Шпионаж и любовь
Шрифт:
Тем временем Анджей был только рад выказать Малдоуни свою благодарность за опеку над Кристиной на протяжении всего путешествия. Поблагодарив его «от всего сердца» за то, что он «так порядочен», он представил его лондонскому кругу [53]. Кристина попросила своих друзей быть добрыми с коллегой, объяснив, что он поддержал ее, но также предупредив, что он «очень чувствителен». Малдоуни приняли тепло, регулярно приглашали на ланч, напитки и в кино, а Людвиг Попель даже подарил ему бензиновую зажигалку в знак дружбы. Вскоре Малдоуни проводил большую часть дня среди «потерявших позиции аристократов и стареющих генералов» в «Белом Орле», ожидая, когда придет кто-то из знакомых Кристины [54]. Он даже начал изучать польский язык.
Но хотя Малдоуни был приятным и вежливым, он был так же напуган, как и впечатлен. Совершенно очевидно, что втайне он нервно сидел на краю стула, нерешительно разговаривая и стыдясь своего невоенного послужного списка и работы в качестве стюарда [55]. Патрик Говарт вспоминал, как пил чай
Снова оказавшись среди друзей, Кристина тоже начала удивляться этому. Анджей теперь был с ней при любой возможности, они были в гораздо лучшем обществе, и, очевидно, он все еще был глубоко влюблен в нее. Некоторое время он настаивал, чтобы Кристина позировала для портрета художнице Анеле Павликовской, которая приехала в Лондон на свои выставки в польских клубах. Кристина, в конце концов, согласилась, и Павликовская сделала набросок сепией, на котором Кристина с высоко поднятыми темными волосами выглядела гораздо более аристократичной и чуть более нервной, чем на фотографиях. Затем она позировала при работе с маслом, с той же прической и легким нерешительным выражением, но на этот раз в профиль, опираясь на подлокотник кресла, на ее длинных пальцах четко вырисовывается кольцо с фамильным гербом Скарбеков, это портрет дамы, а не стюардессы, но, прежде всего, портрет очень гордой женщины [125] .
125
Анеля (Леля) Павликовская (1901–1980) позже также сделала портретные наброски Марии Тарновской и Яна Скарбека накануне их свадьбы, а также дочерей Зофьи Тарновской и Мосса с их двоюродными братьями и тетей Адой Любомирской, хотя не по какому-либо особому случаю.
В середине ноября Кристина присоединилась к Ханке Николь на борту «Новой Австралии», на этот раз отправившись на другую часть света из Саутгемптона. Малдоуни служил на другом корабле. Во время отпуска на берегу, три недели спустя, Кристина посетила Михайлова и Гамильтона, но не смогла ни оживить бизнес-план, ни получить назад инвестиции Анджея. Накануне отплытия в Великобританию Кристина отправила Анджею телеграмму, посоветовав забыть про этот капитал [126] . Несмотря на столь неутешительный результат, путешествие было намного счастливее, и на обратном пути они с Ханкой решили записаться на следующий рейс того же корабля несколько недель спустя. 20 января 1952 года «Новая Австралия» вернулась в Саутгемптон. Там ждал Малдоуни, что удивило Ханку, поскольку она знала, что Кристина не хотела его видеть и не приглашала его. Они втроем сели на поезд до Ватерлоо, и Кристина по дороге все сильнее раздражалась, пока, наконец, резко не сказала Малдоуни оставить ее в покое, после чего он извинился и сказал, что не хотел обидеть.
126
Вместо этого он начал судебный процесс. К марту 1952 г. Анджей требовал 30 000 фунтов стерлингов за нанесенный ущерб его личной и деловой репутации в Германии, помимо возврата своих инвестиций.
У Кристины было всего две недели, затем они с Ханкой должны были вернуться на «Новую Австралию». Пока еще терпимое, постоянное присутствие Малдоуни становилось «утомительным» для Кристины и всех ее друзей. Фрэнсис назвал его «жалким занудой», «невыносимо цепляющимся», а Анджей считал его «невероятно толстокожим… опасным простаком с массой навязчивых идей и неврозов», который подпрыгивал всякий раз, когда Анджей щелкал пальцами, как он обычно делал, ошибочно принимая шум за стучащие в его голове молотки [60]. Понимая, что все к нему охладели, Малдоуни стал капризным и обиженным, но не мог оставить Кристину в покое, и Анджей заметил, что он начал патетически следовать за той «как собака динго, бегая по пятам Кристины», иногда даже ходил по улицам возле домов ее друзей, когда она навещала их, или просто ждал, когда она появится в «Шелбурне» или «Белом Орле» [61]. Однажды вечером, во время ужина с Джоном Роупером, Кристина сказала ему, что Малдоуни начинает пугать ее, и при расставании выразила опасение, что они больше не увидятся,
внезапно она произнесла импровизированную молитву за Роупера и его молодую семью.Вскоре Кристина призналась, что она устала от «упрямого и ужасного» Малдоуни [62]. Говоря Фрэнсису и Анджею, что они должны от него избавиться, она начала избегать «Белого Орла», подумав даже о том, чтобы запустить историю, что она ушла на другом корабле, и попросила «Шоу Сэвилл Лайн» не назначать ее на корабли, на которых он будет служить. Анджей теперь беспокоился о том, какое влияние может оказать на Малдоуни резкое неприятие, предупреждая Кристину, что «он не только безумно влюблен в тебя, но и просто безумен» [63]. Зная, что Малдоуни должен был отправиться на рейсе в Южную Африку, Анджей убедил ее сохранить мир немного дольше. В результате Малдоуни присоединился к ним в кино в свой последний вечер в Лондоне. Это было ошибкой.
