Шпионаж и любовь

Тем временем Кристина мудро оставалась с Анджеем до последнего момента, вернувшись в Лондон только 28 апреля, за два дня до того, как должна была выйти в путь на «Винчестер Касле». Возвращаясь из ресторана следующим вечером, она внезапно почувствовала волнение и позвонила Людвигу Попелю, попросив его встретить ее на Хай-стрит в Кенсингтоне. Когда они вместе шли в «Шелбурн», Кристина рассказала старому другу, как испугалась Малдоуни и как он «приставал» к ней, следуя за ней, куда бы она ни пошла [69]. Людвиг скептически заметил, что она преувеличивает, но Кристина была убеждена, что Малдоуни будет «бродить вокруг», и когда они добрались до отеля, около 11 часов вечера, они увидели его там, стоящим в ожидании [70]. После нескольких шуток Малдоуни заявил, что хочет поговорить с Кристиной наедине. Она отказалась, дав классический ответ: «У меня нет секретов ни от кого», хотя все они знали, что это явно не соответствует действительности [71]. Настаивая на своем, она сказала, что отплатила ему за доброту, не хотела бы грубить, но он ведет себя странно, и она повторила, что больше не хочет видеть его и что он должен уйти. Людвиг наблюдал, как обезумевший мужчина изо всех сил пытался сдержать себя, и был поражен тем, что назвал «его странным взглядом» [72]. Наконец Малдоуни пробормотал, что он знал, что недостаточно хорош для Кристины и ее друзей, согласился уйти и, засунув руки глубоко в карманы плаща, пошел по улице прочь.

17. Жестокий конец

У Кристины никогда не было стратегического подхода к жизни. С самого детства ее наиболее характерной чертой было сильное стремление к свободе: свобода от власти, свобода бродить, ездить и жить, как это делали богатые люди, жизнь действия и приключений. Работа, брак и правила общества были неприемлемыми ограничениями, что быстро сделало ее, как проницательно отметила Вера Аткинс из УСО, «одинокой и следующей собственному закону» [1]. Когда Германия в 1939 году вторглась и оккупировала Польшу, Кристина внезапно обнаружила, что идеально создана для того, чтобы сражаться. Долг и удовольствие, наконец-то, пошли рука об руку, когда она соединила свой ум, мужество и обаяние против абсолютной, навязанной власти. Война стала для Кристины величайшей возможностью, но поражение Польши оставило ее не только без дома, но и без роли. Именно, как писала Пэдди Ли Фермор, «из-за беспокойства, независимости и нужды и внезапно потеряв всех, кого нужно было спасти», она «уплыла из своей довольно безрассудной приемной страны на временную работу в качестве трансатлантической стюардессы» [2]. Но к 1952 году Кристина знала, что эта работа на кораблях была своего рода особой формой бегства, но сама она при этом оставалась в ловушке. Выход на берег был недостаточен, чтобы компенсировать долгие недели, проведенные за уборкой ванных комнат и службой в качестве горничной. А потом был Малдоуни, черное облако, ожидающее ее каждый раз, когда она возвращалась в Лондон. Ей нужна была стратегия. Анджей был ее «единственной прочной привязанностью», как сказала Аткинс, и Кристина начала задаваться вопросом, не может ли он, в конце концов, быть ее лучшим шансом на свободу [3].

На следующий день после того, как Кристина прогнала Малдоуни из «Шелбурна», в апреле 1952 года Ханка провожала ее на вокзале Ватерлоо, чтобы присоединиться позже на борту «Винчестер Касла» в Саутгемптоне для шестинедельного путешествия в Южную Африку. Поскольку судно управлялось другой линией, она думала, что у Малдоуни не было никаких шансов попасть в это путешествие, и маловероятно, что он вообще будет знать, куда и когда она отправляется. Несколько дней спустя Ханка заметила, как он проходил мимо ее дома в Хаммерсмите, а в начале мая он забронировал номер в «Шелбурне» под вымышленным именем. Корабль Кристины ушел в плавание, но она знала, что Малдоуни будет ее ждать. Из последнего порта на обратном пути Кристина позвонила своей подруге Ливии Дикин и спросила, может ли она остаться у той на несколько ночей, когда вернется. «Я очень устала, – сказала она. – Я не хочу никакой еды, я просто хочу спать» [4]. «Винчестер Касл» прибыл по расписанию в пятницу 13 июня, но вместо того, чтобы отправиться к подруге, Кристина встретила Людвига за кофе в кафе «Маринка». По ее словам, работа на кораблях в течение последнего года не принесла результатов, на которые она надеялась. Она записалась на еще одно путешествие на «Винчестер Касле»; после этого, как он вспоминал, она ушла. Затем она забронировала первый доступный рейс на ближайшее воскресенье, чтобы провести неделю перед последним путешествием на «Винчестер Касле» с Анджеем в Бельгии.

