Серебряная тоска

Уедем отсюда к чёрту Во Тьму-Таракань куда-то Протянем к аэропорту Краснеющий луч заката Отправимся в поднебесье Торчащее в горле костью И будем срывать созвездья Висящие белой гроздью Мы выдавим гроздь в бокалы И звёздного хмелю выпьем Завоем степным шакалом Заплачем болотной выпью Шатаясь межзвёздной пьянью В космической тьме пантеры Мы руки в неё протянем Корявые как антенны Которые синий ветер Колышет камышной пляской Наложим на солнце вето Утешимся лунной сказкой В ночи нас никто не тронет Она нам дана от Бога В ней скачут вдоль речки кони Отведав луны и грога На их пропотевших спинах Нам мчится легко и ясно Так пишут стихом картины Так пишут поэмы маслом Никто ничего не скажет Никто ни о чём не спросит Лишь Бог елеем помажет Когда нас на Землю сбросят Обвяжет нам раны бинтом Укроет тулупом ватным И мы пойдём лабиринтом Меж жизнью и непонятным.

– Ладно, катись на хер, - сказал Митяй после паузы.

– Покачусь. С удовольствием покачусь. Бывайте. Только не заблудитесь в лабиринте.

– В каком лабиринте?
– не понял Петро.

– В жизненном.

– Не по адресу, Тезей. Сам не заблудись.

– Ты ещё и про Тезея знаешь?

– Пошёл на хер, Минотавер.

На том мы и расстались.

Ключ в замочной скважине я постарался повернуть как можно тише, чтобы не разбудить Руслана. Но Руслан не спал. Он, собака, просто лежал в постели и читал, включив ночник, "Приключения Робинзона Крузо".

– Привет, - сказал он надтреснутым голосом.
– Ну чё? Купил сигарет?

– Ой, Русланчик, совсем забыл. Счас сбегаю.

– Не изволь беспокоиться. Я уже сбегал и купил две пачки.

– Ты солнышко.
– Я нагнулся, чтоб поцеловать Руслана, но он отстранил меня твёрдой рукой.

– Что?
– не понял я.

– Где ты был?

– Где я был, там меня уже нет.

– Разгружал-таки вагоны?

– А хоть бы и так.
– Я достал из кармана два червонца и, пошелестев ими перед носом Руслана, бросил ему на одеяло.

– Думаешь, меня это радует?
– Руслан сбросил мои червонцы на пол.

Я нагнулся и поднял деньги.

– Даже если и не радует - не очень-то швыряйся, - сказал я.
– Я три часа разгружал уголь за них. Сечёшь?

– А кто тебя просил?!

– А что, ты один должен бабки в дом приносить? Ты не допускаешь во мне если не чувства гордости, то хотя бы ущербности?!

– Я думал, мы любим друг друга, - тихо сказал Руслан.
– А, значит, никаких долгов - финансовых - у нас друг перед другом быть не может.

– Ты скучал без меня?
– спросил я.

– Да, - просто ответил Руслан.

– А я каждый будний день по восемь часов без тебя скучаю!
– заорал я. Так что ж мне - приказать тебе: Русланчик, не ходи на работу? Или ты хочешь, чтоб только ты для меня что-то делал, а я был вечным получателем?

Руслан некоторое время глядел в потолок, затем перевернулся и уткнулся носом в подушку.

– Прости, - сказал он.
– Я, наверное, действительно слишком любящий эгоист.

– Если любящий - значит, не такой уж и эгоист, - ответил я, присаживаясь на постель и обнимая его.

– Спасибо.

– А зачем ты читал Дефо?

– Чувствовал себя одиноким, как Робинзон.

– У него появился Пятница.

– Да... Простишь меня?

– При одном условии.

– При каком?

– Если ты меня простишь.

Русланчик наклонил меня к себе и поцеловал в губы.

– Ты говорил, вроде, сигарет купил?

– Ну, купил.

– Давай сперва покурим.

– Давай.
– Руслан встал с постели.

– Чего это за трусы на тебе?
– удивился я.
– Даже как-то глупо смотрятся.

– Я ж не знал, придёшь ты или нет. А ты вообще одетый.

– Эту несуразность легко устранить.

Пару минут спустя мы сидели голые и курили "Космос".

– До чего же хорошо, - сказал я.

– А вагоны разгружать, небось, плохо было?

– Не скажи. Встречаешь интересных людей. Митяя, например. Петро. Да хоть и Ивахненко.

– Насыщенная жизнь. А, главное, Ига, давай ссориться больше никогда не будем.

– Ну, хрен с тобой, давай.

– Дурак ты.

– Сам дурак.

Мы не выдержали и снова поцеловались.

– А я, может, ещё буду вагоны разгружать!

– Дурак ты, Игорёшка.

– Почему это?

– Потому что я тебя люблю.

– А, тогда я действительно, может, дурак.

– Мы дураки.

– Да. Влюблённые дураки.

* * *

– Не, к завтрему никак не вырыть, - с удовольствием сказал Серёжка, глядя в невыразительные глаза бледной дамочки, сидящей по другую сторону стола.

– Как же так! Ведь директор кладбища обещал...

– А ежели он обещал, так пускай он же и роет. Верно, Корнеич?
– Серёжка повернулся к напарнику.

Корнеич, сидя сбоку и пуская ртом бесцветные пузыри, умилённо хмыкнул.

– Это возмутительно!
– Дама вскочила со стула.
– Или, вы думаете, на вас нет управы? К вашему сведению, мой покойный муж был полковником, начальником штаба дивизии...

– Мадам, - галантно произнёс Серёжка, - у нас тут и генералы лежат. И все дожидались своей очереди. Скажи, Корнеич?

– Как не хуй делать, - подтвердил Корнеич.

Дама оскорблённо вспыхнула.

– Я сюда пришла не за тем, чтоб выслушивать ваши матюги! Директор кладбища узнает о нашей встрече всё!

– Мадам!
– Серёжка с якобы укоризной взглянул на Корнеича.
– Вы уж простите простого человека, всю свою сознательную жизнь отбарабанившего на кладбище. Ваш покойный муж, начальник штаба дивизии, наверняка выражался куда деликатнее.

Дамочка покраснела.

– Всё!
– вскочила она со стула.
– Директор кладбища узнает обо всём немедленно!

– И метнулась к двери.

– Перчатки!
– крикнул ей в спину Серёжка.

– Что?
– Дамочка обернулась уже на пороге.

– Вы забыли перчатки.
– Серёжка протянул ей пару жёлтых замшевых перчаток.

– Спасибо, - коротко бросила дамочка, подошла, хотела вырвать перчатки из Серёжкиной руки, но тот неожиданно ухватил её за талию и усадил на стул напротив.

– Мадам, люди должны не угрожать друг другу, а договариваться. Мне не хотелось бы, чтоб мы расстались врагами. Давайте попробуем договориться. Корнеич, подыши.