веришь в магию, мистику, жизнь после смерти, инопланетян, призраков, вампиров и оборотней.
Но есть и второй путь: принять, признать, сделать все, чтобы спастись, если это еще возможно.
Олеся и Вадим, не сговариваясь, выбрали второй вариант. Были маленькие покойники плодом их коллективного воображения или вправду существовали, неважно, подумаем об этом потом, как незабвенная Скарлетт. Сейчас важно оказаться от них подальше.
Они бросились в короткий коридорчик, где был расположен кабинет труда. Олеся бежала, не оглядываясь. Вадим перед тем, как свернуть, посмотрел через плечо. Их зловещие молчаливые преследователи никуда не делись. Двигались вперед, и их стало больше.