Кристина всегда говорила ему, как утверждал Малдоуни, что она знает Анджея с детства и что это чисто платоническая дружба. «На самом деле ему отстрелили ногу, – сказал он, – и он был беспомощен – сексуально бесполезен» [64]. Если это была история Кристины, то она не впервые использовала ее. Однако в тот вечер что-то в поведении Кристины и Анджея по отношению друг к другу заставило Малдоуни усомниться. «В результате я расстроился, – признался он. – Я думал, что она дурачилась со мной и все время шутила» [65]. После кинотеатра Кристина и Анджей отправились с Малдоуни на его корабль в Альберт-док. Радуясь, что он уходит, Кристина поцеловала его на прощание традиционным польским способом и нетерпеливо пообещала писать в каждый порт. Позже она сказала Анджею, что вообще не собирается писать, думая, что это будет лучшим способом закончить то, что теперь было нежелательной дружбой. «Он мне так надоел, сплошная неприятность», – сказала она Анджею, но когда Анджей заметил, что было бы обидно и, возможно, провокационно полностью исключить Малдоуни, она согласилась бросить ему последнюю короткую записку [66].
Несколько дней спустя, в начале февраля 1952 года, Кристина и Ханка поднялись на борт «Новой Австралии». Они отсутствовали до середины апреля. На этот раз Анджей пришел встретить Кристину по возвращении в доки Саутгемптона. Узнав, что он будет в Лондоне всего неделю, а потом летит в Швейцарию,
Кристина решила поехать с ним. В конце записки Ханке, сообщающей о ее планах, она добавила PS: «Ни следа Денниса, какая удача» [67]. Но на следующий день Малдоуни прибыл в Лондон. Он не получил никаких писем от Кристины, и у него было достаточно времени, чтобы размышлять о ней. Теперь он нашел ее последнюю записку, в которой выражалась надежда, что он совершил приятную поездку, и было сказано, что она покидает торговый флот и отправляется на континент. Она пожелала ему всего наилучшего.
Несмотря на раздражение и легкое беспокойство, Малдоуни был последним, о ком думала Кристина на той неделе. Ранее, в апреле, в Лондоне состоялся избранный комитет Конгресса США по поводу показаний свидетелей расправы над польскими офицерами в Катыни. Тридцать польских свидетелей были заслушаны в течение четырех дней, после чего состоялось массовое собрание, посвященное двенадцатой годовщине кровавой расправы. Хотя сама Кристина не была свидетельницей, едва ли она могла пропустить все, что происходило. Ее брат погиб, как и офицеры в Катыни, и, вероятно, не случайно они с Анджеем забронировали билеты в Швейцарию сразу после той встречи в память Катыни. Вернувшись в «Шелбурн» за ночь до отъезда, Кристина пошла вперед, пока Анджей парковал машину. Прежде чем он успел ее запереть, Малдоуни бросился вниз по ступеням гостиницы. Анджей крикнул ему пару слов приветствия, но тот промчался мимо. Кристина была в вестибюле и пришла в гнев, когда Малдоуни стал «очень грубо» угощать ей и упрекать за то, что она не писала ему и избегала его с момента своего возвращения [68]. Она прямо сказала ему, что больше не желает его видеть. Затем она сказала служащим отеля больше не пускать его, а если он когда-либо спросит о ней, сказать ему, что ее там нет.
На следующий день Кристина и Анджей на неделю уехали в Швейцарию. Поскольку портрет Павликовской еще не пришел, она дала Анджею эскиз в качестве обещания будущего. Позже Анджей сказал своей племяннице, что сделал Кристине предложение, чтобы они поженились и жили где-нибудь в Европе – при условии, что она будет ему верна. Кристина еще не дала твердого ответа, когда пришла телеграмма от транспортной компании «Юнион Касл Лайн», в которой в конце месяца ей предлагали работу на борту «Винчестер Касла», следовавшего из Саутгемптона в Южную Африку. Она решила согласиться на эту работу – зарплата была бы весьма полезна, после чего они с Анджеем некоторое время находились вместе в Брюсселе или Льеже и планировали общее будущее.
Пока Кристина была в Швейцарии, Ханка приняла на себя основную тяжесть разочарования Малдоуни в Лондоне. Никто из них не знал, что он уволился с должности стюарда, чтобы устроиться на работу в качестве постоянного швейцара в клубе «Реформ» на Пэлл-Мэлл за то, что он назвал «мелкими деньгами», просто для того, чтобы быть ближе к Кристине. Теперь ее нельзя было найти в обычных заведениях, и Малдоуни начал названивать Ханке с просьбой о встрече, и когда та сказала, что не хочет обсуждать с ним Кристину, поклялся, что у него нет чувств к ней, а потом стал расспрашивать, есть ли у Кристины кто-то другой.