Путь

— Слышь ты, потрох говяжий, ты хлеборезку-то прикрой, а то слюни летят! — Доктор в мгновение ока сделал угрожающее выражение лица, нахмурив брови и выставив челюсть. В голове его промелькнули сотни прекрасных трехэтажных выражений, которые он узнал за последний месяц. Все его тело пронзило величие спокойной, уверенной ярости. Он потыкал пальцем в грудь остолбеневшего управдома. — Если у тебя в голове вместо мозгов говно, то не нужно вонять через рот, потому что нормальным людям неприятен такой запах! А когда людям неприятно, то они делают страшные вещи.

— Послушайте, как вы?..

— Ты, вообще, русский язык знаешь? Знаешь? Вот тогда на нём и помолчи! Чем меньше рот раскрываешь, тем зубы целее, стоматологи говорят. Когда с тобой нормальные люди разговаривают, то ты просто стоишь и гривой машешь…

— Что вы себе позволяете? Да я на вас жаловаться…

— А ты чего такой смелый стал, у тебя, может быть, здоровья много? Так это можно легко вылечить. Слышал истории, когда люди здоровья лишались за один день? Слышал? Так вот, я — тот, кто пишет эти истории. Понял? Истории болезни называются. Ты же знаешь, кто я?

— Вы? Вы Александр…

— Я — Доктор! Я нездоровых людей издалека вижу. Поэтому могу сходу тебе поставить диагноз — если ты будешь так и дальше скакать козлом, то скоро вполне можешь почувствовать очень сильную боль в голове, потеряться в пространстве, а потом закончить потерей сознания, возможно переходящей в кому. Может быть, даже выживешь, если, конечно, выдержишь удар.

— К-к-какой, какой удар? — даже отступил назад управдом.

— Апоплексический, какой же ещё? Я же доктор. Понял? Нет? Твои проблемы. Ладно, бывай тогда, некогда мне тут тереть-растирать, жопу учить подтирать. На вот, — он снова вытащил из кармана котлету денег и отсчитал, — это долг за два месяца, это вперёд ещё за два, это за уборщицу, пусть через день ко мне приходит, это на — покрась наш подъезд, а то ходить стрёмно.

Он сунул в руку ошарашенному управдому несколько купюр, похлопал его по плечу, потрепал за щеку и, посвистывая, направился домой. Алекс был счастлив. Войдя в подъезд, он поглядел на себя в зеркало на первом этаже и увидел довольную физиономию в отражении.

Был ли это тот же самый Александр, что всего лишь пару месяцев назад выскочил из двери, спеша на день рождения Наташки с двумя бутылками в пакете? Вроде бы, с виду не изменился, только в хорошем костюме, а не в кофте со штанами. Но за это время в его жизни произошло столько событий, что он уже не мог оставаться прежним. Интересно, понял ли он тогда, что пути, которые приводят нас куда-то, всегда начинаются с перекрёстков, на которых мы решаем, куда идти?

Этот вопрос прокрался было ему в голову, но в ту же секунду в нос ударило такое зловоние, что он закрыл глаза и сморщил лицо. Его квартира, дверь в которую он только что открыл, встретила Алекса тухлым запахом месячной давности, исходившим от покрытых плесенью яиц на плите, кастрюли с уже живым супом и сгнившей рыбы в мусорном ведре. Под ногами лежало несколько платежек, подсунутых под дверь упрямым управдомом. Кровать была расправлена, потому что в свое последнее пребывание он забыл её застелить. Окна выходили на закат, поэтому сейчас, в жаркий летний день, тут творился ад — духан с запахом тухлятины, въевшийся даже в простыню.

Остаётся признать, что при виде родного дома его чуть не вывернуло наизнанку, и он первым делом бросился открывать окна.

**

На следующее утро Александр надел свой старый свитерок, потёртые штанёшки, новые мокасины и направился ни свет, ни заря на работу в ликей. Причин тому было три.

Во-первых, дома было решительно невозможно находиться. Как только мысли касалась чего-то, связанного с неприятными запахами, то тут же выключался фильтр сенсорной информации, и он явственно ощущал витающую в воздухе вонь. Стараясь не думать о зловонии, он постоянно о нём думал, поскольку мозг не понимает частицу «не».

В самый первый раз его чуть не стошнило ранним утром, в тот миг, когда Алекс проснулся и закашлялся от тяжелого запаха. В голову тут же полезли смрадные мысли о том, что он неудачник, растяпа и балбес — целых семь лет назад ненадолго въехал в эту жилплощадь, позабыв, что нет ничего более постоянного, чем временное. За это время Алекс лишился сил, утратил желание и потерял направление пути.

