Синие звезды

– А может, ты вражеский лазутчик? — смерив его оценивающим взглядом, шикнул кто-то.

– Или паникер и дезертир, — добавил кто-то.

— Или и то, и другое, — подытожила старуха.

Несколько городских стражников небрежной походкой направились к нему.

– Значит, панику сеем? — произнес один из них, положив рядовому на плечо руку.

– Я там был, — прохныкал Петр.

– Разберемся, разберемся, –проворчал стражник, заламывая рядовому за спиной руки.

И они потащили не понимающего, что происходит солдата в застенки Городской расправы.

– Вешать таких надо! — крикнула им в до гонку старуха.

Несколько часов в городе по-прежнему продолжалась мирная жизнь, до тех пор, пока по камням мостовой не послышался топот чужих лошадей.

«Битву при Ланах можно назвать чудом нашего оружия» — редактор де Филомель.

«Безусловно, мы потеряли всего несколько сотен человек, в то время как аутсменская армия уничтожена под самый корень. Генерал-выскочка убежал набирать к себе новую. Только вот кто за ним пойдет?» — генерал де Леном.

«Возможно, недалекие идиоты, одураченные его враньем. Только чем ему помогут тысячи новых напрасных жертв?» — редактор де Филомель.

«Его безумная идея закидать нас трупами безбожников просто абсурдна. Если у его подданных есть хоть толика здравого смысла, то они сделают выводы. Такое количество жертв невозможно скрыть. В этом сражении у каждого аутсменца погиб сын, муж, брат или отец» — генерал де Леном.

«Смешно то, что у нас находятся недальновидные люди, с недоверием спрашивающие, почему вышеупомянутое сражение произошло в десятках миль от Черты Якова II. Разве можно осуждать наших боевых гениев в том, каким образом они уничтожили армию супостата?» — редактор де Филомель.

«Мы победили и точка» — генерал де Леном.

«И в честь этого памятного события его величество приказал своей милостью провести в Лиции праздничный салют, о чем позаботятся ройзские умельцы».

Тем временем сидящий в окружении старинных книг летописец на острове Ройзс сделал запись: «Шел пятисот тридцать шестой год со дня основания Ройзской республики, в битве при Ланах Вистфалия лишилась своей армии»[1].

[1]Ни в Вистфалии, ни в сопредельных с ней государствах порох изобретен не был. Для фейерверков так же, как и для азет, использовались специальным образом переработанные пары аквомора. Но данным секретом владели лишь ройзсцы, старательно сохраняющие его от варварских народов.

Глава 15. Летеция

Бледный свет факела озарял две выточенные из мрамора скульптуры. Молодой мужчина с волнистыми волосами смотрит вдаль, опираясь на меч, другой рукой прижимая к себе девушку в легком шелковом платье, голову которой прикрывает прозрачная вуаль. Вуаль из камня. Их фигуры навсегда застыли в глубинах королевской усыпальницы.

Счастье молодых разрушила злая судьба, принц Франц угодил в устроенную аутсменцами засаду, а Стефанию убила коварная болезнь, таящаяся в вистфальком воздухе. Аквомор проник в непривыкшие к смраду легкие и медленно убил ее.

Никос сощурив подслеповатые глаза, вглядывался в каменное лицо сына, на котором застыла легкая задумчивость. Скульптор максимально точно передал черты лица юного принца.

– Само существование Аутсмение оскверняет прах моего Франца. Голова Генерала-выскочки должна быть брошена на съедение псам, а их поганые города обращены в руины, — вместо привычного брюзжания яростно произнес король.

Стоящий рядом Главный ляонджа склонил голову:

— Разумеется, ваше величество, не сегодня, завтра их столица падет к вашим ногам, в этом можете не сомневаться, — в ярко синих глазах промелькнула усмешка. — Решив возобновить войну, Генерал-выскочка подписал всем аутсменцам смертный приговор. Он рассчитывает, что ему помогут предатели, которые только спят и видят поражение своей родины.

Король фыркнул:

— Место изменников на виселице.

– Многие так называемые интеллигенты из Академии верят, что Генерал-выскочка подарит им ту свободу, о которой они так мечтают. Лживые надежды недалеких людей, — в ярко-синих глазах графа отразился отблеск факела.

– Лорд де Палк много лет был моим верным псом и что-что, а вычистить этот Рассадник измены он сможет, — прокряхтел в ответ Никос. И с силой стукнув кулаком по стене склепа, добавил: — У него на измену нюх!

Граф в знак согласия склонил голову.

– Я не хочу пышных надгробий, Герман. Будет достаточно и того, что мои кости найдут покой рядом с прахом Франца, — бросив взгляд туда, где рядом со статуей Франца было пустое место, проворчал король.

Он похлопал статую по плечу и, склонившись над каменным ухом сына, прошептал в бесчисленный за четырнадцать лет раз:

— Мы еще придем, сынок, — словно бы каменная статуя могла куда-то уйти. — Прости, что не послушал тебя тогда. Прости, –прошептал король, смахнув из глаза бесцветную слезинку.

В его голове в очередной раз где-то на грани сознания зашуршал тоненький голосок последнего присланного Францем письма.

«Отец! Пока не поздно позволь нам вернутся. Ты требуешь побед, но Поаль не более чем никчемный предатель и трус. У него нет поддержки, нет сторонников, нет сил, лишь пара десятков таких же неудачников, как и он сам. Здесь нас ненавидят. Кажется, нет колодца, который бы не был отравлен аутсменцами. Мы несем лишь смерть и разрушения их городам, и люди отвечают нам лютой холодной ненавистью. Генералы тебя обманывают, сообщая о славных победах нашего оружия. Их нет, и не будет. Ссыльный генерал сумел вселить в людей надежду, и я не сомневаюсь, что ониотстоят свою землю. Позволь сохранить жизни тех, кто еще цел…»

— Что, что, а паникерства от родного сына я не потерплю, — разорвав присланное послание, прокричал Никос, оставив письмо безответным. А через две недели Франца не стало…

По крыше кареты медленно ехавшей сквозь ночную Лицию негромко застучал дождь. Никос, слушая монотонный шум дождя, закрыл глаза, провалившись в очередное воспоминание…

– Какова вероятность, что ребенок родится здоровым? — прокряхтел король, обращаясь к нанятому с Ройзса лучшему лекарю.

За стенкой покоев раздался очередной приступ пронзительного кашля. Стефания кашляла, практически не переставая.

— Вероятность не быть. Никакой. Тут ничего не пописать, ваш величество, — с сильным ройзским акцентом произнес лекарь, поправив съехавшие на нос очки. — Плод насквозь пропитаться аквомором, я много раз принимать роды у женщин больных Синей чахоткой и знать это.

— Ты сделаешь так, что мой внук будет жить, — буравя лекаря глазами, произнес король.

Лекарь всплеснул руками:

– Вы мочь лишить меня головы, ваш величество, но, увы, я ни есть этот ваш Акилин, чтобы подарить кому-то жизнь.