Пучина скорби
Шрифт:
Вадим не мог пересчитать всех, но то, что детей было больше десяти, сомнению не подлежало.
«А если бы мы не услышали? Если бы застряли на втором этаже?»
Он не стал представлять себя и Олесю в кольце оживших мертвецов, детей, погибших три десятилетия назад, погребенных далеко отсюда, в Боковушке.
— Чего ты застрял?!
Олеся успела добежать до распахнутой двери кабинета труда. Вадим на краткий миг подумал, что внутри их могут поджидать чудища, но класс был пуст. И за разбитым окном — никакой воды. Все тот же унылый зимний день, только снег уже валит
Не рассуждая о том, что было в вестибюле, Олеся и Вадим выбрались из школы.
— Черт, — вскрикнула Олеся.
— Что такое?
— Пуховик порвала о гвоздь. Ерунда.
Они со всех ног мчались прочь от здания. По мере удаления от него на душе должно было стать легче: спаслись же, выжили! Но облегчения почему-то не чувствовалось, его заглушал ужас.
Оказавшись возле машины, Вадим отключил сигнализацию, порадовался, что с автомобилем все в порядке, значит, они смогут убраться отсюда.
«Из города! Нужно уехать из города сейчас же! Собрать вещи и валить!» Внутренний голос бился в истерике, и Вадим не мог его заглушить. Руки тряслись, ключ он повернул в замке не с первой попытки. Только отъехав от огороженной зоны на некоторое расстояние, почувствовал, что его потихоньку отпускает.
— Ты как? Нормально?
Олеся слабо улыбнулась.
— Полностью нормально не будет уже никогда, — ответила она. — У меня, наверное, полголовы поседело. Разве можно увидеть такое и продолжать жить как обычно? Тем же вопросом задавался и Вадим.
— Что нам делать? — продолжала Олеся.
Вот тебе и задачка.
Они выехали на обитаемые улицы. В магазин заходила старушка; тяжело опираясь на палочку, брел по разбитому тротуару старик в мохнатой шапке.
Вадим притормозил. Надо посидеть, успокоиться. А то недолго вписаться во что-нибудь. Или в кого-нибудь, не дай бог. Олеся смотрела на Вадима, покусывая губы.
— Уедешь или останешься? — спросила она.
«Да, что ты сделаешь, болван? Ирочку не спасти, ничего ты не найдешь, не докажешь. Сдохнешь и, чего доброго, будешь потом так же бродить!»
— Останусь, конечно, — ответил Вадим и понял, что другого варианта нет.
— Эти дети… — Олеся с усилием сглотнула. — Там не было…
— Не было ли наших? Ирочки и Матвейки? Нет, Ирочки не было.
Как выглядит Матвей, Вадим не знал, но надеялся, что не было и мальчика.
«Дочь снится тебе. И во сне превращается из ребенка в чудовище, а почему? Потому что…»
— Нет, — громче и тверже повторил он, заглушая конец фразы.
И Олесе сказал, и проклятому голосу, что звучал в голове.
— Темно было.
— Как бы ни было темно, свою дочь я бы разглядел, — отрезал Вадим. — Думаю, там были только дети из автобуса.
— Мертвые дети, вода… Что все это значило?
— Значило, что нас пытаются запугать и выжить. Думаю, мы подобрались слишком близко.
— Фотография! Она у тебя?
Вадим бережно вынул снимок из кармана. Хрупкий, пожелтевший, доставшийся им дорогой ценой. Оба склонились над фотографией.
— Вот этот красавчик —
старший брат мэра. Вылитый Ален Делон.Олеся пробурчала что-то неопределенное.
— Больше никого знакомого не вижу, только вот этот парень… — Вадим указал на невысокого парнишку крепкого телосложения.
«Откуда я тебя знаю?» — мысленно обратился он к юноше.
Щербинка между зубов. Улыбка от уха до уха, обаятельная, открытая, как у Буратино из фильма-сказки. Парень стоял не рядом с «Аленом Делоном», между ними затесался еще один юноша, полный, угрюмый на вид, голова повернута вбок, лица толком не разглядеть, еще и потертость какая-то. Но и в его фигуре, в посадке головы чудилось знакомое…
«Я с ума схожу, похоже!»
И в эту секунду Вадим вспомнил.
Вот у кого он видел эту улыбку, как же сразу не догадался!
— Марина Ивановна, — произнес он. — Я думаю, что этот парнишка — сын Марины Ивановны, у которой я снимал комнату в Октябрьском.
— Где он сейчас?
— Погиб. Здесь, в Верхних Вязах. Она отказалась об этом говорить, только меня отговаривала сюда ехать. Но теперь я точно вытяну из нее все, что она знает. Не отвертится.
— У тебя есть номер ее телефона?
Вадим думал, стоило бы съездить в Октябрьское, поговорить с глазу на глаз: так человеку труднее отказаться общаться. По телефону что? Повесил трубку, отключил — и точка.
— Номер есть, сохранился. Но говорить лучше лично, наверное.
Олеся смотрела прямо перед собой.
— Посмотри, какая дорога. Снег валит, все засыплет. Никто же чистить не будет. А если мы застрянем?
Конечно, она думала о брате. Нельзя его тут оставлять.
— Ты права. Придется по телефону. — Вадим посмотрел на часы. — Вполне можно позвонить.
— Давай только кофе выпьем, а? — попросила Олеся. — Я без кофе по утрам не могу, а еще и не спала толком, и в школе этой мы с тобой натерпелись… Надо привести мысли в порядок. Заедем в кулинарию?
Вадим кивнул и завел двигатель.
Глава двадцатая
Когда автомобиль выехал на центральную площадь Верхних Вязов, солнце неожиданно выглянуло в образовавшуюся ненадолго прореху облаков. Снег прекратился, и Вадим понадеялся, что снегопад завершился. Правда, как вскоре выяснилось, уже к полудню непогода разыгралась с новой силой. Небольшая передышка в долгой череде неприятностей — такое и в жизни часто случается.
А солнце, мельком поглядев на неприветливые, заваленные снегом улицы, на семенящих по тротуарам прохожих, на общую неприглядную картину умирающего городка, поспешило отвести взгляд, как от тяжелобольного, обреченного на смерть. Скрылось среди туч, закутавшись в них, как в пуховое одеяло.
Возле здания администрации притормозил автомобиль. Роскошный, сверкающий черный внедорожник смотрелся в Верхних Вязах столь же неуместно, как роза на навозной куче. Или бриллиантовое колье в сочетании с застиранной майкой и дырявыми штанами.