Ему никогда не нравилось жить тут, на первом этаже, достаточно низко, чтобы быть в курсе всего, что происходило с проходившими возле его окна людьми. Неподалеку располагался магазин, в котором продавали алкоголь, и Алекс понемногу стал в нем частым гостем. Вид из окна тоже не располагал к созерцанию: на переднем плане дерево, прибитое к нему ржавое баскетбольное кольцо, кусты, дорожка до магазина, косой забор, пустующая сломанная скамейка и торец стены следующего дома, да и на заднем ничего интересного — живая изгородь из кустов акации и несколько южных тополей, закрывающих беседку, где он иногда пропускал рюмочку с соседями по дому.

«Бытие формирует сознание», — подумал он, вставая с постели, и добавил новую для себя фразу: «как и сознание бытие». То, что нас окружает, формирует настроение, мысли, эмоции, которые, в свою очередь, влияют на физическое изменение мозга. Чем меньше у человека стимулов, социальных связей, новых знаний, сложных задач, тем быстрее мозг деградирует, и со временем этот процесс становится необратимым — особенно с возрастом.

Во-вторых, ещё вчера Саша Доктор был видным членом серьезной компании решительных людей, а сегодня Алек Церебраун снова никто, и зовут его никак. И это «никак» лишало его моральной опоры, смысла, чтобы жить. Он понимал, что перед ним в очередной раз стоял выбор: бей или беги. Но он не знал, кого бить и куда бежать, вот в чем проблема. Это выбивало почву из под ног и засасывало вниз — в компанию к вкусному подслащенному башкирскому вискарьку, легко и беззаботно приносящему временное спокойствие. А ещё к болтливому языку, низкому самоконтролю и постепенному разрушению мозга.

Александр хорошо знал, что постоянное употребление алкоголя в крупных количествах сказывается на мозге медленно, но верно. У них в ликее, кстати, на медблоке, какое-то время жил мужик-алкоголик, у которого стремительно разрушался гиппокамп, и катастрофически быстро ухудшалась память, соответственно. Когда у бедолаги начались провалы, он, чтобы заполнить их, начал придумывать себе и окружающим истории о собственной жизни. Со временем мужик этот так заврался, что обманул сам себя и полностью ушел в выдуманный им мир. А так как гиппокамп продолжал разрушаться, то и мир его каждый день начинался с чистого листа. Сначала отказала декларативная память, а потом ещё и процедурная. Ему было выделили палату, какое-то время проводили исследования, кормили, поили, а потом вытурили в психушку, когда он начал забывать ходить в туалет и стал делать это под себя. Ещё было дело, тоже на исследовательском эксперименте, проживали две тетки, очень похожие на мужиков и ещё друг на друга. Они не знали, что под воздействием спирта гипофиз меняет полярность половых желез — тогда мужчины со временем становятся похожими на плохих баб, а бабы — на отвратительных мужиков.

Они не знали, а он знал, и это омрачало радость от регулярного принятия алкоголя. Хотя, вроде бы, а что ещё делать в дождливый летний день, как не сидеть с бутылочкой крепкого спиртного за каким-нибудь занятием? Или с друзьями, например? И тут он вспомнил про Юджина. И про ликей.

И про Алису.

Алекс застонал.

Сегодня ночью Александр пришел к выводу, что не может без неё. Это не выдумки, а самая что ни на есть правда. На данный момент единственная правда, за которую он мог ручаться — или он будет с ней, или ему нет смысла жить — вот и всё. Алекс не мог не думать о ней, как не мог не думать о витающей вокруг вони, хоть это, конечно, и не очень удачное сравнение. Постоянное пережёвывание в голове одних и тех же мыслей было похоже на помешательство, поэтому, чтобы не сойти с ума, он усилием воли начинал думать о чем-то другом. Например, о ликее. И о друге Юджине.

Он знал, как работает мозг, понимал, что поясная извилина не может переключиться, если её не переключить, а это значит, что нужно было хоть что-нибудь делать. В любом случае, сидя дома и в одиночку бухая, можно быстренько превратиться в овощ с проросшим в кресло корнем, поэтому пока в голову пришла только одна идея — пойти на работу. Тем более, что был конец июня, и не то что обучение, а даже экзамены уже закончились — на работе учить некого, можно ничего не делать, да ещё и рублы рубить* (получать деньги). С другой стороны, этого добра у него сейчас столько, что можно сидеть дома и бухать очень долго. Так что…