Самая яркая звезда на небе

Толстый пони раздражённо на неё посмотрел, а затем отправился по галерее портретов. Несколько леди, наслаждавшихся пикником за углом, закричали на конского нарушителя, добавив коридору хаоса.

— Ради всего святого, сэр Кэдоган, привяжите своё чудовище! — сказала женщина с сильным французским акцентом. — Он ест наши крампеты!

— Прошу прощения, мадмуазель! Моя сталь просто охраняет периметр нашей территории. Нельзя быть слишком осторожным в военное время! Уверен, Вы понимаете!

Женщина, очевидно, не понимала, о чём сообщила очень громко:

— Если Вы сейчас же не заберёте своего зверя, я отправлю оборотня Гандраса с ним разобраться! — пригрозила она.

— Сэр Кэдоган, если не возражаете! — Гермиона топнула ногой, пытаясь взять ситуацию под контроль. Это было слишком непокорно даже для сэра Кэдогана. По крайней мере Том продолжал молчать, несмотря на то, каким рассерженным выглядел.

Рыцарь посмотрел на неё, будто удивившись, что она всё ещё здесь.

— Пароль — «в память»! Пожалуйста, пустите нас!

— Да, миледи… — он бегло взглянул позади себя на неуклюжий деревянный крест, сделанный из веток. — Все те, кого мы потеряли… Я преклоняюсь перед вами, — он опустился в низкий поклон, и его частично отполированный шлем упал с головы. На этом портрет распахнулся.

Гермиона улыбнулась Тому и махнула рукой, чтобы он следовал за ней.

Они были в двух шагах от гостиной, когда Том прижал её к стене и поцеловал. Он схватил её за волосы. Прижался к ней всем своим телом. Он удерживал её на месте, придавив своими бёдрами.

В этом поцелуе не было никакой нежности. Он был решительно настроен завладеть ею.

Она почувствовала, как он проводит языком по её губам, проталкиваясь внутрь.

— Том? — попыталась она, но потеряла слова в его требовательном поцелуе. Вместо того чтобы остановиться, он притянул её за волосы и углубил поцелуй. Он облизывал и сосал её губы. Он крал воздух из её лёгких. Гермиона задыхалась: — Я не могу… — ей было сложно говорить, когда его губы были так плотно прижаты к её. — Я… — он разжигал адское пламя между ними, но не позволял кислороду проникнуть, чтобы поддержать огонь.

У неё закружилась голова.

— Я не могу дышать! — наконец выдавила Гермиона. Она оттолкнула его. Оба тяжело дышали, будто пробежали марафон. Он наклонился вперёд, прижав губы к её виску, а потом проскользнул ими к её челюсти, пока его рот не навис над её.

— Что это для тебя? — его дыхание призраком вилось у её губ.

— Что?

— Мы друзья?

Гермиона сморщилась от его жёсткого тона:

— Конечно, мы друзья.

— Чёрт побери! Гермиона! — он оттолкнулся от стены и провёл рукой по волосам.

— Что не так?

— Всё с тобой не так, ты, чёртова выводящая из себя ведьма! — Том нахмурил брови. Она не была готова к его гневу.

Он бормотал неразборчивый поток проклятий и ругательств.

— Том, успокойся! — она чувствовала потерянность и замешательство. От его ярости она переставала дышать почти так же, как от его поцелуя.

— Не смей даже пытаться меня успокоить!

— Я не понимаю, почему ты злишься! — несмотря на напряжение в конечностях, она отказывалась позволять ему на себе срываться. Гермиона сжала челюсть и выпрямила спину.

— Серьёзно? Не понимаешь? — его злость только усиливалась. — Да ёбаный в рот, Гермиона! — Том ударил стену возле неё. Она вздрогнула, но выстояла. — Мы разделили кровать прошлой ночью!

— Ты говоришь так, что это звучит хуже, чем было…

— Ты говоришь так, будто постоянно залезаешь в кровать к мужчинам! Был кто-то ещё, кроме твоей подруги Джинни?

— Что?!

— Я никогда раньше не был в одной кровати с девушкой! Никогда!

— Я знаю! — Том вчера сказал ей многое, но она всё ещё не догадывалась, что привело к этому взрыву ярости. — Я всё ещё не понимаю, отчего ты так злишься!

— Так что же случится, когда все завтра вернутся? Пойдёшь к Крауч и скажешь, что мы друзья?

— Я… — она спотыкалась о свои слова, — я не думала об этом.

Ему не понравился этот ответ. Его пристальный взгляд стал ещё более сердитым. Возможно, он хотел сохранить эту дружбу втайне от сэра Кэдогана и остальных. Может, для него это была просто зимняя интрижка.

Гермиона нахмурилась. Её храбрость рушилась с каждой секундой. Она тяжело сглотнула:

— Ты… — она смолкла. — Ты не хочешь этого? Продолжать дружить, когда все вернутся?

Том фыркнул, будто само понятие было смехотворным. Она не заплачет. Не когда он был на полпути, чтобы стереть её в порошок. Ей не стоило открываться ему — давать ему возможность причинить ей боль. Она наделила его властью над своими эмоциями, и ей следовало оставить это при себе.

— Я думала, ты хочешь быть друзьями, — её будто парализовало.

— Ты серьёзно!? Как можно быть настолько чертовски тупой, Гермиона?

— Думаю, после всего, — я просто предположила, — несмотря на все старания, ей жгло глаза.

Я не заплaчу.

Я не заплaчу.

— Как хоть что-либо за последние две недели навело тебя на мысль, что я хочу с тобой просто дружить? Я думал, мои намерения кристально ясны! — Том скрестил руки на груди.

Просто дружить?

— Что именно ты не понимаешь? — спросил он, делая шаг вперёд. — Ты не заметила, что я использовал любой предлог, чтобы быть рядом с тобой все каникулы? Я практически волочился за тобой по всему замку даже до Рождества! — его взгляд был безумен.

Какая неопределённость в том, как я тебя целовал? — Том схватил её за бёдра и прижал к стене. Угроза заплакать давно испарилась, уступив место оглушённой немоте. — Или в том, что я не могу перестать тебя касаться? — он взял её подбородок и заставил посмотреть на него.

Это всё недостаточно очевидно? — Гермиона резко вздохнула, когда он прижал к ней свою эрекцию. — Или мне нужно говорить об этом вслух? — он завладел всеми органами её чувств.

— Я — я думаю, наш послужной список тонкости и намёков привёл только к проблемам. Скажи мне словами, Том. Чего ты хочешь?

— Всего.

Её глаза расширились.

— Я хочу всего. Всю тебя. И я не хочу, чтобы уёбки вроде Барнабаса Куффа приглашали тебя на танцы, а парни по имени Уэстли в баре, решив, что ты свободна, флиртовали с тобой, — что за парень в баре? Тот пьяный? Она совсем забыла про него.