Путь

**

На следующее утро Алекс притопал на работу с невыспавшимся видом. Сегодня ему нужно было инвентаризировать хозблок, а это сумасшедший дом, мягко говоря! Там один только перечень предметов составлял сто семнадцать страниц. Да ещё Наташка была его заведующей и заодно подругой, по крайней мере, раньше, у неё на складе регулярно что-нибудь пропадало.

— А ты попробуй, проживи без навара, — разводя руки, говорила она. — Даже трубочист на руку нечист, как говорится. Там прихватишь, тут продашь — так, глядишь, на тушь, да на помаду насобираешь.

— Малака ты, на какую помаду? — ругался он тогда. — Нам новый электроскоп не могут купить, а ты себе на новую мебель уже наприхватывала.

Наташка смеялась и лезла ему в трусы.

Да-а-а, Наташка. Сколько лет они вместе были? Почти два года. И что значит, были? Спали вместе, это точно. Пили вместе — частенько. Любили ли друг друга? Не понятно. Как понять, что такое любовь, если она у всех разная? Вот и выходит, что…

С этими мыслями Алекс вытащил из кармана ключ-вездеход от всех дверей, воткнул в замочную скважину, повернул, открыл дверь, привычным движением включил свет и увидел, как прямо перед ним, на широком столе с зеленым сукном, сорокапятилетний усатый проректор по учебной части, по прозвищу Тараканыч, стоя со спущенными штанами, жарил лежавшую на спине, широко раскинувшую ноги, тридцатипятилетнюю заведующую хозяйственной части, Наташку. Парочка сначала зажмурилась от света, потом разожмурилась, повернулась и в упор поглядела на Александра. Тот не нашел ничего другого, как сглотнуть и заявить:

— Я тоже рад вас видеть, коллеги!

И вышел в коридор.

Он закрыл дверь, сделал пару шагов и остолбенело остановился. Нет, он не ревновал её. Нет, не обижался — понятно, что пару месяцев без мужского тепла для женщины её темперамента трудно перенести. Нет, он не хотел бы, чтобы у них что-то продолжалось или началось снова. Нет, он больше не испытывал к ней чувств. Но, гамота тебя за ногу, два года же вместе были! Неужели нельзя было по-человечески расстаться, а? Настроение его рухнуло. Нет, не от Наташки, а от того, что она усилила и усугубила негативную волну, созданную неприступной и такой далёкой Алисой.

**

Наташка, конечно, потом его нашла, они о чем-то поговорили, он сказал, что точно — нет, теперь никаких отношений быть не может в принципе, ни за что, и это он ей говорит совершенно верно и откровенно! Затем сходил на перекур с Юджином, пообедал в столовой, поковырялся в носу, в общем, не в этом суть — главное, что весь день ощущение полнейшего одиночества всё сильнее наполняло его. В душе расползалась какая-то невыразимая тоска, какая бывает в минуты возвращения на нелюбимую работу на следующий день после райского отпуска. Хотелось… да ничего не хотелось, оставалось лишь терпеливо переходить из аудитории в аудиторию, заполняя акт описи инвентарными номерами.

К вечеру он узнал, что Юджин свалил пораньше и даже не зашёл за ним. От этого настроение в конце дня стало такое паршивое, будто в душу нагадили драные кошки. Поэтому, после окончания работы, Алекс не стал спешить домой — он неторопливо завершил все дела, выключил свет в аудитории, вышел из здания и неспешно побрёл домой пешком напрямик, не сворачивая к остановке. Последний электробус проехал мимо него и притормозил было, но Алекс махнул водителю рукой, покачал головой, и тот двинулся дальше.

Александр медленно брёл вдоль дороги. Вечернее солнышко уютно золотило тротуар и согревало тело, лениво шумели клёны, а в синем небе с криками носились стрижи. Идти было легко, даже темень в душе на время спряталась в глубины. По всей видимости, дожди закончились, значит, приближается жарынь — так у них называли вторую половину лета. Уже многие годы с конца июня или середины июля по начало сентября становилось невозможно находиться на солнцепеке, который жег во всю силу, до трещин иссушая землю. Кое-где в лесах и полях приходилось даже прокапывать сеть водных артерий, чтобы растительность не погибала. В Аквилее, которая располагалась гораздо южнее их полиса, руководители вложили огромные суммы, чтобы построить и так украсить сотни каналов, что они немедленно стали мировой достопримечательностью. У них в Ахее пока до этого не дошли — просто берега засаживали плакучей ивой, что тоже, впрочем, выглядело неплохо.

