Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
Когда я праздновала день Благодарения дома, мы смотрели на золотого дракона, летящего над городом и ближайшими окрестностями, в полной тишине. Мама называла её торжественной. Полагалось также придать лицу соответствующее выражение, будто во рту лежит ломтик лимона.
Нет, всё-таки гномы здорово придумали играть «Полёт дракона» в десять часов! Хорошо, что им незнакомо понятие торжественности.
Я вернулась на кухню и от нечего делать прошлась туда-сюда. Четыре шага — дверь в спальню, пять, шесть — детская. В детской горел ночник. Господин Сторм, укладывая сыновей, извлёк из шкафа часть вещей и
Ощущение праздника вмиг развеялось. Удушье накатило волной, будто миссис Тинкер вновь прижала меня к своей груди и певучим голосом, каким утешают детей, уговаривала напоить человека ядом.
Славные туфельки, но я теперь вовсе не могла на них смотреть. Хильди так ими гордилась. Она говорила, таких в целом свете всего две пары — у неё и… и у кого ещё? Зачем бы миссис Тинкер носить подобную брошь, да ещё и скрыто, не напоказ? Если только туфельки не имели для неё особое значение.
— Хильди, — спросила я, вернувшись на кухню, — а что было написано в том журнале про туфли с бабочками? Ты помнишь, кто их носил?
— Какая-то актёрка, которая жила лет двести назад, — пожала плечами Хильди. — Да ты у Сэма спроси, он, ежели что увидит, вмиг запомнит. Небось и её имя скажет.
Крепко держась за перила, я спустилась по крутой и скрипучей лестнице в тёмную лавку. Где-то здесь хранились и дозревали сыры, так что пахло сразу и чем-то кислым, вроде старых носков или квашеной капусты, и дымом, и молоком — чем повезёт. Делая вдох, я не знала, какой ещё аромат учую. Воздух казался густым и плотным, хоть режь ножом, но таким невкусным, что я бы его не ела.
Мне пришлось постоять, привыкая к запаху, и приглядеться. В углу горел слабый свет. Он исходил из раскрытого люка, и оттуда же доносились голоса.
Вниз вела широкая и пологая лестница без перил. С одной стороны на неё были брошены длинные доски — видно, чтобы выкатывать бочки. Я осторожно пошла по краю, надеясь, что не свалюсь, и ко мне тут же подскочил Сэмюэль.
— Руку, мисс Сара! — скомандовал он и помог мне сойти.
Господин Сторм тем временем уже извлёк из тайника в стене, устроенного за фальшивой кирпичной кладкой, потрёпанные бумажные свёртки и теперь осматривал их.
— Не отсырело, хо-хо! — с довольным видом заявил он, увидев меня, и глаза его блеснули. — Разнести бы там всё в щепки!.. Лады, лады, ограничимся одной стеной.
Сэмюэль между тем продолжал держать меня за руку, хотя это больше не требовалось. Чтобы отвлечь его, я спросила о туфельках. Задумавшись, он нахмурился, потеребил серьгу в ухе и ответил, когда я уже перестала ждать, как будто читал с листа:
— В них Изабелла Росси блистала на приёме в честь её триумфа в роли Миранды. Этот щедрый подарок ей преподнёс Лесли Дэкстерфолл, большой поклонник её таланта…
Я воскликнула:
— Изабелла Росси! Сэм, ты молодчина! В каком году это было?
Он припомнил, что это случилось в начале июня, семнадцать с половиной лет назад. Не то чтобы двести, как утверждала Хильди, но всё-таки немало.
— Сэм, а лицо Изабеллы Росси там было? — спросила я.
— Была афиша, — кивнул он. — Ну, и она на афише.
— Нарисуешь?
Он
сходил за блокнотом и нарисовал. Я с сомнением уставилась на портрет: могла ли эта девушка, тоненькая и совсем юная, превратиться в ту самую пожилую даму, знакомую мне? Так измениться за семнадцать лет! Я бы сказала, минуло по меньшей мере сорок, и всё это были тяжёлые годы.Нет, я не смогла бы утверждать, что это и есть миссис Тинкер.
— Вот чё вы ерундой страдаете? — заворчал господин Сторм. — Скоро выдвигаться надобно, нашли на что время тратить!
— Это может быть важно, — заявила я. — Возможно, мы раскрыли настоящую личность преступницы.
— И чё с того? Двигай наверх, обсудим план!
План был — проще некуда: узнать, в какой камере держат Бернарда, и взорвать стену. От меня требовалось только наложить иллюзию на взрывчатку, чтобы люди раньше времени не распознали, что несёт господин Сторм.
Я важно сообщила, что как раз сдавала экзамены по этой теме и даже практиковалась с пылью, так что непременно справлюсь с иллюзией первой ступени. В доказательство я придала взрывчатке вид очень кривого ящика для инструментов и вскоре узнала на практике, что мои чары держатся шесть минут, хотя в теории такая иллюзия у опытных магов длится до получаса.
— Ripeti avedo! — сердито воскликнула я, пытаясь ещё раз.
— Ну, может, шести минут нам и хватит, — попытался меня утешить Сэмюэль.
— С утреца народ ишшо отсыпаться будет, — пробасил и господин Сторм, хлопнув меня по плечу могучей рукой. — Небось ежели я прихвачу барабанщика да с шумом докачу до участка бочку пороха, они и тады не услыхают. Ничё, мисс, прорвёмся!
Я вздохнула и смирилась.
У господина Сторма нашлась и такая полезная вещь, как сигнальные шарики. «Незаменимы для тех, кто любит устраивать сюрпризы» — гласила надпись на упаковке. Шарики работали очень просто: с одной стороны кнопка, с другой лампочка. Если нажать кнопку на одном шарике, загорался красный огонёк на другом, и наоборот.
— Могём разойтись едва не на четверть мили, и он ишшо будет гореть, — сказал господин Сторм. — По меньшей мере, как старый Роско видит санитарного инспектора на своём конце улицы, он преспокойно может подать мне сигнал. Хорошая штука, с запасом купил, тока не затем, что люблю супризы, а оттого, что терпеть их не могу!
Хильди, покончив с делами, тоже спустилась вниз, в лавку. Она протянула мне что-то на верёвочке и сказала:
— На вот, на удачу, тока после верни. Это из Расколотых гор, я сама его сыскала, ишшо как мы тамочки жили. Как война началася и мы бежали, я его прихватила, оттого нам в дороге везло и мы легко сюда добралися.
— Ага, — заворчал её отец. — Батя, значит, кондуктора подмаслил, чёбы в поезд без билетов пустили, после в гостиницах втридорога платил, тока бы вы с мамкой в тепле спали, чумаданы на себе пёр, а спасибо камушку! А кому ж ишшо? Не бате же, в самом-то деле…
— И бате спасибо, — проворковала Хильди, прижимаясь к его руке. — А тока без камушка б так легко не вышло!
Господин Сторм потрепал дочь по голове и широко улыбнулся: не сердился.
Камешек был самый простой, светло-серый, с дырочкой, на красном шнурке. Я надела его на шею и обещала беречь. В нашей ситуации нельзя было гнушаться ничем.