Рубиновый лес. Дилогия
Шрифт:
– А что он? Какой у него алог? – закусила нижнюю губу я.
– Язык не повернётся алогом это назвать, ибо ему что дар, что проклятие – он всему рад! Крыльями его наградили, потому что думали, что он уродства не вынесет. А дурень этот лишь сильнее возгордился! Никакие наказания ему нипочём. Все беды как с гуся вода. Вот что непомерная любовь к себе делает!
– А то, что он стихами извечно говорит? Это тоже часть алога?
– Нет, это потому что он выскочка хвастливый.
– А что же ваши маски?
Госпожа обратила на меня свой взор и, судя по звуку, ухмыльнулась.
– Тоже нет. Это семейные скрепы. Обещание единства.
Мне захотелось и об этом её расспросить, но я сдержалась, решив, что и так позволила себе слишком многое. Сразу начинать с чего-то вроде «Освободите моего
– Кроличья Невеста. – Я резко остановилась на полушаге. Поступь остальных, плетущихся позади, была почти не слышна, настолько сильно мы оторвались от них. – Вы о ней в прошедшем времени сказали. Значит, знаете, что она умерла.
– Разумеется, знаю.
– Тогда почему же ничего не сделаете с тем, кто её убил?
Я не хотела, чтобы это прозвучало как упрёк, но именно он это и был. Ведь пока земля наша людская черствела и гибла, пока люди целыми семьями исчезали в тумане, только я и мой отец изводились в попытках всё исправить. Однако жители Круга молились о спасении вовсе не нам, а богам; богам, которые никогда не внимали им, а продолжали сажать тыквы и цветы в своих садах. Лишь Совиному Принцу было не всё равно, но даже он бездействовал, ограничиваясь размытыми подсказками и предсказаниями, но никогда не вмешиваясь в ход вещей лично. Я догадывалась – надеялась, – что у него есть на то свои причины и что неверно судить о божественном по-человечески. Но теперь, когда беды затронули самих богов, их бездействие точно было вздором.
Волчья Госпожа остановилась тоже, и мне показалось, что вместе с ней остановился ветер, несущий за нами по пятам золочёные листья.
– Сколько богов, по вашим поверьям, пришло на выручку людям, когда землёй правил Дикий? – спросила она, не оборачиваясь, и я почувствовала себя так, будто стояла под натянутой тетивой.
– Четверо.
– Четверо пришли, – сказала Госпожа. – Четверо ушли. И лишь четверо могут прийти вновь. Нас должно быть ровно столько, чтобы покинуть сид, ибо мы повязали Дикого, потому повязаны друг с другом. – И она постучала ногтем по резьбе своей маски, такой тонкой и искусной, что можно было пересчитать каждую шерстинку, изображённую на ней. – Вы, люди, считаете нас своими богами, но мы не боги – мы сиды. И у нас тоже есть закон. Однажды мы уже преступили его ради вас, но это не значит, что мы обязаны делать это снова. Думаете, построили нам неметоны, эти пустые хладные склепы из нефрита, отсыпали клубники в миски, как собакам, и можете когда угодно просить нас судьбу менять?
– Но вы же Матерь сейда… – прошептала я, и Госпожа дёрнула плечом.
– Не зови меня Матерью! И хватит так благоговеть передо мной! Ты хоть знаешь, что я сделала? Это ведь я не позволила Совиному Принцу остановить Рок Солнца! Это я отказалась покидать сид ради вас, а потому его не смогли покинуть остальные, и тебе пришлось делать всё самой. Пришлось умереть. Это я виновата в том, что пострадала Кроличья Невеста, бездне на корм пошла.
И, оттолкнувшись своим посохом о землю, Волчья Госпожа пошла вперёд, оставив меня, растерянную, позади. Тогда я окончательно убедилась, что на самом деле Госпожа вовсе не злится. То, что я приняла за злость, было её виной, признанием своего проступка и той тяжестью, с которой она встретила его последствия в моём лице. Может быть, люди и впрямь заслужили равнодушие богов после того, что те потеряли из-за нас?
«Мы не боги – мы сиды». Даже когда мы продолжили молча идти друг за дружкой, эти слова звенели у меня в ушах погребальным боем. Все мои надежды и чаяния развеяло тем самым ветром, что снова поднялся, всколыхнув белую шерсть волчицы и рыжие косы Госпожи вместе с дорожкой из золочёных листьев. Значит, я верно поступала, никогда не уповая на богов.
