Родные дети

— В таком деле душа важнее всего, — рассказывала дома Тане Галина Алексеевна, — и настоящая любовь к детям. Там, у «одаренных», директор думает лишь о том, чтобы его похвалили, все о внешней стороне заботится, и талантливые, способные дети получают совсем не то, что им надо. Я даже не уверена, что их способности там разовьются. А здесь столько ответственности за то, чтобы детям хорошо было, чтобы из них вышли полноценные члены общества. Нет, я обязательно обо всем напишу в докладной записке и пойду на заседание исполкома, чтобы поддержать его требования. Вот будто и мелочь — котлы, ягоды, материалы для мастерских, а в этом проявляется и человек, и работа. Все-таки правильно, что посылают нас проверять, контролировать — может, и удастся помочь... Хорошо, что весь народ заботится! Сейчас же сяду и обо всем, обо всем напишу.

Остался еще один дом на окраине города. Туда Галина Алексеевна ехала уже довольно спокойно, вооруженная опытом проверок предыдущих двух домов. Это был, кажется, обычный спецдом, потому что инспектор, предлагая его, сказал:

— Хотите, этот возьмите, а хотите — на Куреневке, нам нужно обследовать и обычные спецдома.

— А почему же он спец? — удивилась Галина Алексеевна.

— Да потому, что это для детей погибших на фронте родителей — таких домов сейчас много.

Так случайно Галина Алексеевна попала в дом, которым руководила Марина Петровна, где работала Лина Косовская, где жили дети, вывезенные из фашистских концлагерей.

Малыши гуляли в саду, средние и старшие были в школе, Марина Петровна сидела с Софией Мироновной и Линой в комнате завпеда — обсуждали план воспитательной работы.

Как-то вскоре после переезда, тихим вечером, когда дети уже спали, Лина рассказала коротко Марине Петровне о себе.

— И у вас, Лина, никого нет? — спросила она у нее.

— Кроме этих детей, никого. У меня была очень близкая подруга, вся их семья очень меня любила. Недавно я пошла к ним, но мне сказали, что они уехали. Могу ли я остаться работать у вас? У меня, правда, неполное даже среднее образование, но я бы хотела учиться заочно.

— Где, Лина? — поинтересовалась Марина Петровна.

— Раньше я никогда не думала об этом, но теперь мне нравится ваша работа, — сказала, покраснев, Лина. — Я бы хотела поступить в пединститут. И работать воспитательницей в детдоме.

Она и сама немного удивлялась собственному выбору, а Марину Петровну он не удивил. Она заметила — Лина собранная, сдержанная, с природным тактом, и дети ее уважали и слушались. Хотя у нее незаконченное среднее образование, но она была очень развитая, начитанная девушка, к тому же хорошо играла на рояле — что всегда большой плюс в работе с детьми. Если у нее стремление к педагогической работе, надо это поддержать и помочь ей.

Марина Петровна посоветовалась с городским отделом народного

образования, оставила Лину воспитательницей и помогла поступить на подготовительные курсы. С тех пор у Лины не было ни одной свободной минуты. По вечерам, когда не дежурила, долго просиживала над книжками и тетрадками — как и Леночка Лебединская, не пожелавшая «подарить фашистам» ни одного пропущенного в школе дня! И удивительно — это оказывало необычайное влияние на всех детей! Старшие видели, с каким азартом и воодушевлением учатся Лена и Лина Павловна, и старались подражать им. Средние, конечно, старались не отставать от старших.

— У нас прямо какой-то культ учения! — радостно говорила София Михайловна Марине Петровне. — Ты правильно сделала, Марина, что оставила и Лену, и Лину, хотя многие советовали не оставлять Лену, как переростка, в детдоме.

Лине и Лене охотно помогали и София Мироновна, и Марина Петровна.

Лина после волнения первых дней возвращения в Киев внутренне успокоилась. Была работа — нужная, интересная, собственно, не работа, а своя жизнь, своя семья; была цель — поступление в институт; и, кроме всего, была еще одна тайная радость, о которой немного догадывалась Лена да остроносенькая Поля-почтальон — письма от Вити Таращанского.

Какие длинные, откровенные письма писали они друг другу, хотя Лина до сих пор не слала ему свою фотокарточку. И он не присылал своей, но все равно, они уже хорошо знали друг друга. Витя знал обо всех радостях и тревогах Лины, знал, что она была в плену и потому боится даже встретиться с Таней. Он знал, как она много работает и настойчиво учится, как она боится физики и математики, и очень жалел, что меж ними такое большое расстояние и он не в силах помочь ей, ведь он эти предметы очень любил и в военном училище сдал на «отлично».

Вот и сейчас, когда Лина сидела со старшими педагогами и Мариной Петровной, в кармане ее синего рабочего халата лежало еще не читанное и даже не распечатанное письмо от Вити. Потому она была в особенно приподнятом настроении и живо участвовала в обсуждении плана.

В комнату вошла няня тетя Феня и сообщила:

— Марина Петровна, к вам какая-то женщина приехала, из горсовета, с обследованием.

— Пригласите в кабинет, я сейчас. Собственно, мы уже закончили, — обратилась Марина Петровна к воспитательницам, — а Лину Павловну попросим переписать план со всеми внесенными ныне добавлениями.

— Сейчас переписать?

— Да, пожалуйста, сейчас.

И Лина осталась переписывать план, а Марина Петровна пошла к гостье из горсовета.

Дом выглядел не так парадно, как первый, но в нем было по-семейному уютно и спокойно. Именно — спокойно. На всем были видны следы заботливых рук. Цветы в недорогих горшочках, на всех ступеньках широкие дорожки, подушки на диване, в зале картины на стенах, большой портрет юного Ленина и букет цветов перед ним, фото, на рояле раскрытые ноты, уголок с работами детей. Прошли две девочки в коричневых формах, вежливо поздоровались и провели Галину Алексеевну в кабинет заведующей.

— Извините, что задержалась, — входя, сказала Марина Петровна и неожиданно улыбнулась приветливо.

— Разрешите познакомиться, — промолвила Галина Алексеевна.

— Можете не называть себя, — остановила ее Марина Петровна. — Кто-кто, а педагоги вас хорошо знают. А мне сказали — из горсовета.

— Так и есть — по поручению горсовета. — И Галина Алексеевна объяснила, в чем дело. — Но вы знаете, мне хочется, чтобы вы вообще познакомили меня с вашим домом, с детьми. Мне у вас очень нравится.

— Вы, наверное, читали о наших детях? — спросила Марина Петровна.

— Нет, а что о них писали?

— А, так вы ничего не знаете о нашем доме?

— Ничего, кроме того, что это спецдом для детей-сирот.

— Верно, но большинство детей к тому же вывезены из Германии, из концлагерей.

— Как? Из концлагерей? А нет ли среди них мальчика Ясика из Белоруссии? — сразу спросила Галина Алексеевна.

— Ясика нет, а из Белоруссии вообще-то много.

— Расскажите о них, — попросила Галина Алексеевна.