Серебряная тоска
Шрифт:
Эффектная, надо сказать. Поэтому циники собирают вокруг себя наибольшую толпу почитателей. Вроде Диогена, который срал мимо бочки. Все великие люди были циники. Киники.
– Так циники или киники?
– поинтересовался Руслан.
– Финики, - сострил Колька.
– А ты бы, Коля, не лез со своими остротами, когда умные люди разговаривают, - поморщился Серёжка.
– Наливай-ка лучше ещё.
Колька налил водки себе, Серёжке и мне. Руслан решительным жестом показал, что у него пока есть.
– А у вас на кладбище есть должность Гамлета?
–
– Разумеется, нет. Гамлет был дураком, а на кладбище работают умные люди. На кладбище нужно находиться только в двух случаях: либо зарабатывать там деньги, либо на своих похоронах. А просто шляться и беседовать со всякими там черепами - глупо, глупо, глупо!
– Слова, слова, слова, - хмуро заметил Руслан.
– Что ж ты сам гамлетовскими интонациями заговорил?
– Поддел!
– с каким-то мазохистским удовольствием расхохотался Серёжка.
– А вдруг быть дураком было бы моим идеалом, если бы я не презирал дураков?
– Что-то не верится. Слишком уж ты себя любишь, чтоб надеть шутовской колпак.
– Может, выпьем, мужики?
– вмешался ничего не понимающий Колька.
– Выпьем, выпьем, Николаша, не волнуйся. А только ошиблись вы, Руслан Васильевич. В "Гамлете", ежели помните, шутами были как раз могильщики, а не придурок датский принц. Так что не боюсь я шутовского колпака. Всю жизнь в нём хожу. А вот вы, зеленоглазый принц, боитесь. Потому и водки не пьёте. Не хотите быть смешным и нелепым. Я бы с вами на кладбище не пошёл. Кладбище любит сильных людей, которые не боятся выглядеть шутами и не изображают из себя байроновских героев бури в стакане.
Колька восхищённо цокнул языком:
– Ну, ты, Серёжка, выдал!
Серёжка шутовски раскланялся.
– Благодарю, Николаша, твоя наивная похвала значит для меня больше, чем псевдоэрудированные нападки с той стороны.
– Серёжка махнул в сторону Руслана.
– А ты, Игорёк, чего молчишь? Чего молчишь, Игорёха? Как говна в рот набрал...
Смотри, не проглоти! А лучше всего - сплюнь где-нибудь в стороне, чтоб мы не видели.
– Уж лучше пусть бы Колька острил, - покачал головой я.
– Разве я острю?
– удивился Серёжка.
– Я просто умышленно фекализирую свою предыдущую речь, чтобы сбавить патетический тон. За кладбищенский юмор, господа!
– Он поднял рюмку.
– Это, в смысле, покойнички так юморят?
– не понял я.
Руслан неожиданно рассмеялся и выпил свою рюмку до дна.
– Ладно, по такому случаю налейте мне ещё, - сказал он.
– О! Другой разговор!
– Колька услужливо налил.
Русланчик выпил, не дожидаясь нас.
– Библия гласит: "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов". Серёжка, ты что, уже мертвец?
– А ты, я гляжу, уже пьяный.
– Не твоё, между прочим, дело! Колька, наливай ещё.
Колька с готовностью налил.
– Брось, Русланчик, ты ж хотел только одну выпить!
– А-а, е-етто м-мйо дело, - ответил Руслан выпивая и сразу хмелея. Скок х-хщу, сток и пю.
– Всё, Русланчик, стоп!
– Я резко оборвал
– Шо значьт "стоп"? А есль я хочу? У меня, можжт, потребности?!
– Русланчик, милый, ну ведь опять нажрёшься и будешь в кресле спать!
– Не спать, а просса дремать. А ты буш ходить вкруг меня кругами и чьтать сиххи.
Как тада.
– Или рассказывать байки о высшем, или космическом, разуме, - хохотнул Серёжка.
– Кстати, Игорь Васильевич, давно хотел спросить, что вы под сим разумеете?
Бога, Дьявола, или, прости Господи, марсиян?
– Венеритиков, - хмуро откликнулся я.
– Это, сиречь, жителей Венеры, что ли?
– Да нет, пациентов кож-вен диспансеров. Жертв страстей роковых.
– Приходите к нам на кладбище, - повторил своё предложение Серёжка.
– У вас вполне кладбищенский юмор.
– Не премену заглянуть, - пообещал я.
– Лет так, надеюсь через тридцать-сорок. В качестве жмурика.
Русланчик вдруг заплакал.
– Ты чего, дурилка?
– Я погладил его по голове.
– Я ж сказал - через сорок лет, не раньше.
– Да я не о том, - хлюпнул носом Руслан.
– А о чём?
– Не наливают.
– Счас нальём, только не плачь.
– Кольке стало очень жаль Руслана.
– А ну, харе!
– Я хлопнул Кольку по руке.
– Это я хотел напиться, а не он. Мне наливай.
– Нальём и тебе, - приговаривал Колька, щедро доразливая водку в четыре рюмки.
– Пацаны, можно я тост скажу?
– Ты-ы?
– вытаращил глаза Серёжка.
– Валяй, - с интересом позволил я.
– Пацаны.
– Колька, явно смущаясь, встал, сжимая в кулаке рюмку. Давайте выпьем, чтоб никто из нас никогда не плакал... Ну, в обшем, чтоб всё всегда хорошо было.
– Обессиленный этой тирадой, Колька рухнул на стул.
– Ну, давай выпьем.
– Кажется, впервые за всю жизнь Серёжка с любопытством посмотрел на Кольку.
– И ещё давайте никогда не умирать.
– Расчувствовавшийся Русланчик склонил голову на Колькино плечо.
– Хотите оставить меня без работы?
– нервно схохмил Серёжка. Неожиданно сентиментальная фаза, в которую перетёк сегодняшний вечер, была явно не по нему.
Мы чокнулись и выпили.
– Так вот, Серёжка, - сказал я, отдышавшись, - высший разум - это не марсиане.
Это всеобщая любовь. Знание всеобщей любви.
– Высший разум - это серебряная тоска, - сказал Русланчик и уронил голову на стол.
– Настало время бреда, - поморщился Серёжка.
– Колька, глянь, пожалуйста, как там жаркое.
– Булькает, - сообщил Колька, заглядывая в чугунок.
– Коричневое уже.
– Отлично.
– Серёжка встал из-за стола.
– Доготовите сами. Я чувствую насущную потребность проветриться от сантиментов. Колька, одевайся... И главное, господа, - добавил он, влазя в дублёнку и нахлобучивая шапку, научитесь пить.
Или не пейте вовсе. Адьё. Что в дословном переводе с французского означает "к Богу".