Синие звезды

На палубе послышался шум и гомон пьяных голосов матросов. И мальчик вышел взглянуть, что происходит.

Посреди палубы стоял в хлам пьяный Бернард с взъерошенными, как гребень петуха, светлыми волосами. В то время как другие не менее пьяные матросы кидали ему блестящие в вечернем полумраке драхмы.

– А я говорю вам, что на воде я не умру, — расхохотавшись, кричал заплетающимся языком Бернард. — Морская клятва, ик, вещь. Покрепче всякого будет. Обет перед покойным братом меня бережет. Сыну его я помог, другого так вообще на корабль взял. Кто мог представить, что он окажется такой гнидой? Клятва спасла один раз, спасет и в другой! Смерть на воде мне нипочем!

– Так, может быть, ты теперь вообще не умрешь? — захохотал кто-то из матросов.

— Умру, но точно не на корабле, а дожив до седин в объятиях какой-нибудь шлюхи, — проорал Бернард.

— Так сколько можно болтать? — проворчал чей-то заплетающийся голос. — Разве мы за болтовню скинули свои кровные?

— Плакали ваши денюжки, — прокричал Бернард, нацепив на голову свою треугольную шапку.

Другой матрос, взяв небольшой продолговатый кинжал, сделал несколько шагов, остановившись напротив Бернарда.

— Вот увидите, моя шапка будет пронзена, а голова останется целехенькой, — захохотал Бернард. — Морская клятва сила.

Матрос, размахнувшись, что есть мощи, бросил нож в лицо Бернарда.

Нож, громко чавкнув, вонзился прямо промеж глаз Бернарду, на лице которого застыл смешенный с удивлением испуг, и он, зашатавшись, повалился наземь.

Наблюдавшие эту сцену матросы мгновенно протрезвели, замерев в немом молчание.

Крик, вырвавшись, застыл в горле Джейка.

В этот момент бесшумно, словно тень, на палубе появился Лорд и, положив руку на плечо мальчика, негромко произнес:

— По энноской мифологии, Морская клятва действует только в том случае, если ее принял тот, к кому она обращена.

По мере продвижения по Кристальной становилось все холоднее. И все чаще и чаще стали попадаться, похожие на огромные куски белого сахара, айсберги. А с побережья на проплывающих грустно глядели разрушенными ставнями, словно пустыми глазница, заваленные снегом мертвые энноские города. Проходили столетия, сменялись люди, а корабли все также плыли вверх по Великой реке.

Лорд стал более встревоженным. Он, подолгу застыв, стоял на палубе, всматриваясь в заснеженную гладь, ища что-то на побережье.

Джейк, выйдя из каюты, встал рядом.

На пути корабля замаячила плывущая по течению отколовшаяся от айсберга ледяная глыба. На палубе послышался встревоженный гул голосов, и хриплые команды капитана, отдаваемые рулевому.

Раздался легкий гудок. Мимо «Величия державы» пронесся серебристый ройзский корабль, поравнявшийся с куском айсберга. Из основания серебристого корабля повалил голубой дым, так что замерцал окружающий корабль воздух. И огромная глыба, зашипев, в несколько секунд превратилась в пенящуюся воду, словно кусок сахара в чае.

— Азеты[2] — последние и самое грозное оружие Замерзшей империи, — проворчал Лорд, обращаясь к мальчику. — Сожгут любого, кто встанет у них на пути.

Корабль причалил к раскинувшимся на побережье руинам мертвого города. На развалинах маяка крючковатыми буквами было написано:

— «Зе лянде вон ме ляйе», — прочел вслух Лорд, а затем, усмехнувшись, перевел: «Здесь заканчивается цивилизация». Какая ирония, когда-то Кристальная была границей между Великим Энносом и дикими вистфальскими племенами. — Лорд вздохнул. — Следи, чтобы мои вещи были в целостности и сохранности. Да храни тебя Акилин!

И похлопав Джейка по плечу, он спустился с корабля, двинувшись в вечные ледники.

— Ему только Акилина припоминать, — прошипел кто-то из матросов, глядя в след удаляющемуся в бескрайние снега Лорду.

— Когда же уже сгинет это дьявольское отродье, –бросил подошедший сзади Феликс. — Еще и змееныша своего оставил, — глядя в сторону Джейка, зло, сплюнул он.

Джейк тяжело вздохнул, он остался один на корабле, на котором все его ненавидят. А где-то, в Лиции, его ждала мама с Артуром, который больше не получит так необходимых ему дядиных денег. Подумал мальчик, почувствовав, как на душе заскребли кошки.

В кабинет главного ляонджи вошел одетый в черный плащ пожилой мужчина. Главный ляонджа поднял на него свои ярко-синие глаза:

— О, профессор де Консфер, с возвращением, — ласково произнес граф де Д’елеван.

Профессор поклонился

— Ваша светлость, в развалинах Помплеки мной было изучено все, где упоминаются лионджи. И вот, — профессор вытащил из сумки, золотой кубок, передавая его графу. — Говорят, из этого кубка пил сам лионджа, звавшийся Луцинием. По крайней мере, такова легенда, ходившая в Энносе.

Тем временем граф с интересом рассматривал крючковатые буквы, выцарапанные на донышке кубка.

— Он будет неплохим дополнением коллекции, ваша светлость. Диво даюсь, и как только до него не добрались вездесущие ройзсцы, — произнес профессор, собираясь уходить.

— Как ваши руки? — окликнул в дверях профессора главный ляонджи.

Де Консфер вздохнул:

– Такое уже вряд ли когда-либо заживет, ваша светлость. Чудо, что я вообще остался жив в тот раз.

И сняв одну из меховых перчаток, он оголил покрытую кровавыми язвами синюю кисть.

[1] История Морской клятвы восходила корнями к Энноской мифологии. В их пантеоне богов бог воды Эоэ был и одновременно богом Царства мертвых.

[2] «Азетеус» с энноского переводится как «испепеляющий».

Глава 13. Уил

Где звезды, не гаснув, сияют на небе,

В холодной, богами забытой земле,

Есть место одно, покрытое дымом,

Страшнее его нет на земле.

Здесь души умерших стонут во мраке,

И бесы гуляют и воют в ночи,

Виденья кошмаров ужасных рождая,

Лишая последних крупиц надежд.

Тут бред и рассудок,

Тут слезы и смех,

Тут шепот и эхо,

И призрачный свет.

Дверь распахнулась. В камеру вошел стражник, нацепив на Уила наручники, он взял его под руки.

— На казнь? — безучастно спросил Уил.

– Радуйся, собака, — проворчал стражник. — В честь юбилея ее светлости принцессы Летеции всем вам душегубам в качестве милости казнь заменена на пожизненную ссылку в Аквоморий.