Рождение чудовища

Она не знала. Так далеко не загадывала. Прежде ей бы и в голову не пришло задаваться такими вопросами.

– Знаешь, Амади, - проговорил Иму после продолжительного молчания. – Если ты не сложишь голову из-за собственного упрямства, станешь великим! Ты – необычный человек.

– Вот уж спасибо, - зафыркал тот. – От кого бы слышать такие признания!

– Ты зря насмехаешься. Я не знаю никого, кому вообще пришло бы в голову браться за такую многоходовую хитрую затею. В который раз все идет не так, как мы планировали. Наперекосяк. А тебе хоть бы хны! Ты мне напоминаешь… дикого верблюда, который тащится через бурелом и завалы, преодолевая препятствия одно за другим.

– Тоже мне, признак величия! – Амади скривился. – Я знаю кучу людей, обладающих сходным талантом. Я уж было решил – ты хочешь отказаться от участия, - прибавил он. – Ты все чаще высказываешь сомнения, Иму.

– Высказываю, - тот кивнул. – И, будь на твоем месте кто-то другой – я бы давно бросил гиблую затею.

– У меня выгорают даже гиблые затеи.

– Потому я – с тобой. Я ворчу порой, - Иму опустил голову – Накато поразила эта картина. – Ты не обращай внимания на это. Я знаю, что у тебя выгорают даже гиблые затеи. Что до сомнений – я всего лишь человек, Амади. И слаб, как все люди.

– Вот уж изумительный вечер, - Амади дернул головой. – Что это с тобою, Иму? Сперва вздумал мне льстить, теперь взялся прибедняться. Право слово, я не узнаю тебя. Где тот человек, перед которым трясся от страха глава одного из самых свирепых пиратских кланов? Напомни, Иму – как эти головорезы тебя прозвали?

– Дела давно минувших дней, - проворчал тот. – Что проку вспоминать? – помолчал немного. – Мне чудится, или Накато засыпает на ходу?

– И правда, - Амади встряхнулся. – Накато, иди отдыхать, девочка. Тебе нынче ночью снова не спать. Как и вождю Бапото, - он усмехнулся.

Ясно. Ее спроваживают. Под видом заботы – мол, иди отдохни. Впрочем – что ей за дело до разговоров двух колдунов? Это их дело – что у них за планы. А у нее и правда глаза слипаются. Сколько еще ждет ее бессонных ночей?

*** ***

– Мастер Амади! – окликнула Накато. – А не проще было бы обрушить все их постройки и скалы в том месте, где они копают? И они сами уберутся.

Дело шло к вечеру. Иму куда-то отлучился, и девушка с колдуном остались одни возле шатра. Он сидел привычно на поваленном дереве, глядя отрешенно в горящий огонь – точно надеясь увидеть что-то в пламени.

Складывалось впечатление, что Амади с Иму вовсе никогда не спали. Ни один из них не заглядывал в шатер – оба постоянно находились снаружи. Внутрь заходила лишь Накато – чтобы поспать.

– Они-то уберутся, кто ж спорит, - колдун покивал. – А проку с того? То, что они настроили, сослужит добрую службу вождю, что хочет прийти в эти места. И он обещал мне заплатить именно за то, что я выживу отсюда Бапото, не разрушив ничего из построенного им. Чтобы можно было сразу взяться за добычу меди и малахита.

– Мала… чего? – девушка наморщила лоб.

– Малахита – так называют зеленый камень, который здесь добывают. Из которого твое платье сделано.

– А зачем он нужен? Из меди делают ножи и кувшины, наконечники стрел и копий. А чем зеленый камень отличается от любого другого камня?

– Сразу видно по речи человека, что привык копать из земли червей заостренной костью, -посетовал Амади. – Малахит ценят за красоту. А из не слишком красивых образцов выплавляют все ту же медь. Она находится в составе этого камня. Из него выжигают примеси, и он обращается блестящей медью. Но из особенно красивых образцов зеленого камня делают украшения, вырезают чашки, даже украшают дворцы правителей.

– Что украшают?

– Ваши вожди живут в шатрах, - колдун тяжело вздохнул. – Ты уже видела поселок. Это место, где люди живут и не кочуют. Правитель – это вождь, который правит целым народом, который живет на одном месте. Строит там поселки, а то и целые города. А дворец – это… шатер такой – неподвижный, как дом, и очень красивый. Он из камня – вот, как здесь постройки. Только просторный и богатый.

Накато, помедлив, кивнула. Объяснение колдуна оставило чувство невразумительной мешанины. Он лишь махнул рукой – сам увидел, что она ничего не поняла.

– Мне обещали плату за то, что я выживу Бапото из этих мест, - повторил он. – Выживу его самого, так, чтобы месторождение малахита и меди осталось невредимым. И постройки пригодятся. Ну, и чтобы никто другой не зарился на эти земли.

– А желание зариться у них исчезнет, когда поползут слухи – мол, здешнего вождя прогнала хозяйка гор. Разгневалась за что-то.

– Именно так!

– И что тебе дадут в уплату? Что может быть нужно колдуну? – она с любопытством на него уставилась. – Ты можешь пойти куда угодно, набрать любых трав. Поставить шатер в любом месте, найти еду. Дикие звери тебя не тронут. Я знаю, что иногда платят серебром, и даже видела как-то серебряную монету. Но на что тебе серебро?

– Серебряная монета в степи? – удивился Амади. – Вот это примечательно! Но нет, мне заплатят не серебром. А кое-чем куда более ценным. Ты и сама увидишь – такое стоит видеть своими глазами.

Девушка кивнула. Она помнила случайно услышанный обрывок разговора брата со стариком Аситой. Серебро высоко ценили. Так высоко, что даже выше меди. Правда, зеленый камень малахит она впервые увидела, очутившись здесь. Быть может, и были у кого-нибудь в степи зеленые малахитовые бусы. У них в кочевье – точно не было. Мунаш непременно пожелала бы себе такие. И получила бы их.

Лицо красавицы Мунаш, любимой жены брата, неожиданно ярко стало перед внутренним взором. Да помилуют ее боги охоты. До чего все-таки хорошо, что она не дома!

Небо затягивал ранний зимний сумрак, над кромкой гор вдали появились две самые первые звездочки. Иму, должно быть, уже не явится. Скоро – костер, зеркало и зов человеческого вождя до самого рассвета. И духи. Неведомые духи, тянущие прямо к ней черные корявые пальцы.

Право слово, лучше уж духи, чем Мунаш с ее капризами и оплеухами!

*** ***

Вскоре Накато прекратила обращать внимание на духов.

Они были здесь, рядом. Постоянно. Сделались чем-то обыденным – как все время горящий костер, как горы со всех сторон, как небо над головой.

Девушка привыкла видеть, как меняются очертания ветвей кустарника в зеркальном отражении по ночам, в тусклых отсветах костра. Это происходило каждый раз, как приходил отклик от вождя Бапото. Накато на расстоянии чувствовала его растерянность и злость. И отвращение – к ней, мешающей спокойному сну, к самому себе, собственной слабости.