На следующий день Кристина разобрала вещи. Все еще не в силах расстаться с ними, она убрала тяжелую беспроводную радиостанцию УСО и нож коммандос на дно морского сундука и положила поверх них одежду. Униформу и белье отложила в сторону, чтобы пометить пакеты перед тем, как отправить на хранение. В «Шелбурне» согласились предоставить ей место для этого, пока она не будет готова забрать вещи. Портрет Павликовской уже прибыл, и она оставила его прислоненным к сундуку, чтобы забрать с собой. Еще раз посмотрев на него, достала ту одежду, в которой позировала: мягкий черный джемпер с короткими рукавами, жемчуг и любимый алый шелковый шарф с повторяющимся орнаментом в виде головы лисицы. Та же одежда в момент вручения портрета должна была усилить символическую природу подарка. Анджей сказал племяннице, что они с Кристиной намерены пожениться. Это было трудное решение для них обоих, но, по его словам, «мы, наконец, решили, что хотим быть вместе навсегда» [5].

Следующее утро, воскресенье 15 июня, принесло как хорошие, так и плохие новости. Полет Кристины в Бельгию был отменен из-за отказа двигателя, но Малдоуни, как ей сказали, был задержан полицией после того, как прошлой ночью буянил. Отправив телеграмму Анджею, чтобы он знал, что она опоздает на день, Кристина проводила время, встречаясь с друзьями за кофе и обедом. В тот день она вымыла волосы и, собрав все остальное, надела хорошую одежду, которую приготовила для поездки, прежде чем встретиться с Людвигом в клубе ВВС Польши в Эрлс-Корт. После ужина с несколькими друзьями в «Маринке» Людвиг оставил ее на станции метро «Южный Кенсингтон», и она вернулась в «Шелбурн» одна [127] .

127

В рассказах об этом вечере есть явные противоречия. Соня Мастерс утверждала, что была на званом ужине и видела, как мужчина смотрит в окна кафе, и Кристина весьма красочно отреагировала: «Когда мне было двенадцать или тринадцать лет, отец дал мне ружье и взял меня на охоту на волков. В те дни у нас в Польше было много диких волков. Я заблудилась и подверглась нападению голодной волчьей стаи, возможно, там было от десяти до двенадцати зверей. Я взяла ружье, стреляла и убила их всех. С того дня я не боюсь ни людей, ни волков». Однако Попель утверждал, что он не пошел провожать Кристину до отеля, потому что слышал, что Малдоуни благополучно сидит под замком в полиции. Позже Станислав Мацкевич утверждал, что шел с ней домой, поцеловал на прощание и пожелал спокойной ночи, отклонив предложение войти. «Без сомнения, если бы в ту ночь я принял приглашение Кристины навестить ее в отеле, я был бы первым зарезанным», заключил он. См.: Mackiewicz, Two Ladies Die After Talking to Me (1972).

Была четверть одиннадцатого, когда Кристина вернулась. Малдоуни ждал ее. Ранее в тот вечер в кинотеатре он случайно встретил моряка с «Винчестер Касла», который сказал ему, что на борту была польская стюардесса, которая «всегда бегала за стюардами» на корабле и рассказывала о неприятностях на «Руахине» годом ранее [6]. Малдоуни был взбешен. Он вернулся в клуб «Реформ», взял нож с деревянной ручкой и обоюдоострым лезвием и пошел по парку в сторону Кенсингтона. Час спустя он наблюдал, как Кристина прибыла и зашла в отель. После минутного колебания он последовал за ней.

Стоя на улице, Малдоуни пальцами касался ножа в ножнах, засунутых в задний карман брюк, а Кристина была уже внутри, она несла бутылку штемпельных чернил и ручку. В тот день она одолжила их для маркировки вещей перед тем, как положить их на хранение, и просто перед сном решила вернуть их экономке отеля. Когда она поднялась наверх, Малдоуни ворвался в вестибюль и крикнул ей, требуя вернуть его письма.

