Римлянин. Финал

Объяснял он это тем, что скоро противник начнёт догадываться о причинах своих катастрофических потерь на поле боя. Кто-то свяжет это с линейной тактикой и скорострельностью новых шлезвигских винтовок, делающих по 8–12 выстрелов в минуту. А уже это наблюдение приведёт к тому, что стихийно возникающий на поле боя рассыпной строй — это не то, с чем нужно бороться, а новая тактика, пригодная для современных боевых действий.

Но императорские легионы давно уже шагнули дальше — они воюют в стрелковых цепях, потенциально беззащитных против кавалерии, но поразительно эффективных даже против пехоты в рассыпном строю.

Говорят, что у французской и английской армий появились «рыцари», то есть, кавалеристы, облачённые в пуленепробиваемую броню. Считается, что они отлично справляются с легионами императора, ведь в России «рыцари» сумели уничтожить целую когорту легионеров, пусть это и не повлияло на исход той битвы.

У мятежников никакой бронированной кавалерии нет, это слишком дорого, поэтому будущее генеральное сражение будет вестись классическими методами.

«Посмотрим, что они выкинут», — подумал Вебер.

//Российская империя, г. Санкт-Петербург, 25 августа 1749 года//

Михаил Васильевич Ломоносов тонул в бумагах.

Все горизонтальные поверхности его кабинета уставлены кипами папок, а сам он сидел за своим письменным столом и изучал всё это.

Он до сих пор разгребает последствия деятельности Эрика аф Лингрена, шведа, выпившего крови больше, чем все комары вместе взятые.

Аф Лингрен проводил какие-то загадочные финансовые махинации, нацеленные на сокрытие доходов казны — ему очень нужны были деньги, поэтому он пользовался абсолютной властью малолетнего Ивана Антоновича, временно русского императора Иоанна III.

И этот бардак, устроенный в финансовой документации империи, разгребать ещё долгие месяцы, потому что решительно непонятно, каким документам можно верить, что подлог, что не совсем подлог, а что составлено добросовестно, но опирается на подложные исходные данные…

Параллельно с этим, Михаил Васильевич занимается реформой управления финансами, наказанием выявленных преступников и старательно дистанцируется от неразрешённого религиозного вопроса.

Последнее — головная боль Ломоносова, так как единственное верное решение конфликтует с поставленной императором задачей.

Ему поручено покончить с Патриархатом, восстановить Синод и довести до логического конца секуляризацию.

Первое и второе он уже сделал, а вот секуляризация…

Попы с трудом стерпели восстановление расформированного мятежниками Святейшего правительствующего синода, ведь у них только что был Патриархат, а подготовку секуляризации восприняли в штыки — ходят неясные слухи о том, что попы готовы поднимать против «немцев» русское крестьянство.

Ломоносов секуляризацию приостановил, потому что страна воюет в Европе и нельзя своими руками развязывать новый мятеж в Российской империи — его поставили сюда не за этим.

Проблем хватает и без этого.

— К вам обер-прокурор Кречетников, — заглянул Геннадий, личный секретарь Михаила Васильевича.

— Проси, — разрешил главный консилиариус Сената Российской империи.

Правительствующий Сенат, после серии совещаний с императором, был разогнан. Его Императорское Величество решил, что проще собрать Сенат заново, чем пытаться заставить работать этот.

— Приветствую вас, Ваша светлость, — поклонился Кречетников.

Михаила, за результаты работы в Швеции, наградили титулом герцога Штирийского. Это ничего не значит, титул сугубо формальный, а Штирией управляет назначенная императорская администрация. Император сказал, что это нужно для увеличения политического веса — пока что, придётся мириться с существованием некоторого количества ещё не до конца изживших себя феодальных аристократов, поэтому важно, чтобы ставленник императора был при титуле. И Михаил стал формальным главой герцогства, в котором никогда не был.

— Приветствую, господин обер-прокурор, — кивнул он. — С чем пожаловали?

Ломоносову на все эти титулы плевать, ему в тысячу раз ценнее то, что он занимается изменением жизней людей в положительную сторону — своими реформами он рушит старый мир, закостеневший в безнадёжно устаревших догмах.

Император дал ему эту возможность, и теперь Российская империя стремительно меняется.

«Но каков же содомит этот аф Лингрен…» — с негодованием подумал Ломоносов. — «Так накрутил тут всего, что чёрт ногу сломит…»

— Пожаловал обсудить секуляризацию, Ваша светлость, — сказал визитёр.

Пётр Никитич Кречетников — сын ныне покойного Никиты Семёновича Кречетникова, действительного статского советника, президента Ревизион-коллегии при Екатерине Петровне.

Пётр, как и младший брат, выбрал военную карьеру, но потом, после возвращения императора, был отправлен в отставку, как и абсолютное большинство офицеров и генералов. Надобность в них отпала, так как за оборону Российской империи теперь отвечают императорские легионы.

Но Михаил знал его отца, поэтому, когда поднялся вопрос о выборе кандидата в обер-прокуроры синода, он вспомнил о Петре Никитиче и предложил его. После тщательного рассмотрения, император одобрил кандидатуру и теперь двадцатидвухлетний поручик в отставке стал обер-прокурором Святейшего правительствующего синода.

Такое назначение вызвало тихое недовольство в рядах чиновников, так как должность высокая и уважаемая, а поставили какого-то юнца.

Истинная причина выбора именно Кречетникова заключается в том, что он очень холодно настроен к Церкви и готов воплощать в жизнь секуляризацию.

— Нечего, пока что, обсуждать, — тяжело вздохнул Ломоносов. — Не вижу возможности провести её безопасно. Если начнётся мятеж, император мне этого не простит.

Насколько ему известно, за императором не замечено такого свойства как прощение. Поговаривают, что он просто не умеет прощать.

— Да он начнётся в любом случае! — воскликнул Пётр Никитич. — Надо начинать, пока они не подготовились!

Ломоносов открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучали.

— Войдите, — разрешил он.

— Ваша светлость, депеша от Его Императорского Величества! — сообщил Геннадий. — Фельдъегерь принёс.

— Проси.

Высокорослый фельдъегерь вошёл в кабинет, лихо козырнул и вручил депешу, а затем снова, не менее лихо, козырнул, после чего покинул кабинет.

Михаил Васильевич распечатал депешу и начал внимательно её читать. На чтение ушло две с лишним минуты.

Кречетникову было очень интересно, что написал император, но от вопросов он воздерживался — ненужные вопросы на государевой службе не поощряются.