Русские не сдаются!

Такая вот санитария… Будем обязательно исправлять. И уже прямо сейчас.

— Эка! Гляди, каких цац тут прибавилось до нас! — услышал я противный голос.

И почему нельзя без всего этого? Спокойно жить и вежливо знакомиться? К нам, ну или ко мне, пожаловали три офицера. Судя по всему, один лейтенант, а два — плюс-минус моего чина, или прапорщики.

— Что смотришь, гвардия? У себя в полку токмо чистеньких и видишь. Чего это гвардии воевать? — продолжал задирать меня офицер, на радость своей группы поддержки.

Глава 7

Глава 7

Пьянство есть упражнение в безумстве

Пифагор

Юго-западнее города Данциг

28 мая 1734 года

— Представьтесь, сударь! — потребовал я.

— Извольте, господин гвардеец! Лейтенант Антон Иванович Данилов. К вашим услугам! — решительно сказал офицер.

Я мысленно чертыхнулся — случись сейчас дуэль, как же глупо я закончу свои дни в этом времени! Слишком уверенно ведет себя лейтенант, наверняка пользоваться шпагой умеет куда как лучше моего. Жаль, что в этом времени не стреляются. Тут шансов на успешную дуэль для меня было бы больше.

— Правильно ли я расценил слова ваши, что вы бросили мне вызов? — между тем уточнил я.

— Господа! Господа! — между мной и Даниловым встрял другой офицер. — Как можно ссориться, коли война и ворога бить нужно? Когда Отечество призвало и матушка-императрица?

Я стоял и молчал. Давал шанс Данилову или извиниться за оскорбление, или хотя бы первому отступить. Драться со своими же? Не хочу. Придется? Буду, пусть и на потеху засевшему в Данциге врагу, которому на такое представление любо-дорого будет посмотреть.

— Неуместно… Я Отечество свое люблю, — сказал Данилов, явно намеренно пропуская слова про любовь и к матушке-императрице.

Данилов попытался прожечь меня взглядом, но я с легкой ухмылкой выдержал эту атаку.

— Сударь! — сказал Данилов резко поклонился и пошел прочь.

Я проводил взглядом странного лейтенанта. Можно было обострять с ним отношения, я был готов пойти на это, даже временно позабыв о том, что фехтовальщик из меня аховый. Надеюсь, и вправду уймётся этот молодчик.

— Позвольте представиться, господин унтер-лейтенант! Прапорщик Смолин Иван Миронович. А вы не серчайте на Антона Ивановича. У него свои резоны ненавидеть гвардейцев. Но знайте, что мы не желаем видеть вас у себя во врагах. Враг наш там, — он указал в сторону крепости.

— Господа, серчать нет ни желания, ни, как вы изволили сказать, резонов. Я со всей душой к тем, кто служит здесь. Посему не откажите, приходите сегодня вечером, посидим, поедим, если будет желание, так и вина выпьем. Нам, русским воинам, свары меж собой устраивать не с руки, — сказал я, как мог, дружелюбным голосом, хотя внутри кипел.

— Всенепременно! — с неподдельной радостью отвечал мне Смолин.

Скоро я откланялся и ушёл. А я некоторое время еще думал. А правильно ли сегодня мне этих товарищей кормить и поить? Это же я со всей своей пролетарской душой, как русский человек, всегда стремящийся накормить страждущего. Все же нужно… Плодить лучше приятелей, чем врагов, которые, вот пятой точкой чую, у меня появятся.

— Ну и пусть поедят! — усмехнулся я и пошел давать распоряжения Антипу.

Этот солдат у меня стал своего рода интендантом-поставщиком. Ушлый такой мужичок, если дать ему денег, так достанет что хошь. Вот захотелось мне сахарку и чаю… Достал. Нашел даже не маркитанта, а интенданта, у которого и купил прямо со склада и чай, и сахар. Магазин тот был для Миниха и другого командного состава, особый. Так что я, получается, объедаю фельдмаршала. Правда, за такие деньги это делаю на это дело, думал, что и чай в горло не полезет. Полез… Горький, зеленый, в спрессованных листьях, но зашел хорошо.

И не хочется плодить коррупцию, но чаю хотелось больше. Уж больно я его люблю… любил. Ибо грубые зеленые листья, что звались нынче чаем, не очень напоминали тот, советский, со слоном, любимый мой напиток.

— Картошки купи еще! — сказал я после того, как перечислил основное для сегодняшних посиделок.

— Ваше благородие, вы подскажите, что енто такое, там я и найду, выменяю, — взмолился Антип.

Удивительно! А что, Петр Алексеевич разве не привез картошку в Россию? А в Польше разве этот овощ не раньше появился, чем в России? Наверное, что не раньше [картофель в Речи Посполитой стал распространять лишь Август III, правивший с 1734 года].

— Не найдешь, так и не нужно, — отмахнулся я, все же ощущая тоску по дивному овощу, что в прошлой жизни предпочитал всем гарнирам.

Золотой! В целый золотой мне обошелся стол для офицеров.

В итоге было куплено два немалых окорока, колбаса, которую я по своей прежней жизни называл «домашней», или «пальцем пиханной». Надеюсь, что пиханную только пальцем. А то мало ли… Время-то мной еще не изучено досконально. Купили два петуха, репы, да хлеба в больших круглых пышных буханках.

Еда, насколько я уже успел понять, очень неплохая, достойная и офицерского стола. Это же и подтвердили глаза тех офицеров, которые пришли на пьянку.

— Знатно потчуете, господин унтер-лейтенант! — всеобщее одобрение высказал словоохотливый прапорщик Смолин.

Однако он, как и другие офицеры, кроме только что Данилова, рассматривали стол и вокруг его с особым интересом, будто бы ожидали что-то ещё увидеть. Я понял, что именно.

— Венгерское, господа! — провозгласил я, выуживая из мешка два больших бутыля с вином [в России в те времена шампанского или не знали, или пили его крайне мало, всё больше употребляли венгерское вино, порой называя так и другие вина. Французский посол Шетарди привез шампанское в Россию].

— Вот это дельно! Сие по-нашенски! — сказал Смолин, а лица иных офицеров озарили счастливые улыбки.

— Немудрено, что у гвардейца серебро водится. Это иным за выход не заплатят, а гвардии завсегда, — пробурчал Данилов.

Я проигнорировал его реплику, тем более, что она была сказана тихо, можно было и не услышать. Но насторожился — не хочет униматься лейтенант. А мне хотелось бы избежать ссоры. Плодить вокруг врагов — не мой метод. Особенно, когда предельно понятно, кто именно враг.

Колбаски были уже нанизаны на прутья и доходили на углях до готовности. Аромат шёл необыкновенный, шашлычный. Собравшиеся офицеры то и дело задирали носы кверху и смотрели в сторону сержанта Кашина, которого мне пришлось поставить следить за готовкой.

На мой зов прийти на ужин откликнулись семь офицеров, чьи подразделения полагались по соседству. Конечно, кормить весь офицерский состав оперативного резерва полковника Юрия Федоровича Лесли я не собирался. Его приглашать не стал. Но предварительно уточнил у Смолина, насколько будет уместным пить вино с полковником. Неуместно. По крайней мере, при большом скоплении офицеров.