Вышел швейцар из гостиницы, подождал минуту, чтобы посмотреть, хочет ли Кристина, чтобы Малдоуни выгнали, потом снова исчез. Кристина вздохнула, спустилась вниз по лестнице и сказала Малдоуни, что не может вернуть его письма, так как сожгла их. Она сказала, что уезжает на континент и ее не будет года два. Затем она повторила, что больше не хочет иметь с ним ничего общего. Для нее сама эта фраза стала утомительной. Малдоуни был надоедлив. Она устала от его настойчивости, отсутствия самоуважения и непонимания. Ей надоело пытаться от него избавиться. Она говорила со скукой и презрением.

Внезапно Малдоуни бросился на нее, прижимая к стене, его лицо находилось в нескольких дюймах от ее лица. Швейцар услышал ее крик: «Уберите его от меня!» Малдоуни поднял правую руку и одним мощным движением вонзил нож ей в грудь. Пять с половиной дюймов лезвия пронзили ее красный шелковый шарф, мягкий черный джемпер и сердце. Инстинктивно она подняла руку, но через несколько секунд была мертва от шока и потери крови.

Услышав крик Кристины, швейцар побежал обратно в зал, где увидел ее и Малдоуни у стены у подножия лестницы. Думая, что Малдоуни навязывается ей, швейцар стащил его и швырнул на пол. Без поддержки Кристина тоже соскользнула на пол, правая сторона ее лица упала на викторианские плитки, ноги согнулись. Сначала Малдоуни не знал, убил ли он ее, и продолжал требовать, что хочет видеть ее [128] . Швейцар сказал ему, что смотреть не на что, но, понимая правду, Малдоуни произнес свои единственные слова раскаяния: «О нет, Кристина», прежде чем добавить: «Я сделал это, потому что я любил ее» [7].

128

Позднее он говорил полицейским, что думал, что ударил ее

в плечо.

Второй швейцар и повар прибыли несколько мгновений спустя и, полагая, что Кристина упала в обморок, попытались ее посадить. Как только они отпустили ее, она снова упала на пол. Подоспела экономка, которая подняла голову Кристины, пытаясь оживить ее с помощью напитка, но вода «текла изо рта» [8]. «В ней, казалось, не было жизни», – прокомментировал второй швейцар [9]. Никто из них не заметил ножа. Минуту спустя вошел менеджер отеля. Увидев, как швейцар «тащит [Малдоуни] по лестнице», он разделил их [10]. Затем он повернулся к Кристине, увидел нож, инстинктивно вытащил его и в том же движении уронил его на пол. Нож был «запятнан кровью до рукоятки» [11].

Хотя он боролся со швейцаром, Малдоуни не пытался уйти. Через десять минут прибыли первые полицейские. Посадив Малдоуни в кресло в холле гостиницы, они сказали ему, что «леди» мертва, и спросили, что случилось. Малдоуни сказал им, что убил ее, но она сама довела его до этого. Около полуночи один из офицеров заметил, что он пытается что-то влить себе в рот, прикрывшись цветным шелковым платком. Офицер отбросил его руку, по полу рассыпался аспирин, запачкав его одежду, стул и пол вокруг. Осмотрев рот Малдоуни и обнаружив, что порошок прилип к его зубным протезам, офицер заставил его прополоскать рот [129] . Было четверть двенадцатого, когда в «Шелбурн» прибыл главный суперинтендант Джордж Дженнингс. К тому времени врач уже был на месте более часа и оценил время смерти Кристины в 22:30 или 22:40 в тот вечер. Малдоуни теперь так стремился сделать полное признание, что не мог дождаться полиции, что позже дало инспекторам повод для беспокойства, когда дело пошло к суду. Его заявление было таким: «Я убил ее. Давайте уйдем отсюда и покончим с этим побыстрее» [12].

129

Полные комплекты зубных протезов, или вставных зубов, все еще были распространены в это время, среди прочих такой был даже у Уинстона Черчилля.

Незадолго до двух часов ночи приехал полицейский фотограф и сделал пять удивительно четких фотографий места преступления. В жизни Кристина никогда не стеснялась камеры, но большинство ее фотографий размыты и зернисты. Ее фотографии на документах более ясны, но подростковая королева красоты в мехах и сдержанная сотрудница Вспомогательного женского корпуса в чужой форме, обе больше отражают некие стандарты и образы, чем личность. Только на этих полицейских фотографиях Кристина предстает с абсолютной ясностью и интимными деталями: от мягких темных волосков на запястьях и верхней губе, родинок на шее и лице, до тонких щелочек между зубами, поскольку ее рот открыт. Но это фотографии мертвого тела; камера так и не поймала Кристину.