Русские не сдаются!
Шрифт:
Не сказать, что с конями я в прошлой жизни вовсе дела не имел. В войну пришлось и этим видом транспорта пользоваться. Но я не ходил в кавалерийскую атаку, я только худо-бедно, при отсутствии иного транспорта, доезжал этаким видом из пункта А в пункт Б. Да и тогда испытывал явный дискомфорт. Так что Штирлиц, то есть я, был близок к провалу. Как же! Гвардеец — и не ловок ездить верхом!
Впрочем, если только даст жизнь, я и это освою. Тело нынче молодое, а разум по-прежнему крепок.
Юрий Федорович Лесли был невысокого роста, телом худощав, а вот лицо удивительным образом было наливное, с оттопыренными щеками. Такой получался головастик. Но стоит только почувствовать
Не только я рассматривал своего нынешнего командира, он так же оценивал меня, причем делал это подчёркнуто, на грани оскорбления. Обходил кругом, откровенно осматривал с ног до головы. Мне даже показалось, что он был готов посмотреть и мои зубы, как при выборе коня. Хорошо, что обошлось.
— Нету разумения у меня, зачем вас прислали ко мне. Опосля баталии у меня хватает офицеров, его высокопревосходительство граф Миних уже восполнил вакансии, — говорил полковник Лесли, без излишней вежливости. — Только что своими двумя плутонгами неполными и командовать будете, понеже приставить не к кому [Под «баталией» Лесли имеет в виду случившееся 15 мая 1734 года сражение его резерва с французами, где полковник одержал убедительную победу].
— Я буду рад, ваше превосходительство, если мои солдаты будут рядом со мной, — поспешил сказать я, не скрывая воодушевления.
Для меня нет ничего более скрепляющего дружбу, чем совместный бой. И гвардейцы, которыми я командовал, проявили себя отлично. Более того, я немного, но уже смог оценить их. Уверен, что и в этом времени не так часто можно встретить людей, что не теряются в бою, напротив… Чего только стоил эпизод во время баталии на «Митаве», когда сержант притащил охапку заряженных пистолетов!
— С чего такое удивление? А кому ещё командовать гвардейцами, как не гвардейскому офицеру? — сказал полковник и пристально посмотрел на меня, будто желая разоблачить во мне умалишённого.
Да, чего-то я не понимаю, и не мудрено. Нужно быть осмотрительнее, больше слушать, меньше показывать эмоции.
— Вы, господин гвардеец, токмо не мешайте справно службу нести иным. Образуется всё, отбудете до Петербурга — и поминай, как был, — с металлом в голосе сказал ещё полковник.
— И в мыслях не было! — ответил я, после чего меня сопроводили к месту, где отдельно я буду располагаться со своим отрядом.
У нас, оказывается были свои палатки, что получены были при отправке в Данциг. Моя палатка, или небольшой шатер, была чуть больше, чем ещё пять, условно могла бы считаться просторной, человек на восемь. Но это в будущем, у туристов из двадцатого века. Сейчас бы я её окрестил как для унтер-офицерского состава, но не офицерскую. Вообще же в лагере стояли целые шатры, в которых, как несложно было догадаться, жили офицеры.
Но не идти же по этому поводу ругаться — мол, палатка не по чину. Да и к кому, если такую выделили в моем гвардейском полку! И так от меня ждут чего-то этакого, с подвывертом, капризов гвардейского. Намекал же на что-то полковник!
Уже установилось отношение к гвардии, как к задиристой элите, которая не столько воюет, сколько сибаритствует, кутит да драки устраивает. А ведь петровские времена вот только недавно и были, десять лет назад. Только-только гвардия стала участвовать в государственных переворотах, так что почувствовали свою силу да разбаловались.
Екатерину, жену Петра, поставил на трон Меншиков, но при помощи гвардии. Меншикова скинули также не без помощи гвардии. Ну и Анна Иоанновна стала императрицей, а не бутафорской бабой на
троне, только потому, что гвардия позволила ей порвать кондиции, ограничивающие власть императрицы. Ведь каждый, кто использовал гвардию для своих нужд, покупал её благосклонность и усердие подарками и выплатами. И докажи им всем теперь, что я не такой, что не продаюсь!Мой тёмно-зелёный кафтан с яркими красными обшлагами выделялся на общем фоне.
— Сержант Кашин, имеете разумение, как применить себя нынче? — спросил я.
— А что тут сделать, ваше благородие, как ждать приказа. Нас не поставили и в караул, как и приварку не дали, — сетовал мой заместитель. — С такой кашей… Долго не протянем, ваше благородие.
Действительно, на довольствие поставили, но лишь по нормам солдатским. Да и ладно бы, если еды по этим мерам достаточно было, пусть и не изысканной. Так нет, солонины и ячменя со ржаной мукой хватит разве только на четыре дня, ведь рассчитывать надо на два десятка мужчин. А выдали на седмицу, то есть на неделю, и будто бы человек на десять.
— С приварком разберёмся. На, держи, — сказал я и выдал Кашину три увесистых серебряных монеты.
Сержант посмотрел на монеты, на меня, снова на монеты.
— Прошу простить меня за вольность. А что, срамных девок ещё приглашать? Али изысков каких употребить желаете? Табаку купить, венгерского вина? — спросил Кашин, введя меня в замешательство.
Как-то я даже не подумал о том, что тут ещё и девки есть. Нет, мне такое счастье и задаром не нужно. Читал я про срамные болезни этого времени. Да и не люблю откровенную грязь в отношениях между мужчиной и женщиной. Но сам факт, что они тут есть, уже интересный.
— Маркитанты, как я слышал, тут имеются, тот же Исхак, что мы видели. Вот у них на всех и возьми… Не знаю, сала, хлеба да какой редиски, — сказал я и вновь встретил непонимание.
— Редьки, может, ваше благородие испрашивали. Редиску не ведаю такую, — сказал сержант.
— Давай редьку! — сказал я.
Не люблю я её, но буду есть — зараза, с витаминами, полезная.
Три монеты по четверти экю, так определил те кругляши с щитом Кашин. По его словам оказывалось, что за такие деньги у маркитантов он может даже сторговать и вино для повседневного потребления в течение недели для меня и, как намекнул сержант, и его.
Идею употреблять горячительные напитки я отмёл. Тем более, что нам было выдано положенное солдатам хлебное вино. А вот организовать не только котловое питание, но и кипячение воды были обязаны. И для этого нужно было ещё отправиться самостоятельно в лес за дровами. Благо, мы почти в лесу и находились, на месте произошедшего не так давно сражения.
Не самое лучше место, следует сказать. Мух было не просто что много, их было кошмар как много. Если тела убитых французов, как и русских, были преданы земле, то никто не озаботился присыпать землёй те места, где была пролита кровь и даже утеряны части тела. Вот и роились мухи, благо, что не конец лета, так ещё не кусались. Но приятного всё равно мало.
— Отправь солдат, чтобы прибрались… присыпали землёй, где мухи кружат, — уклончиво сказал я, намекая ещё и на следы человеческой жизнедеятельности.
Дело в том, что нам выделили место под проживание на окраине русского лагеря, у того же леса, куда справлять свою нужду русские солдаты далеко не бегали, предпочитая ветерок, обдувающий чресла во время вдумчивого процесса…
Я уже слышал, что французы, как и поляки, могут прятаться в лесу и разведывать, оттого никто не хотел быть застигнутым врагом врасплох, да ещё и со спущенными портками. Потому и гадили в поле.