Русские не сдаются!

Ну, и не будем.

Наибольший чин из присутствующих, насколько я сумел понять, был у ротмистра Саватеева Дмитрия Алексеевича. Он и вел себя степеннее, посматривал на всех, словно отец за сыновьями. Было видно, что Саватеев чувствовал себя ответственным за все, что происходит.

— Господа, за здоровье её императорского величества! — провозгласил я первый тост и осушил глиняный стакан с вином.

Бокалов и фужеров наше застолье не предполагало.

— Лейтенант Данилов! — строго и даже несколько со злобой произнёс ротмистр Саватеев.

Это обращение привлекло внимание всех присутствующих. Данилов поморщился. С вызовом посмотрел на меня, а после на ротмистра, и всё же выпил свою порцию венгерского.

Занятно. Ведь налицо явное пренебрежение персоной императрицы. Ведь Данилов не только скривился от упоминания мной Анны Иоанновны, он попробовал и отставить чарку с вином. Насколько я знал, при этой императрице были введены жесткие законы, когда даже монету с ее изображением нельзя бросать, не попав под подозрение в осквернении имя государыни.

Не сказать, что я так сильно воспылал любовью к государыне. Но понимал, что раз она признанная императрица, то невозможно начинать застолье без того, чтобы выпить за её здоровье.

Впрочем, инцидент не имел продолжения. Господа офицеры, будто и не заметили ни поступка Данилова, ни того, что ротмистр все же призвал его к порядку. Все стали жадно есть. В какой-то момент я даже подумал, что, хоть и накупил еды с лихвой, её может не хватить. Сразу два окорока были взяты в руки. Ели мясо не чинясь, не опасаясь вымазаться. И остро заточенные ножи русских драгунов начали срезать мясо большими ломтями. Не остались без внимания и петухи.

Этикет? Нет, не знают мои гости, что это такое! Или не считают нужным здесь и сейчас манерничать. Но мне подобное поведение офицеров даже по нраву. Не любил я и в прошлой жизни жеманности и показушности за столом. Дескать, все вокруг быдло, а я умею распознавать среди множества вилок ту, которой едят моллюсков! Интересно, а при дворе так же? [Возможно, сама Анна Иоанновна и не блистала этикетом, но при дворе неизменно были столовые приборы с ножами, вилками для разных блюд и всем сопутствующим].

— За гостеприимного хозяина! — провозгласил тост ротмистр Саватеев.

Казалось, что присутствующим уже вообще не важно, за что пить, главное — не прекращать это увлекательное дело.

— Позвольте, господа, выпить мне за своё! — решительно произнес лейтенант Данилов.

— Не портили бы вы вечер, сударь! — всё же не выдержал я. — Если у вас есть ко мне вопросы, я отвечу на них. Но такое поведение неприемлемо.

Данилов поморщился, отошёл в сторонку и залпом выпил вино. А я недоумевал, что с лейтенантом не так, и почему такая реакция на моё присутствие. И зачем тогда он вовсе пришёл?

Вскорости начал накрапывать дождь. Тот навес, что был над столом, не спасал — уже скоро дождь усилился и пошёл косо, так что спрятаться от ненастья можно было только в шатре.

Солдаты споро перенесли стол, три лавки, взятые в аренду у того же Саватеева. Пришлось ютиться на крайне ограниченном пространстве. Все же мой шатер был куда как меньше Миниха, где и пять десятков человек разместятся.

— В тесноте, да не в обиде! — произнес я известную присказку.

Не скажу, что с моими словами согласились все гости, наверное, и никто не согласился. Но деваться некуда. Начался настоящий ливень с грозой и молнией.

Однако через час обильного питья и поедания, как по мне, так слегка сыроватых колбасок, всем было уже абсолютно безразлично, в тесноте ли они находились, или в просторном помещении. Только один человек всё бросал косые взгляды.

Я хотел уже было подойти к Данилову, потребовать от него объяснений, но, с одной стороны, уединиться для разговора не было где, если только под дождем, с другой стороны — вездесущий, говорливый Смолин опередил меня, обращаясь к лейтенанту:

— Антон Иванович, а как же лихость да удаль показать?

— Дождь нынче. И без того в войсках хворых четверть. Еще и мне захворать? — вполне рассудительно ответил Данилов.

Но вскоре ливень сошел на нет, и вся наша компания, успев несколько набраться вином, вывалила наружу. Я, как и остальные, был в штиблетах, полуботинках, которые почти моментально пропустили воду, и ноги стали мокрыми. Первый путь к простуде.

— Лейтенант Данилов! — вопрошал ротмистр Саватеев, показывая на небольшой, размером скорее в грейпфрут, кочан капусты.

Теперь до меня дошло, зачем офицеры притащили с собой овощи. Сперва я подумал, что это еда. Нет, это мишени.

Смотря на меня, Данилов извлек из ножен свою тяжелую, армейскую шпагу и ухмыльнулся.

— Кидай! — с задором сказал Данилов, и Смолин подкинул капусту.

Два взмаха, и кочан был нашинкован. Два! Еле уловимых взмаха! Я невольно посмотрел в сторону, где стоял сержант Кашин, с расстояния взирающий на начавшееся представление. Иван Кашин также был впечатлен. Так что это не только я, по незнанию или неопытности в деле фехтовании, поразился мастерству лейтенанта. Данилов и вправду показывал что-то удивительное.

И с ним дуэлировать? А ведь я сам близок к тому, чтобы вызвать гордеца Данилова. Уже и терпения не хватает, чтобы выдерживать недовольную мину лейтенанта.

— Ставь! — радостно сказал Данилов.

Смолин понял его, и на деревянном прутике появилась луковица. Лейтенант отвернулся, закрыл глаза… Резко повернулся и точно срезал самую верхушку овоща своей тяжелой шпагой. При этом луковица, только чуть насаженная на прут, осталась на нем же.

И был в этот момент Данилов каким-то другим. Он словно ребенок веселился. Как дети часто хотят похвалы и внимания от родителей, радостно кричат: «Папа, смотри, как умею!» и делают ну совсем обычный прыжок вперед. Вот только нужно похвалить свое чадо, он же старался, прыгал. Эх… Потерял я свою семью. И похвалил бы Данилова, но как-то неуместно.

— А что, гвардия, так можешь? — сказал уже другой Данилов, с лицом неискренним, а наполненным злобой.

— А стоит? И с чего вы со мной, словно с мужиком говорите? — я решил не смягчать тона.

Во-первых, ну надоело. Каждому терпению приходит конец. Во-вторых, я так не умел, мое мастерство владения шпагой явно не дотягивало до уровня Данилова. И если сейчас, так сказать, не изменить информационную повестку, то придется признаться в отсутствии мастерства. Что подумают? Что гвардеец, который позиционирует себя боевым офицером, не способен что-то показать из своих навыков владения шпагой?