*

Примерно через полчаса Алекс вышел на то место, где его в первый раз высадила Алиса. Опять вспомнив о ней, он снова было сдулся, но все же смог усилием воли переключился на другие мысли, подумав, что, может быть, не стоит идти домой, и не лучше ли забежать к тете Гаяне с дядей Гаспаром в гости на кружечку вина? Тем более, что они сами приглашали, да и антимоскитку у них нужно купить, кстати, — щёлкнул он пальцами.

Поэтому он двинулся не по прямой дороге в сторону дома, а свернул направо и потопал вдоль аллеи акаций. Эта густая живая изгородь отделяла дома третьего пояса от дороги. Через равные промежутки в ней были проделаны узкие проходы — входы во дворы, хотя ими редко пользовались, из-за этого тропинка почти заросла травой. Немного не доходя до прохода к своему дому, он услышал чьи-то голоса. Там, за живой изгородью, слева располагалась беседка, стоящая в тени трех огромных тополей, и в ней иногда собирались соседи, чтобы выпить-покурить или поиграть в шахматы.

Можно было бы свернуть в знакомый двор, подойти к мужикам, поздороваться, но он пошёл дальше, к соседним домам, где располагалась лавка дяди Гаспара. Проходя мимо, он услышал знакомый голос:

— Да завали хлебало, Тяпка! Чё ты вечно лезешь, а? Сбегай лучше до остановки, погляди, не подошёл ли электробус.

Алекс насторожился и встал, как вкопанный. Второй голос подтвердил его опасения:

— Сам иди да сходи! Я тебе чё, нанимался?

Это был Тяпа. А первый, значит, это Кащей, сто процентов. Тут вмешался третий голос, уже незнакомый:

— Тяпа, да ты чё?! Не в дружбу, а в службу. Ой, извини, я хотел сказать наоборот. — И хрипло засмеялся.

— Тяпа, в натуре. — Это уже был четвертый голос, очень низкий, глухой. — Давай, давай, двигай. Мы, что ли, побежим? Осторожно только, не светанись!* (не будь обнаруженным)

Послышались удаляющиеся шаги. По всей видимости, Тяпа все же потяпал в противоположную сторону, к остановке. А вот Алекс замер, боясь пошелохнуться. Люди, с которыми он совершенно не хотел бы встречаться, находились всего в десяти шагах от него, за зелёной стеной акации. Они явно кого-то поджидали с остановки, и он даже догадывался, кого именно. Отличное место выбрали — в тени, за деревьями — хоть откуда иди, они тебя увидят, а ты их — нет. В это время из беседки донеслось:

— Кащей, а ты уверен, что он тут? Может, он приехал и уехал?

— Не, пацаны, всё четко. У меня управдом тут прикормленный. Я ему сказал, что когда этот хмырь появится, чтобы мне цинканул* (сообщил). Вот он и слил, что эта гнида тут два дня уже чалится, что продуктов принес, на работу ходит — значит, завис надолго.

— А где он тогда, как думаешь? Три часа уже ждем.

— Может, набухался? Этот управдом говорит, что пьет капитально, где-то бабок нехило натырил* (украл много денег), с увесистой такой котлетой ходит* (носит с собой большую пачку денег). Так что у нас, пацаны, помимо этого тела для битья, ещё и куш намечается! Нормальный вам подгон, пацаны?

— Малорик, Кащей. Нормуль варганишь!* (Хорошо работаешь!) Я отцу скажу, что ты парень с головой. Осталось проверить вас с Тяпой в деле. Мы…

О чем они говорили дальше, Алекс уже не слышал, потому что сначала на цыпочках, а потом во всю прыть убегал все дальше от злосчастного места.

**

К дяде Гаспару Алек не пошёл, потому что в голове царил кавардак, и старики сразу бы это заметили. Да и эти ублюдки были рядом, могли начать прочесывать местность. Что сейчас делать, он не знал. Деньги находись в квартире, с собой только незначительная сумма. Домой не попасть, это и к гадалке не ходи. Надо было что-то делать, а что — непонятно. Куда идти? Может, к Юджину?