Римлянин. Финал

Карл Франц, второй сын Таргуса, родившийся вместе с Марией Аурелией, должен стать курфюрстом Саксонии — это должно стать неизбежностью.

План по захвату Речи Посполитой у Таргуса есть, но он отложил его до победы над османами на Балканах. А потом ему пришлось отложить в тот же долгий ящик османов, так как он недооценил масштаб нестабильности в его державе.

Подавление мятежей займёт неопределённо долгое время, поэтому ему срочно нужны деньги. Необходима определённая сумма, которая позволит вести долгую войну на два фронта — есть риск, что он надорвётся. Поэтому он и не хотел сильно рисковать, тем более, время ещё есть…

Отогнав рабочие мысли, он с добродушной улыбкой открыл дверь в покои семьи.

— Здравствуй, Мария, — обнял он свою жену, вышедшую ему навстречу.

— Здравствуй… — прошептала она ему на ухо. — Я ждала тебя…

— Папа! — выбежал Карл Петер.

Таргус обнял его и поднял над собой.

— Ты подрос, — улыбнулся он. — Выглядишь, как будущий легионер!

— Да! — выкрикнул наследник. — Я стану великим воином, как ты!

— Не сомневаюсь, — ещё шире заулыбался Таргус. — Мария, я хочу есть. Давайте пообедаем.

Прислуга накрыла стол в обеденном зале на этом же этаже — в эгидском дворце курфюрста есть шесть обеденных залов разной степени официальности. Но с семьёй Таргус ест только в зале Семейного крыла дворца.

Дворец Эгиды полон картин, античных скульптур, вырытых из земли или поднятых со дна в разных уголках Европы, где когда-либо жили римляне или греки…

«Иронично, что вся эта современная европейская скульптура выросла из древнегреческой и древнеримской», — подумал Таргус, жуя шницели с олениной. — «Никто не смог создать что-то своё — всё сделано в подражание величию прошлого. Вся европейская культура ютится в тени древнеримского мрамора».

В его родном мире скульптура не замерла, как здесь, а получила развитие. Когда он был молодым, появилось новое веяние — скульптурные автоматоны, очень сложные внутри, но элегантные снаружи. Они выполняли сложные движения, имитируя создание, которое воспроизвёл скульптор — облик их был гиперреалистичным, а движения настолько натуральны, что легко можно было перепутать с живым существом.

Мрамор и бронза перестали интересовать римских скульпторов уже двести с лишним лет, мода прошла, поэтому они перешли на благородные металлы и высокопрочные сплавы. Это был прогресс, а современные европейцы лишь слепо копируют устаревший исторический пласт римской скульптуры, ещё и, порой, ошибочно…

Таргус делает кое-что для искусства — он распорядился, чтобы скульпторы двигались в направлении гиперреализма и больше работали с красками. Это верный путь, потому что только так можно двигаться дальше, а не бессмысленно топтаться на одном месте.

— Иосиф, как проходят занятия? — спросил он у своего пасынка.

— Хорошо, отец, — ответил тот.

— Математика даётся ему с трудом, — сообщила Мария Терезия.

— Почему? — нахмурился Таргус. — Тебе не интересно, сын?

— Интересно, — мотнул головой Иосиф. — Но это сложно…

— Значит, дело в учителе, — пришёл к выводу Таргус. — Мария — побеседуй с ним. Я хочу, чтобы он понял, что курфюрст Баварии не может быть несведущим в математике и у нерадивого учителя могут возникнуть сложности, если он не справляется со своими задачами. Иосиф, я надеюсь, что дело в учителе, а не в тебе, иначе ты будешь сурово наказан. Ты ведь это понимаешь?

— Да, понимаю, — склонил голову пасынок.

— А когда я буду учиться? — спросил Карл Петер.

— Не торопись, — улыбнулся ему Таргус. — Время твоей учёбы ещё придёт.

— Хочешь сходить в театр? — предложила Мария Терезия. — Можем посмотреть новую постановку.

— Я не против, — согласился Таргус.

//Курфюршество Шлезвиг, г. Эгида, императорский театр драмы и трагедии имени курфюрста Карла Фридриха I , 16 октября 1749 года//

— Меня беспокоит то, что ты делаешь, — поделилась Мария Терезия.

Они сидели в императорской ложе, с самым лучшим видом на сцену. Постановка ещё не началась, но ждать осталось недолго — за занавесом происходит какая-то активность.

— Что именно? — уточнил император.

— Все эти мятежи… — произнесла императрица. — Всё это очень опасно…

— Не очень, — усмехнулся Таргус. — Это контролируемый процесс — мы знаем о каждом созревшем мятеже и уничтожаем всех его участников силами легионов. Все недовольные заведомо обречены — их ждёт либо смерть, либо перевоспитание.

— И ещё это… — поморщилась Мария Терезия. — Ты превратил Промзону моего отца в каторгу…

— Это не каторга, — покачал головой Таргус. — Это центр перевоспитания. Вот увидишь — скоро оттуда начнут выходить истинные римляне…

— Почему ты вообще стремишься сделать всех римлянами? — спросила жена.

— Чтобы никто потом не обижался, — ответил на это император. — Все варварские народы, в той или иной степени, ущербны. Эта их ущербность постоянно вызывает конфликты, поэтому я выбрал лучшую культуру, на руинах которой все эти варвары и выросли. Римскую. Им придётся либо принять её, либо вымереть — третьего не дано.

— Это жестоко, — покачала головой Мария Терезия.

— С этим я спорить не буду, — улыбнулся Таргус. — Но что поделать? Так сложилось, что они оказались недостаточно сильными и приспособленными, чтобы выжить и сохранить свои культуры.

— Должны быть какие-то другие способы — тысячи гибнут… — произнесла императрица.

— Нет никаких других способов — если я не сделаю то, что должен, наши империи рухнут, — сказал на это Таргус. — Слишком разные народы, слишком серьёзные вызовы. Спасти их может только романская унификация. Один закон, одна держава, один язык.

Мария Терезия лишь обречённо вздохнула.

— Не забивай себе голову, — попросил её Таргус. — Гольштейн-Готторп-Романовы и Габсбурги ещё никогда не были такими могущественными.

— Император Карл V шёл тем же путём и хотел того же, — покачала головой Мария Терезия. — Он тоже мечтал о всеевропейской империи, слава которой затмит все империи, что возникали и рушились в прошлом.

— Тем же, но не тем же, — усмехнулся император. — У него были мечты о неосуществимом, потому что он не видел конечной цели, поэтому разочаровался и ушёл. Сдался и закончил в монастыре, в добровольном отречении. Я вижу конечную цель. Более того, я вижу промежуточные цели. Я всё вижу. И я не сдамся. Я не устану, не остановлюсь на полпути и, тем более, не разочаруюсь в своей цели.