Рождённая на стыке веков

Мне стало стыдно, ведь из лагеря могли возвращаться только враги народа или преступники.

– Не злись, дочка, это я так, полюбопытствовала просто, – сказала женщина и отвернулась.

– Ты чего злишься? – удивилась я и посмотрела на женщину, которая отвернувшись, плакала.

– Я не цыганка, бабушка, я узбечка, – сказала я ей.

– Бабушка… значит за бабушку меня приняла? – улыбнувшись, сказала женщина.

Я виновато пожала плечами.

– Простите… я не хотела Вас обидеть, – ответила я, тоже улыбаясь ей.

– Да ничего. Горе меня состарило. Мне же всего сорок восемь лет. Сына моего тоже забрали, а за что и не знаю. Где он, что с ним, неизвестно. Вот, еду в город, может там скажут, – сказала женщина.

Наступило молчание, кажется, каждый из нас думал о своём. До Архангельска больше об этом не говорили, больше спали, чтобы быстрее проходило время. Я немного успокоилась, полная надежд, что обязательно увижусь с сыном.

В город приехали поздним вечером, идти было некуда.

– Что же вы делать будете? На вокзале ночевать? – к нам подошла женщина, что ехала вместе с нами.

– Наверное, больше идти некуда, – ответила Даша.

– Пошли со мной, у меня в городе дальняя родственница живёт, у неё и переночуем, – сказала женщина.

– Но… неудобно, ей это может не понравится, – ответила Даша.

– Она добрая, согласится. Пошли, – решительно заявила женщина.

И мы пошли. В здании вокзала было очень холодно, оставаться там на ночь было нереально. Родственница жила недалеко от вокзала, это был свой деревянный дом, три небольшие комнаты и сенцы. Женщина постучала в низенькое окно, где тускло горел свет, дверь открылась.

– Дарья? Ты? А это кто с тобой? – воскликнула хозяйка дома.

– В дом впусти, Пелагея, в доме и поговорим, – ответила Дарья.

– Надо же… тёзка, значит, – тихо произнесла Даша.

Пелагея посторонилась и мы прошли в сенцы, где было темно, но из открытых дверей комнаты, просачивался свет. В сенцах стояла лавка, на которой стояло оцинкованное ведро с питьевой водой, под лавкой, старая обувка и веник. На стене, на двух гвоздях, висели вещи. Мы прошли в комнату. Длинный стол и скамья у окна, печь, от которой шло тепло.

– Садитесь, у меня каша ещё тёплая. Картошка есть, – захлопотала Пелагея.

– Давай, я помогу тебе. А вы садитесь, – сказала Дарья.

Мы поблагодарили хозяйку и сели за стол, на который женщины поставили горшок с кашей и остывшую картошку. Пелагея из-за печки достала хлеб, завёрнутый в полотенце и развернув, перекрестила хлеб и тонко нарезала. Мы с Дашей смущённо улыбались. Дарья тоже села напротив нас.

– Ну что? Ешьте, что Бог послал, – сказала она.

– Право… свалились мы Вам, словно снег на голову, Вы уж простите нас. Идти было некуда, мы с подругой впервые в этом городе и очень благодарны Вам, Пелагея и Вам, Дарья, за вашу доброту и хлеб на столе.

– Что же, не люди мы, что ли? Хлеб сама пеку, а вы ешьте, – сказала Пелагея, стоя над нами.

– А ты тоже садись, чего стоишь? Дети спят, верно? – спросила Дарья.

– Спят, время позднее, умаялись за день, – сказала Пелагея, наконец сев напротив Дарьи и с любопытством разглядывая нас при тусклом свете.

Мы с аппетитом принялись есть, хлеб казался божественно вкусным.

– О сыне ничего неизвестно? – спросила Пелагея, посмотрев на Дарью.

– Нет, неизвестно. Куда обратиться, уже и не знаю, – с грустью ответила Дарья.

– А у вас какая беда? В город зачем приехали? – спросила Пелагея, рассматривая нашу одинаковую одежду.

Кажется она поняла, откуда мы едем, но промолчала.

– У Вас в городе Детский дом, второй. Сын мой здесь, найти его надо, – произнесла я, с надеждой посмотрев на Пелагею.

Она с удивлением взглянула на Дарью.

– Ну… есть такой. Повезло значит тебе, дочка. Я там уборщицей работаю. А сына как зовут? Правда, детишек там много, могу и не знать, – сказала Пелагея.

От её слов, у меня радостно забилось сердце.

– Абдулла! Абдулла его зовут. Может знаете? – чуть не плача, спросила я, привстав со скамьи.

– Ты садись, дочка, поешь. Разберёмся. Абдулла… – напрягая память, произнесла Пелагея.

Но есть я уже не могла, Даша гладила меня по руке.

– Успокойся, Халида. Видишь, как нам повезло? Найдём мы сына, не переживай, – тихо говорила Даша.

А я вдруг заплакала, чувства переполняли меня, тоска по сыну так извела, что я не смогла удержаться.

– Ну что? Вы вспомнили его, моего Абдуллу? – сев обратно, спросила я.

– Таких имён в детском доме нет, дочка. Только ты сразу не отчаивайся. Сложное имя у твоего сына, могли поменять его на русское. С утра пойдём детский дом, заведующая у нас, добрейшая женщина, она тебе поможет, – сказала Пелагея, с жалостью посмотрев на меня.

Эти её слова меня успокоили. Я как-то и не подумала, что Абдуллу могли назвать по-другому. Мы ещё долго сидели за столом, тихо разговаривая. Потом Пелагея провела нас в комнату и указала на широкую кровать.

– Поместитесь с подругой, а мы с Дарьей ляжем в другой комнате. Там мои шалопаи спят, – сказала Пелагея.

Меня переполняло чувство благодарности к этим женщинам. Я подошла к Пелагее и крепко обняла её.

– Спасибо вам! Мне сам Аллах послал и Дарью, и Вас, Пелагея, – воскликнула я, чуть не плача.

– Я тоже мать и Дарья тоже. Два года мыкается, сына найти не может. Ночью его забрали и всё. Живой ли, нет ли, и не знаем. А парень и не виноват ни в чём. На кузнице работал, кому помешал? – ответила Пелагея.