Сначала эта мысль откликнулась внутри досадой, даже ужасом, но затем всё улеглось. Ведь ничего от этого не изменилось. Люди не раз справлялись с бедствиями сами, а мы с Солярисом и вовсе были вместе лишь благодаря трагедиям. Сумели обойтись без божественной подмоги в первый раз – сумеем
и во второй.Поняв, что на этом мой разговор с Волчьей Госпожой полностью окончен, я замедлилась и наконец-то дождалась Соляриса вместе с остальными, вежливо идущими на двадцать, а то и тридцать шагов позади нас с Госпожой. К тому моменту мы, оказывается, почти полностью преодолели Кристальный пик, отчего уже через десять минут впереди донеслось:
– Открывай, господин совиный! Волчья Госпожа к тебе пришла! Ну же, открывай! Оглох, что ли?!
Верещание Дагаз наверняка слышал весь лес, поэтому маловероятно, что Принц мог её не заметить. Тем более что священная обитель его оказалась вовсе не такой громадной, как я себе представляла. Действительно совиный дом – и не замок, и не гнездо, но всё равно сказочное диво.
Дом стоял на самой вершине средь хрустальных деревьев, растущих полукругом, листья которых были не прозрачные, а золотые. Точь-в-точь такие, какие летели по ветру и выстилали Госпоже дорогу, а теперь собрались ковром у его порога. Ими же засыпало и крыльцо, сквозь которое проросла часть деревьев, поддерживая конструкцию дома подобно колоннам. Сам дом был очень – очень! – высокий, не ниже семи этажей. Причём стояли они друг на друге неровно, как ящики, неуклюже нагромождённые на морском причале: второй этаж съехал куда-то вправо, третий – влево, а четвёртый словно кренился назад, утягивая за собой остальные. Казалось, будто весь дом танцует и вот-вот рассыплется на части. Кверху он сужался, заканчиваясь острым шпилем, и маленькие треугольные башенки, хаотично разбросанные, торчали со всех его сторон, как и окна – разных форм и размеров. Обитель Принца словно вобрала в себя все его ипостаси сразу – мудрец, вдохновитель, поэт, покровитель убийц. Чёрное дерево, стекло и драгоценности.
– Открывай, пернатый господин!
Дагаз первой запрыгнула на овальное, как сплющенная монета, крыльцо и принялась барабанить по двери рогатым черепом на посохе, пока её ворон, усевшись на подоконник, постукивал клювом по витражу. Но ни через минуту, ни через пять, ни через десять, как они ни старались, никто нам так и не открыл.
– Это мы что, столько дней ползли в эту тараканью срань, чтобы Совиного Принца дома не застать?! – возмутился Кочевник, буквально сняв у меня с языка слова, которые я никогда бы не решилась произнести вслух.
Его выбритые виски блестели от пота, а тонкая косичка под шеей растеряла все бусины, которые Тесея старательно вплетала на последнем привале. Сама Тесея выглядела и того хуже – еле держалась на ногах от усталости, покачиваясь, как и Мелихор, усевшаяся прямо на землю в ворох позолоченных листьев. Лишь Солярис держался степенно, сложил руки на груди и притоптывал нетерпеливо. Однако тело тоже начинало его подводить: спина горбилась, губы потрескались, а золотые глаза потускнели и стали казаться красными из-за лиловых теней, пролёгших под ними.
– Хм. – Волчья Госпожа подошла к двери, и Дагаз тут же уступила ей место, склонив голову низко-низко. Вот только стучать Госпожа не стала: просто подтолкнула дверь своим посохом, и та тут же открылась нараспашку, впуская внутрь вихрь из листьев и выпуская спёртый воздух с запахом кожаных переплётов, чабрецового чая и сухой древесины. – Похоже, Принца и впрямь нет дома. Но, кажется, причина на то веская.
Госпожа скрылась внутри вместе со своей волчицей, едва протиснувшейся в двери, и мы тоже вошли по очереди. Так же по очереди каждый из нас и вздохнул, потрясённый тем погромом, что здесь царил. Стулья, обтянутые красным бархатом, лежали перевёрнутые, со сломанными ножками и погнутыми спинками. Обеденный стол и вовсе был расколот пополам, опрокинутый на бок в углу средь осколков глиняной посуды, с которых на деревянные половицы ещё капал остывший чай. Чуть дальше пол покрывал тонкий слой размазанного воска – кто-то разбросал горящие свечи с полок и держателей. Удивительно, как те ничего не подожгли. Зато верхние этажи беспорядок не затронул: нужно было лишь задрать голову, чтобы увидеть их все, ибо потолков в доме не было, как и деления на комнаты. Дом представлял собой единое пространство, словно огромный и высокий шкаф. Всюду стены подпирали книжные стеллажи, но нигде не было ни лестницы, ни даже маленькой табуретки, чтобы встать и дотянуться до них.