Серебряная тоска

– Так пойдём?
– спросил Русланчик.

– Пойдём, пойдём. Давай лучше одевайся, и приготовим что-нибудь пожрать.

– Картошки, может, нажарим?

– Шикарная идея!

– Других не держим.

Ножи у Руслана были исключительно тупые, и чистка картофеля заняла у нас с четверть часа.

– Стружкой нарежем, - предложил я.

– Не, кружочками.

– Так ведь стружкой вкусней.

– А кружочками быстрей.

– А мы куда-то торопимся?

– Курить охота.

– Курить охота - кури "Охота".

– Так их в Саратове не достанешь.

– И слава Богу. А в Москву я за ними не собираюсь ехать.

– Правильно, в Саратове, что ли, своего дерьма мало... Эй, ты чего стружкой нарезать начал?

– А так вкуснее.

– А кружочками быстрее.

– А куда торопиться? Всё равно "Охоты" в Саратове нет.

– А "Космос" тебе не подходит?

– А "Мальборо" у тебя нету?

– Нету.

– Тогда хочу "Космос".

– Ну, так пошли, покурим.

– А картошка?

– Да хрен с ней, подумаешь, пятью минутами позже.

– Какую-то мы с тобой чушь несём, - заметил я, откладывая нож.
– Ромео с Джульетой исключительно стихами объяснялись.

– А они картошку при этом чистили?

– Нет. "Космос" курили.

– Ну, так пойдём и мы, наконец, покурим.

Мы уселись в плешивые кресла (всё же роскошь) и закурили. Руслан, очевидно, почувствовал всю плешивость своего кресла и сказал:

– А вот моэмовский Стрикленд вообще предпочитал на жёстком табурете сидеть.

– Ну и дурак, - немедленно откликнулся я.
– А вообще-то, с его каменной задницей...

– А вот у Пикассо на какртине - комната, влюблённые, а в комнате всего один стул.

– Ну и дураки.
– Я выпустил пару колечек дыма.

– А эти-то чего дураки?

– А вот смотри: допустим, он как джентльмен уступает стул ей, а самому ему сидеть негде. Что он тогда будет делать?

– Ходить вокруг её стула и читать ей стихи... Слушай, а давай я пересяду с кресла на стул, а ты будешь ходить вокруг и читать стихи мне.

– Тогда нужно кресла на хер выбросить.

– Зачем выбрасывать? Лучше представим, что их нет совсем.

– Ага. И что мы с тобой снимаем какую-нибудь мансарду в Париже начала века.

– Пусть так.

– Пусть так. Садись на стул.

Руслан пересел на стул с жёстким деревянным сиденьем.

– Готов?

– Готов.

Я принялся описывать медленные круги вокруг него, получитая-полунапевая:

Серебряной тоскою Налит вечерний воздух Серебряной тоскою Горит в упавших звёздах Воспомананье птицы О перелётных гнёздах Сомкни свои ресницы Серебряной тоскою Твою дорогу к раю Я музыкой покрою Ты слышишь я играю Серебрянной тоскою Из чёрного колодца Луна вдруг улыбнётся Помашет нам рукою И свет её прольётся На нас с тобой прольётся Серебряной тоскою Я сны твои согрею Ладонью и щекою Не плачь я всё сумею Серебряной тоскою Не бойся этой ночи Мы жизнь и смерть отсрочим И собственные клочья Развеем в многоточья Усни звеня бокалом И я тебя укрою Нежнейшим одеялом Серебрянной тоскою.

– Мне тоже тоска всегда казалась серебряной, - тихо сказал Руслан. Как вечность, как Бог, как луна, на которую воют волки, задрав морды вверх.

– Если б ты сказал мне: "Здорово, Ига", я б из-под тебя стул вышиб, сурово молвил я.
– Но если ты так...
– Я наклонился к Руслану и поцеловал его.

– Пошли жарить картошку, - сказал Руслан.

– Кружочками?

– Стружками.

* * *

После кино мы, как и было договорено, расположились на квартире у Серёжки. Тот жил центральней всех, на Чапаева, прямо напротив Главпочтамта. Квартира у него была маленькая, уютная.

– Что-то тут потолки низкие, - мрачно пошутил Колька, входя.

– Это не потолки низкие, а пол высокий, - оправдался Серёжка, почёсываясь колбасой в затылке.
– Мужики, колбасу будем?

– Колбасу нужно под что-то, - разъяснил я ему.
– Серёга, у тебя что-то есть?

– У меня даже кое-что есть. Стоит в морозилке, холдным потом в ожидании покрывается. В количестве двух экземпляров.

– Ну, иди, доставай её из холодильника.

Серёжка помёлся на кухню, а мы в его отсутствие осмотрели квартиру что тут можно будет поломать, когда мы напьёмся. Впрочем, Серёжкина мама вряд ли одобрила бы такие развлечения, да и сам Серёжка относился к своему барахлу настолько же трепетно, насколько равнодушно к чужому.

Всё же, я решился немного похозяйничать в его гостинной - достал из серванта четыре стопочки и расставил их на столе. Тут подоспел и Серёжка с водкой. На заледеневшей бутылке прозрачно читались отпечатки его пальцев.

– Та-ак.
– Он с некоторым неодобрением глянул на появившиеся в его отсутствие стопки на столе.
– Ну, ладно, прошу рассаживаться.

Мы сели. Серёжка разлил водку по стопкам.

– Ну, хоп!

– Хоп, - поддержали мы.

– А колбаса где?
– чревоугодно поинтересовался Руслан.

– Ох, блин, на кухне забыл. Колька, нарежешь.

Колька с готовностью метнулся на кухню.

– Кстати, ме зами, - Серёжка откинул волосы назад.
– На всякий случай приношу свои извинения, если ненароком шокировал вас тогда на кладбище... Ну, у могилы плотника. Не учёл разности потенциалов. В том смысле, что мы дети разных профессий. Что для меня суровые будни, то для вас экскурсия в зоопарк.

– У тебя весьма своеобразная манера извиняться, - заметил я.

– У меня вообще нет манеры извиняться. Исключительно ради вас. Будем считать инцидент исчерпанным?

– Чёрт с тобой, - махнул рукой я.

– У тебя, Игорёк, весьма своеобразная манера извинять. Но, поскольку инцидент исчерпан... Колька!
– крикнул он в кухню.
– Когда нарежешь колбасу, прихвати с собой, будь добр, ещё баночку маринованых маслят из холодильника.

– Вы только не пейте там без меня, - ревниво отзвался Колька.

– Под угрозой расстрела, - заверил его Серёжка.
– Ну что, ребята, ещё по маленькой?

– Стыдитесь, Серж, - покачал головой Руслан.

– А я, может, и стыжусь. Я, может, даже терзаюсь. Может, лишь щетина мешает мне до конца покраснеть...

– Что такое борода? Это средство от стыда. Потому что пол-лица не краснеет до конца, - неожиданно для самого себя продекламировал я.

– Браво, - сказал Серёжка.
– Экспромт или заранее готовился?

– Кто ж знал, что ты ляпнешь про щетину?
– удивился я.

– А, может, у тебя экспромты на все случаи жизни заготовлены.

– О, Господи, - только и сказал я.

Тут, к счастью, появился Колька, держа в руках тарелку с нарезанной колбасой и небольшую салатницу с маслятами. Стол встретил его появление одобрительным гулом. Серёжка кинулся к серванту, выдвинул ящик и достал оттуда четыре мельхиоровые вилки.