Самая яркая звезда на небе

Том поцеловал её челюсть, переместившись на шею.

— Где ты была?

Она подумала, прежде чем ответить:

— В Лондоне.

— Ты… — сглотнул он, — ты знаешь, кто это сделал?

Наступила короткая пауза после его вопроса, но он продолжил оставлять на её коже поцелуи, пока ждал. Обычно он считал себя терпеливым мужчиной, но когда дело касалось её, все его обычные качества пропадали. Удивительно, как долго он мог ждать, когда что-то вроде поцелуев занимало его время.

— Да.

Том поднял её джемпер, стаскивая ткань с груди и обнажая шёлковую ткань лифчика, который никак не мог скрыть твёрдых сосков.

Он так её хотел.

— Они живы?

За этим последовало ещё более долгое молчание. Он обхватил губами одну из острых вершин сквозь слой ткани. Выводил круги языком. Сосал. Она стонала.

— Нет, — наконец ответила она. Он расстроился. Ему бы доставило огромное удовольствие убить этого уёбка самому. Или, может, он ещё не был жив… могла ли она быть настолько из далёкого будущего?

Он прикусил кожу под её грудью. Гермиона выгнулась к нему. Гермиона стянула свитер через голову и отбросила его в сторону. Глядя на неё вот так, в одном лифчике и юбке, пусть даже и с растянувшимся по всему животу шрамом, она была чертовски красивой. На мгновение Том забыл о своём допросе и убрал локон с её лица, проведя пальцами по щеке.

Она его. Он наконец-то получил её, и он не потеряет её.

— Всё ещё болит? — спросил он. Том заметил, как она морщилась, когда думала, что на неё никто не смотрит. Как иногда держалась за бок. Раньше он об этом мало задумывался… но теперь…

Она облизнула губы. Его глаза проследили за этим движением.

Этот язык…

Он не мог ей позволить отвлечь себя!

— Иногда. У меня есть зелье, — он пытался сохранить бесстрастное выражение лица, но был уверен, что напряжение в плечах и челюсти с потрохами сдавали его чувства. — Я принимаю зелье, когда болит. Это помогает.

— Это проклятье могло убить тебя, — вновь сказал Том.

Пусть это и не было вопросом, она всё равно кивнула, отвернулась от него.

— Я никому не позволю причинить тебе вред. Поняла? — она ничего не ответила. Он взял её за подбородок и повернул так, чтобы она посмотрела на него. — Ты поняла, Гермиона?

Она вновь кивнула, но он знал, что не так уж она и поняла. Она не осознавала до конца, что он сделает ради неё. Ему казалось, что жизненно важно, чтобы она знала.

Том оставил на её губах короткий, крепкий поцелуй:

— Не думаю, что ты понимаешь. Я не позволю никому причинить тебе боль. Я уничтожу их.

Её глаза расширились. Она открыла рот, чтобы закрыть его вновь.

— Почему? — всё, на что её хватило.

— Ты должна знать это, Гермиона: на что ты идёшь со мной. Какой я человек. Ты можешь услышать разное обо мне, но ты должна знать, что я никогда не причиню тебе вреда, — он провёл своими пальцами по её груди. — Со мной ты в безопасности, я защищу тебя.

— Хорошо, — её глаза засияли, когда он резко стянул ткань её лифчика, обнажив грудь и розовые соски. Он накрыл один своими губами и ущипнул второй пальцами. Он продолжал, пока она не начала стонать и извиваться под ним.

— Том, о Мерлин! — Гермиона провела руками по его волосам и прижалась к нему грудью.

Он мечтал об этой груди. Теперь она была у него в руках, и он проводил языком по вершинам. У него всё ныло, как он хотел эту ведьму. От её стонов у него кружилась голова. У него не было большого опыта по ублажению женщин, его никогда это раньше не заботило, но он обращал внимание на её поведение. Слушал, что ей нравится. Чувствовал, как её тело прижимается к нему, когда он определённым образом двигал языком. Наслаждался дрожью вожделения, которая по ней пробегала.

Гермиона согнула колени по обе стороны от него, прижав его спину ногами, сжимая пальцы ног:

— Ещё, — выдохнула она. Он даст ей ещё. Он даст ей всё, и всё равно этого не будет достаточно.

Том сорвал с неё лифчик, отбросив ткань в сторону. Пока она извивалась, её бедра подпрыгивали и прижимались к его. Он раскачивался на её разгорячённом влагалище. Она застонала и выгнулась на диване.

Его член пульсировал между ними, а она продолжала тереться бёдрами. Он двигался с ней в такт. Создавал трение там, где ей требовалось. И не ей одной. Оно ему тоже было необходимо. Она была ему необходима.

Он вновь втянул губами её сосок, проводя языком по твёрдому пику.

— Пожалуйста, Том, пожалуйста.

— Хм-м — пожалуйста, что, Гермиона? — спросил он, выпуская грудь изо рта, чтобы посмотреть на неё. Отчаянный румянец покрывал её лицо.

— Эм-м…

Он остановился:

— Повтори?

— Коснись меня… — её голос был тихим, стыд был прямо-таки осязаем.

— Я и так тебя касался, если не ошибаюсь, — он вновь качнул бёдрами возле её влагалища, сжав грудь рукой.

Она простонала в смеси удовольствия и раздражения:

— Том…

— Будь конкретней, маленький лев, — он поцеловал её в губы.

— Том! Прекрати быть таким невыносимым! — воскликнула она. Он фыркнул, вновь мягко поцеловав её.

— Гермиона, если не ошибаюсь, именно ты заявила, что наш послужной список тонкости и намёков привёл только к проблемам. Скажи мне словами, чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты… — её лицо стало таким красным, что он подумал, что её может обжигать изнутри, — коснулся меня между ног.

Он замер, облизнув губы:

— Блядь, Гермиона, ты себе не представляешь, что со мной творишь, — он попытался вернуть контроль над собой. Она рассмеялась от его признания и притянула в поцелуй. Он подчинился, а его руки нашли пояс её юбки и нырнули глубже, стаскивая её трусики. — Ты идеальная, посмотри, что я с тобой сделаю… — стонал он. Его пальцы провели по её мокрым складочкам и нырнули внутрь, найдя чувствительную точку.

Она вскрикнула, раздвинув бёдра шире, чтобы дать ему лучший доступ. Он испробовал разные движения, скорость и давление — чтобы касаться её именно так, как ей хотелось. Щёлкнуть по клитору не помогло. Он не упустил из виду гримасу, появившуюся на её лице.

Опытным путём он пришёл к мягкому и непрямому нажатию. Её спина выгнулась, ещё сильнее прижавшись бёдрами к его пальцам:

— Вот так! Именно! Не останавливайся! — если бы его член мог, он бы зарыдал от её стонов.

— Ты такая тёплая… Просто охуительная. Идеальная для меня, моя потрясающая девочка, — он вновь поцеловал её в шею. Она нечленораздельно захныкала от его похвалы. Его прилежной отличнице нравилось, когда её хвалят. Почему-то это его не удивило.

Такая мокрая для меня, мой ненасытный маленький лев, — он погрузил в неё один палец, и она выгнулась ещё сильнее, вцепившись ногтями в его плечи.