Родные дети

Ее, наверное, потому и выбрали на эти ответственные посты, что она была настоящей хозяйкой этого молодого сада.

Ее очень уважали все дети и даже немного побаивались — была она справедливой и прямой, иногда даже до суровости. Ласковая Леночка Лебединская всегда хотела найти смягчающие обстоятельства, всегда заступалась перед Мариной Петровной то за одного, то за другого нарушителя дисциплины, а то и за лодыря. Были и такие — в большой семье не без этого! А Катя — была строга и неумолима и к себе, и к другим. Начав какое-то дело, она уже не бросала его, пока не доводила до конца. Она, например, взялась подтянуть Бориса. Ох уж этот Борис! Он всегда был с ленцой, а после поездки в санаторий и вовсе отбился от рук и тянул назад показатели всего дома в школе. Детям было стыдно! На совете пионерской дружины поручили Кате ему помочь. Ну и взялась же она за него!

Она учила его усердно и строго, и даже перед контрольной в его классе сама не пошла со старшими детьми в театр, как ни уговаривали ее и Марина Петровна, и Лина Павловна.

— Я должна с ним все повторить, — твердо сказала Катя.

— Я с ним повторю, — сказала Лина Павловна.

— Нет, — покачала головой Катя. — Это дело мне поручили, и я должна довести его до конца. Ведь я знаю все его слабые места и все его хитрости. Если я сегодня пойду в театр, а он завтра принесет двойку, я себе места не найду.

Лене, Асе, Лёне да всем девочкам и мальчикам было очень жаль, что Катя не идет, но они знали — слово Катя не изменит. Как же не уважать и не слушаться такой подруги.

Трудно решить, кто был ее самым близким другом. У Кати были хорошие отношения со всеми, даже с младшими — Тоней, Зиночкой, но, пожалуй, больше всего она дружила с Леней Лебединским и с немым Ваней большим, да еще с теми девочками из Ленинграда, которым впервые написала письмо.

Иногда она садилась где-нибудь в уголке и писала, писала, забыв обо всем на свете. Наверное, с ними она была откровенна, как ни с кем.

Катю никогда не видели ни грустной, ни чересчур веселой, но всегда озабоченной. И действительно, дел у нее было много помимо школьных уроков. Главное — сад.

Когда дети только приехали, за детдомом они увидели большой пустырь.

— Вот тут у нас будет сад, — сказала тогда Марина Петровна.

Возле них на много гектаров тянулся сад Академии наук. Как-то работники сада заметили, что дети стоят у забора и смотрят в сад.

Невысокий, уже немолодой мужчина, с черными свисающими усиками, придававшими ему очень домашний вид, набрал полные пригоршни слив и протянул ребятам.

— Нате, детки.

Но дети тут же разбежались. Кто-то из малышей, наверное, бы и взял, но старшая девочка с темными серыми глазами, темно- русыми волосами строго посмотрела на всех, словно запрещая брать.

«Они считают, — подумала Катя, а это была именно она, — что нас сливы и яблоки соблазняют. Мне просто на сад приятно было смотреть».

Небольшой человек с усиками — профессор-академик, как выяснилось позже, задумчиво посмотрел ребятам вслед, — какие они были тогда еще худые и бледные! — почесал совсем не по-профессорски затылок и сказал своим сотрудникам:

— А почему бы нам не пустить их в сад? Если и съедят они какое-то яблоко или грушу, что нам — убыток будет? Ведь дети...

И в тот же день он послал одного из своих помощников на переговоры к Марине Петровне.

После этого Марина Петровна собрала детей и сказала им:

— Вам разрешают гулять в Академическом саду, но за это вы поможете собрать фрукты. Вы понимаете, как вам доверяют? Это большая честь для нашего дома. И я уверена, что вы не подведете во время сбора фруктов и мне не придется за вас краснеть.

Ей все-таки пришлось покраснеть, но не от стыда, а от удовольствия.

Работники сада радушно встретили детей, а профессор Петр Петрович, глядя почему-то в сторону, словно ему было неловко, произнес:

—Ешьте, детишки, сколько хотите. Видите, урожай какой, а вам поправляться надо.

Но та же русая девочка многозначительно посмотрела на всех, особенно на Бориса и Илька, и ответила:

— Спасибо. Мы пришли помогать вам, а не есть.

Ну, неизвестно, конечно, как кто себя вел, ручаться нельзя, но работали на совесть — подбирали падалицу, сгребали и жгли листья. Было так весело и интересно работать всем вместе. А Катя все время расспрашивала Петра Петровича обо всем: и что это такое и для чего.

«На дорожку» (перебежать от калитки к калитке) им все же положили в карманы яблок, а после нескольких дней работы сторож сада привез в детский дом на тачке три большие плетеные корзины яблок, груш и слив.

— Это заработано на трудодни, хорошо поработали! — разводя руками, серьезно пояснил Петр Петрович, — мол, хочешь не хочешь, а расплачиваться надо.

Марина Петровна расплылась в улыбке.

— Мы берем над вашим садом шефство, — продолжал профессор. — Разве можно, чтобы такое прекрасное место пустовало! Это просто преступление! Решили выделить для вас саженцы, даем клубни многолетних цветов, — пусть приучаются дети растить цветы и деревья. Помните, как говорил Антон Павлович Чехов устами одного из своих героев: «Когда я сажаю березку и потом вижу, как она зеленеет и качается от ветра, душа моя наполняется гордостью».

Катя подошла поближе и внимательно слушала, неотрывно глядя на профессора, — как хорошо он говорит!

— А о цветах вы знаете, — он обращался уже к детям — Кате, Лене, Асе и, забыв про их возраст, говорил как со взрослыми: — Сейчас нам поручили разработать большое положение — это будет постановление самого Совета Министров. Подумайте, Совет Министров одобрит постановление о распространении цветов в быту людей! Вот! — Он поднял палец вверх. — А как же! Мы идем к коммунизму — жизнь наша должна быть красивой, благородной, и это все возможно, все в наших руках! Правда? — Он положил руку на плечо Кати, завороженной его словами. — Мы вместе с вами должны сделать прекрасный сад!..

Прекрасный сад!

На следующий день Катя и Леня целый вечер сидели и рисовали план прекрасного будущего сада, так как Петр Петрович пообещал прийти и вместе с ними все разработать. Они хотели подготовить план к его приходу.

— Это будет аллея, — объясняла потом ему, слегка волнуясь, Катя, — тут, вокруг пионерской линейки, можно посадить смородину, крыжовник и малину. Вот здесь вишни и сливы, а яблони на этой стороне, да? Клумбы с цветами должны быть везде, а на линейке, вокруг мачты с флагом, самая главная — как звезда, правда? А там, за яблонями, — Катя чуть-чуть покраснела, — мы посадим табак.

— Табак? — удивился Петр Петрович. — Зачем?

— Он так хорошо вечерами пахнет, — тихо объяснила Катя. — И потом мы срежем листья, и у нас будет свой табак, — сказала она совсем смущенно. — Я умею складывать табак в папуши.

— Разве у вас курят? — засмеялся Петр Петрович.

Но Катя уже овладела собой.

— Нет, — засмеялась и она. — Мы подарим табак взрослым. Ну, в госпиталь... Нашим шефам... Разве плохо?

Петра Петровича взволновал разговор с этой девочкой с таким открытым умным лицом, — и он не только согласился, он горячо поддержал ее желание посадить табак.