Родные дети

— Слушай! — испуганным шепотом отозвалась, наконец, Тоня.

Светланка вытаращила и без того круглые глаза.

— Только не смейся, — вдруг попросила Тоня.

Светланка замотала головой: как можно?

И Тоня взволнованно начала читать:

Весною я гулять пойду,

У нас цветы растут в саду.

Цветами полон сад прекрасный,

Но нет пышнее розы красной.

А посадила розы эти

Подруга лучшая на свете.

Пусть и она всегда цветет

И, как цветок в саду, растет.

Среди подруг, среди друзей,

Ты лучше всех и всех милей!

Нет, в первое мгновение Светланка не могла вымолвить ни слова! Затем она бросилась душить подругу в объятиях, а потом закричала:

— Зина! Надя! Скорее! — словно что-то загорелось и надо немедленно гасить.

Тоня сидела молча, побледневшая и испуганная, будто что-то натворила, а что — и сама не понимает.

Стихи были прочитаны и раз, и второй, и третий, а подруги никак не могли прийти в себя от восхищения.

Особенно нравились прекрасные и пышные розы!

— Ты станешь поэтессой! — убежденно произнесла Светланка.

— Ты еще будешь сочинять стихи, правда? — спросила Зиночка.

— Напиши о том, как нас завтра будут в пионеры принимать! — подсказала Надя.

— Хорошо, я попробую, — шепотом ответила Тоня. — А Зиночка пусть перепишет стихи на открытку.

— Нет, ты сама перепиши, — отказалась благородно Зина. — У тебя почерк только чуточку хуже, чем у меня. У тебя только «д» плохо выходит и «р», но ты постараешься. Пусть сразу видят, что стихи твои.

Тоня старательно начала выводить стихи на обратной стороне открытки. Потом задумалась. И что-то написала на клочке бумаги и сказала:

— Девочки, слушайте, только никому не говорите:

Все пионеры стали тут

И дружно отдают салют.

Нам красный галстук в первый раз

Надели в этот чудный час.

Я очень счастлива теперь,

Я так же юный пионер!

И я хочу, чтоб в целом свете

Для счастья, мира жили дети!

В целом свете!

Маша читала вчера «Пионерскую правду»; в ней напечатали о маленьких греках в фашистском плену, о голодных детях, безработных в Америке, о маленьких неграх, которых не пускают в школу. И еще там писали о детях в приютах англо-американской зоны. Затаив дыхание, слушали ребята, и старшие вспоминали о себе: Аушвиц, Люблин. А Катя насупила брови и закусила губу — Леночка поняла бы, почему, но Леночки здесь не было. Они вместе вспоминали и говорили только вдвоем об исчезнувших неизвестно куда малышах, и всякий раз, читая в газетах об этих приютах, думали: а может, там и Ясик, и остальные, о которых теперь ни за что и никому не узнать...

Катя посмотрела на свою подшефную четверку — Тоню, Светланку, Зиночку и Надю. Кто бы мог сказать, что и они когда-то пережили все это! Такие обыкновенные милые девочки в коричневых формах с белыми воротничками, в черных передниках и с большими бантами в косах. С веселыми огоньками в глазах. Они все волнуются.

Наконец наступает этот знаменательный день.

Они, все четверо, чувствовали себя настоящими именинницами. Сегодня их принимают в пионеры!

Не меньше волнуется и Маша, милая Маша, которая очень «пришлась ко двору», как говорит Марина Петровна.

Во-первых, Машеньке хотелось, чтобы детям было хорошо, ну совсем, совсем хорошо, лучше, чем могло быть дома; во-вторых, чтобы кипела настоящая пионерская работа, которая бы «воспитывала и помогала»; и, в-третьих, ей все-таки хотелось, чего скрывать! — хоть она и совсем не из честолюбивых, — чтобы их пионерская дружина вышла на первое место в районе и, кто знает, может быть, и во всем городе! Она любила свою работу и в последнее время дневала и ночевала в детдоме, невзирая на рабочие часы. Да и кто здесь и когда считался со временем? Для всех детдом стал будто родным домом. А тут еще появилась неугомонная Маша — увлеченная, непосредственная, искренняя, твердо убежденная в том, что таких чудесных ребят нет больше нигде!

В самом деле, стоит лишь взглянуть на них сейчас, когда они стоят на торжественной линейке. Даже Светланка серьезна и сосредоточенна, словно на всю жизнь хочет запомнить это мгновение. Она выходит и проникновенным голосом произносит пионерскую клятву. Светланке первой Маша повязывает красный шелковый галстук. Ей очень хочется поцеловать Тоню, а за ней — Зиночку, Светланку и Надю, но это никак не предусмотрено ритуалом приема в пионеры! Но она первой сделает это сразу же после торжественного пионерского сбора.

На торжественный пионерский сбор, проходящий в зале, собрались все жители детдома, даже малыши, приехали в гости шефы из танкового училища, шефы из Ботанического академического сада, артистка Галина Алексеевна, школьные подруги. Новых членов пионерской организации поздравляли, целовали, желали хорошей работы и успехов в учебе.

— А теперь, — сказала Марина Петровна, — мы приглашаем дорогих гостей в столовую, — сегодня у нас еще один семейный праздник, совпавший с таким знаменательным событием, как вступление в пионеры. Сегодня в нашем доме целых три именинницы. Нашей Тоне исполнилось сегодня десять лет, нашей Кате — четырнадцать, а нашей Лине Павловне...

— Ой, не говорите сколько! — с притворным страхом перебила Лина Павловна. — Я уже старая!

Марина Петровна засмеялась и не сказала, сколько лет воспитательнице Лине Павловне, и все дети засмеялись. Лишь пятилетний Игорек из группы малышей серьезно сказал Орисе Лебединской:

— А я думал, тетя Лина молодая, а она старая.

Шестилетняя Орися несколько пренебрежительно, свысока, потому что она и впрямь была немного выше мальчика, ответила:

— Они нарочно так сказали, чтобы мы засмеялись!

Игорьку это очень понравилось, и он засмеялся громче всех.

Столики в столовой были поставлены буквой П, и в центре должны были сидеть именинницы. Сегодня все обедали в одну смену — и старшие, и средние, и малыши. Потому столики принесли даже из рабочих комнат, чтобы все — и свои, и гости — разместились.

— У нас именины! — сообщала каждому Орися. Она впервые в своей жизни была на именинах!

Столовая выглядела по-именинному. На столах стояли цветы, а рядом с приборами именинниц были сложены подарки.