Синие звезды

Солдат взглянул нанебо, оно было черным от нависших дождевых туч. От резкого грохота грома Михаил споткнулся, больно ударившись о перила смотровой площадки.

— Сколько еще мы будем вынуждены защищаться от этих безбожников?
– зло проворчал он.

Война с Аутсменией с переменным успехом для обеих сторон шла уже более трехсот лет, иногда заключались перемирия, длящиеся десятками лет мирной жизни, но суть не менялась: проходило время, и война между злейшими врагами разгоралась с новой силой.

Сто четырнадцать лет назад желая обезопасить страну от быстрых, лихих набегов аутсменцев, по всей границе была построена цепь защитных укреплений, прозванная в народе Чертой Якова II.

Во времена Альберта Мудрого многим казалось, что злейшим врагам, наконец, удалось найти общий язык, и больше кровопролитие между народами не повторится. Но долгий мир был разрушен, когда вистфальский принц Франц вмешался в печально известную «Войну близнецов».

«И почему Акилин сам не накажет этих подлых-безбожников? Почему мы должны мерзнуть здесь», -подумал Михаил, чувствуя, как ветер неприятно обдувает мокрую одежду.

Каждому вистфальцу было известно, что аутсменцы не верят в Акилина, а молятся на истуканы и пни.

«Как можно утверждать, что помимо Акилина, есть другие боги, это же откровенное богохульство», — любили, подняв палец вверх, говорить жрецы, а затем добавлять: — «Уже за это грустное осквернение Его священного имени аутсменцы недостойны жить в созданном Акилиным мире».

Со сторожевых башенок было видно раскинувшуюся в низине бескрайнюю степь, и в случае нападения врага стоящие здесь караульные должны были зажечь сигнальный костер, который увидит гарнизон пограничной крепости.

«Какой враг решит нападать в такую погоду? Да никакой. А кто заметит дым, когда с неба льет, как из ведра? Да никто. А главное, как мы зажжем этот чертов костер, когда вокруг все такое мокрое? Тогда зачем же я здесь стою?» — так думал Михаил, начиная клацать зубами от холода, несмотря на лето, стоять в промокшей до нитки одежде было зябко.

Ответ же на вопрос, зачем он здесь стоит, знал только сержант, который вместе с другими солдатами сейчас спал в теплой казарме под убаюкивающий шум дождя.

«Вот же сволочь», — подумал Михаил.

Дождь стал понемногу стихать. Новый порыв ветра сильно тряханул башню. Она на несколько секунд наклонилась вбок, издав пронзительный скрип. Напарник Михаила Шон, мирно посапывающий в углу, закряхтел и открыл глаза:

— Что уже рассвет? Нас сменяют?

— Ага, жди больше, — проворчал в ответ Михаил

— Ну и погодка, так и заболеть недолго. Мне, в отличие от тебя, служить капельку осталось, беречь себя уже нужно, — прокряхтел напарник.

Это было действительно так.Михаил пока не отслужил и года, когда как его напарник был одним из ветеранов, пробывшим в войсках без малого два десятка лет, и даже пережившим последнюю войну с Аутсменией, и не только пережившим, но и сохранившим при себе свои конечности. А это многого стоило. Каких-то еще пять лет, и он будет свободен. А потом Шон сможет выбрать сам как хочет прожить оставшуюся жизнь: превратиться в «солдата удачи», пойти работать на торговый корабль, попытаться устроить свою жизнь в крупном городе, одно было точно: никто Шона уже в родное поместье к его господину не вернет. От этих мыслей Михаилу стало грустно, воспоминания о доме были еще слишком свежими. Хоть и там было несильно слаще, приходилось работать с зари до зари. Но дом был все-таки дом.

Вдалеке у самого горизонта показалось какое-то неясное движение. Михаил навострил зрение, пытаясь сквозь водную завесу, рассмотреть возникшие вдалеке силуэты. В то время как напарник, сидя в углу, увлеченно стряхивал с себя влагу.

— Что это там? — с тревогой в голосе спросил Михаил.

— А тебе не все равно? — проворчал в ответ Шон.

— Может, стоит разжечь сигнальный костер?

— Чтобы ходить в караул весь последующий месяц? — огрызнулся Шон.
– Нет уж, брат, врага лучше проследить, чем сообщить о том, в чем не уверен. Я служу почти четверть века, и знаю, о чем говорю.

— Но… –промямлить Михаил.

— Кому поможет наш костер? Граница дырявая, как решето. Где есть башни, нет гарнизона, где есть гарнизон, давно сгнили башни, — и, заметив испуганный взгляд молодого солдата, добавил: -вот что я тебе скажу, главное в солдатском ремесле это сохранить свою шкуру.

– А как же защита родной страны и преданность Вистфалии?

Шон сплюнул:

– Служил я на границе с иннатцами, мы три года били князя Ольхонского, а потом уже вместе с князем бились с эвенками. Господа сами не знают, чего хотят. Помню, нажрался как-то с вечера, как скотина, а тут эти лохматые твари из леса повылазили. А у меня глаза в кучу, ну и рухнул я в канаву в беспамятстве. Просыпаюсь, а меня уже в яму с трупами оттащили, и закапывать собираются. И думаешь, мне в этот момент было стыдно? А вот нате выкусите, — сжав руку в кулак, погрозил он невидимому начальству. — Я бы лучше каждое сражение в канаве пролежал. Лучше выжить, чем стать героем.

– А как же товарищи?

– Дерьмо все это, нет никакого боевого братства. Все друзья, пока дело до реального боя не дошло. А там каждый сам выжить норовит. Нажрался я этого по самое не балуйся.

В пасмурном небе мелькнула тень, и Шон, изумленно глядя на торчащую из своей груди стрелу, рухнул на землю. Михаил ошарашено замер. Их словно атаковало само небо. Стрела вошла солдату между лопаток и он, охнув, рухнул вслед за напарником. Боли не было, была лишь темнота.

Сидящий на танзане лучник презрительно фыркнул: «И это и есть великая Черта Якова II»?.

Аутсменская конница, не встречая сопротивления, неслась вперед.

Древняя резиденция великого герцога вильменского, так называемое круглое здание, располагалось в центре Триста, столицы Вильмы.

Стены некогда белоснежного строения с течением времени приобрели пепельно-бурый оттенок.

Как говорили горожане: «Белые камни стали красными от крови, пролитой защитниками Вильмы, в резиденции нет даже шва, в котором бы не оставила вмятины вражеская стрела. Трист был взят трижды, но покорен никогда!»

Внутри круглого здания стоял оживленный гул хмельных голосов. Сегодня здесь на приеме у императора Луизина, заседающего во главе своих генералов, собрались те немногие вильменские аристократы, что смогли пережить вистфальское владычество.

Вильма была самой неспокойной Вистфальской провинцией. Свой протест вильменцы выразили даже, сохранив свою аристократическую приставку «сян», обещающую ее носителям со стороны новой власти постоянное преследование и подозрение в мятеже, и, тем не менее, они бережно хранили свои древние титулы.