Синие звезды

– Успеешь наесться, — проворчал Бернард. — Одевайся.

– А на флоте хорошо кормят? — слушая, как урчит его голодный желудок, спросил Джейк.

— Кормят так, что пальчики оближешь, — захохотав, ответил дядя.

Вскоре они уже ехали в снятой Бернардом бричке, медленно удаляясь от Лиции.

Кристальная.… Много лет назад прозрачная, сверкающая на солнце водная гладь поражала живущих рядом с ней людей своей красотой. Теперь же мутная вонючая жижа была лишь горькой иронией своего названия.

Бернард толкнул Джейка в бок, указывая на какие-то руины:

— Энноское творение, — отхлебывая из фляжки вино, проворчал он. Мраморный город. — В детстве, каждый раз проезжая мимо, мы с твоим отцом любовались этим белоснежным великолепием, созданным великими энносами.

От былого великолепия остались лишь изъеденные аквомором жалкие руины некогда прекрасного города.

И Бернард, сделав еще один глоток из фляжки, смачно сплюнул.

«Величие державы» ожидало их в Проклятом порту.

Сгнивший, заплатанный досками корабль зловеще скрипел, словно собираясь развалиться на куски.

Приметив испуганный взгляд племянника, дядя подбадривающе потрепал Джейка по волосам:

— Сегодня начинается твоя взрослая жизнь подлец!

– Бернард, Бернард, разрази меня гром, ты вернулся, да еще и с пополнением! — пророкотал, встретивший их на палубе матрос, крупный средних лет мужчина с черной густой бородой.

Бернард с жаром пожал ему руку.

— Сколько наших друзей мы потеряли в ту бурю! — вновь пророкотал Чернобородый, уводя куда-то дядю, оставляя Джейка одного.

— Толстый! — услышал мальчик позади себя. — Я сказал Толстый, — снова произнес чей-то задиристый голос, и кто-то схватил его за руку.

Джейк повернул голову, какой-то высокий худой парнишка, ухмыляясь, осматривал его.

Мальчик было хотел найти взглядом дядю, но тот, увлеченный беседой с чернобородым матросом, уже куда-то подевался.

— На этом корабле все недоумки вроде тебя подчиняются мне. Тебе понятно, Толстый?

Джейк не успел открыть рот, как получил крепкую затрещину.

— Я разве что-то не понятно спросил, Толстый? — ухмыльнувшись, переспросил худой парнишка.

— Понятно, — растеряно промямлил Джейк, чувствуя, как к горлу подступает неприятный комок.

«Вот и закончилась моя сытая домашняя жизнь», — с тоской подумал мальчик.

— Ты домыл, Толстый? — произнес до боли знакомый и такой ненавистный Джейку голос.

Мальчик, тяжело сглотнув, утвердительно кивнул головой.

— Так-так, — с усмешкой в голосе произнес Феликс, внимательно осматривая вымытый Джейком участок палубы. — Вот теперь вижу Толстый, ты хорошо поработал.

Мальчик почувствовал облегчение.

— Ой, — Феликс, как будто случайно задел ногой ведро, разлив грязную жидкость по палубе, — ничего не поделать, Толстый, — ухмыляясь, произнес он, грубо потрепав мальчика по волосам, — придется переделывать.

Джейк не произвольно застонал, выронив из рук тряпку, почувствовав приступ дурноты. Этот клочок палубы он мыл уже шестой час под палящим солнцем и вызывающим тошноту монотонным плеском волн за бортом.

Феликс качнулся вперед, как будто поскользнувшись на мокром полу, и с силой толкнул Джейка, что тот не устояв на ногах, рухнул на палубу.

От запаха тухлой воды мальчика вырвало.

— Что же ты такой неуклюжий, Толстый? — с наигранным сожалением в голосе произнес Феликс.

Один из молодых матросов, натягивающих канат мачты, засмеялся глядя на перепачканное лицо глупого молокососа.

Мимо прошел дядя Бернард, и, заметив, лежащего на полу племянника, он потупил взгляд, сделав вид, что не замечает его.

Феликс был сыном капитана корабля, и потому со своими подопечными мог безнаказанно делать все, что ему вздумается…

В первый день на корабле Джейк на свою беду попытался увернуться от причитающейся ему оплеухи, и тут же познал, что так делать не стоит.

«Никто ничего не спросит и не заметит, если ты случайно окажешься за бортом и пойдешь на корм к рыбам, или помрешь от несварения желудка, случайно обнаружив в своей миске яд», — зло прошипел ему Феликс на ухо.

И мальчика на много часов закрыли в малюсенькую темную комнатку в трюме, комнатку настолько маленькую, что в ней можно было лишь замереть, опершись в стены, чувствуя, как начинают ломить затекшие конечности. А из соседних камер доносились стоны и крики заключенных, которых они везли на пожизненную каторгу в Аквоморий.

— Зачем ты взял меня на этот чертов корабль? Ты говорил, что хочешь для меня лучшей жизни! — выйдя из трюма со слезами на глазах, накинулся он на дядю.

— А ты думал, жизнь моряка — сахар? — проворчал Бернард в ответ.
– Разумеется, придется попотеть. Сотри сопли и прекращай ныть, плакса, — бросил он, после чего начав избегать встреч с племянником, делая вид, что они не знакомы.

Джейк никогда бы не мог подумать, что где-то может быть хуже, чем на пристани, но работа на пристани теперь казалась сказкой. Там он хоть рано или поздно, но все-таки уходил домой. Феликс же был всегда…

И мальчик, опустив голову, снова и снова мыл ненавистный кусок палубы, под внимательным взглядом ехидных глаз. Он наклонился над ведром, выжимая тряпку. Его пнули. Мальчик споткнулся, упав в ведро, нашедшее на его голову, словно шлем.

Послышался хохот.

— И нарекаю тебя защитником половых тряпок и повелителем грязных мисок, — произнес Феликс, мешая Джейку снять с головы ведро.

Мальчик споткнулся, врезавшись в Феликса.

— Драться? Ты меня стукнул, вонючка? Тут без наказания, Толстый, уже точно не обойтись, — усмехаясь, процедил сын капитана под хохот молодого матроса, наблюдающего за происходящим.

«Как? Опять трюм?» — чуть не плача, подумал Джейк.

Хохот неожиданно стих, затем послышались шаги приближающегося к ним человека.

Это был высокий пожилой мужчина с седой редкой бородой на морщинистом лице. Одет он был в длинный черный плащ, доходящий до самых пят, напоминающий собой мантию профессора или судьи. На его руках красовались одетые не по погоде черные меховые перчатки, как ходили слухи Нечистый забрал его руки в наказание за его ремесло, дав вместо них когтистые лапы животного.