Сказания о недосказанном
Шрифт:
Бабуля, соседка умылась рукавом. Помолчала и спела свою арию, но уже другую. Она тихонечко, еле слышно промямлила, что зарядка полезная штука.
– Вот её дочери, прописали тоже руками, ногами махать, приседать, лежит и ноги задирает, кулаки крутила, делала, без уколов, не сдавала кровь, мочу, даже ето, ну сам знаешь, в коробочку со спичек. Пилюль никаких, деньги тратить без пользы. Теперь ничёё. Работает. А то мучилась, мучилась аж стонала, когда раньше было. Пущаай машить, хочь штанами.
– Ды ну яво, шумел и ворчал грозно дед.
*
… – Доктор, я же в командировке…Дома ничего не знают, что я здесь у вас балдею. Ехать далеко,
Да?
– Ну и что?
– Что, что в то лето я травился дважды.
– И, выжил?
– Ну как видишь. Мы ездили на своей машине жигулёнок, и тестя, тёщу, возил, всю Россию, от средней полосы до Кавказа показал им. И, вот в то лето. Ели черешни, они, деревья вдоль дороги, ешь ни хочу. Хотели, ели. Вот. И я отравился. Деревья опрыскивали купоросом, а мы и не думали их помыть. Три дня мучился, но на Кубань приехали. Мать вылечила,
– А что было? Плохо промыли и там где то, где хвостик крепится к черешни ягоды, остался яд. Вот он и давал дрозда. Промывал, а тесть всё ходил, морщился, как на прокажённого. Потом они ухали к сыну – он служил в армии на Кавказе. А мы, отдохнули у моих родителей и возвращались в свою Орловщину, дочь я и жена. Сделали остановку в Курской области. Зашли в придорожное кафе, поел, отведал ухи и рванули дальше, домой. Километров двести ехали, мутило. Сообразил. Остановились в лесопосадке. Жара. Тень плохая воды мало. Тёплая противная. Давай промывать. Полегчало. Домой к тестю добрались. Сам за рулём. А вечером свалился. Духу нет. Лежу зелёный весь. Мне говорят, давай промывать, а мне уже и дышать нет сил.
– Идите все отсюда, мне скоро совсем будет легко.
– И вот, коронный номер. Подходит тесть, посмотрел, сморщился, как на заразу, и говорит мне и своей дочери.
– Да знаешь Люсь, если он на говне затёртай, так что с няго возьмёшь! Махнул рукой. Как на выброшенный окурок, сморщился, как будто ему в рот жабу с пупырышками засунули, как будто сам он, год назад не отравился рыбой и не лежал под капельницей. Так вот. Постоял, махнул рукой и вышел из комнаты.
– Ну, что ты замолчал, чего молчишь?
– Да воспоминания не радужные… что, что…
– Что потом, скорая, да?
– Нет, ребята, нет. Мать жены, тёща, Нина Егоровна, подошла, полюбовалась на отходящую и почти ушедшую синюю уже красоту и говорит.
– Нука, вставай! Люся, давай неси воду, будем промывать.
– Я поубивал бы их, всех, разом, и, готов был сам отойти, хоть и не в райские кущи, но подальше от предстоящей экзекуции. Сил уже нет дышать, а они – такие ещё муки.
– Промывать! Почти выстрелила тёща.
– Мыыли.
– Казалось вечность, было это колесование.
– Промыли.
– Отошёл.
***
– Неет, ребятушки, в этот раз я уже был готов.
– Здесь в инфекционной всё делал, сам, когда уже пришёл в себя, после реанимации.
– Никто не подгонял, не упрашивал, знал, что можно загнуться. Да и осложнения бывают, то почки, то печёнка селезёнка, если плохо промыть.
– Эй, ребята. Кого ищут?
– Художника.
– Кола, ти что тут сидишь? Поехали. Вон и Толик, старшой бригады, бутылочку привёз.
– Ах, вы мои красавчики, я сейчас. Вот больничный возьму и до свидания.
– Как же мне без вас тут было плохо.
Говорили, что не будет долго лежать. А мы вот уже три недели, без тебя бригада.– Кола, ти что тут развёл?
– Смотри столько друг у тебя появились.
– Выше нос ребята! Всё будет хорошо. И вас выпишут скоро. Не забывайте.
– Обтирание, бег утром и вечером.
– Адреса телефоны не растеряй.
– А вы тоже! Кричали ребята.
Мурад несётся, на мерседесе, перламутром сверкающему Севастополю. Блестит, мерцает бликами море, листва. Небо, такое сияющее. Толик, наш старшой, соскучился: что – то говорит, а потом начал покашливать, надуваться. Я уже знаю. Готовится хорошая подковырка.
– Ну что, давно не тренировался в остротах? Давай, мне это сейчас необходимо. Давай, давай.
– В больнице вас очень не хватало! Ваших с Витей хохмочек, анекдотов. Давай я уже слушаю, вот Мурад, смотри, слушай, оцени. Толик сейчас угостит…
– Да нет, Колюнчик. Мы с Витей готовились к твоей кончине.
– Жаль было бы конечно, если бы ты загнулся…
– Вдвоём мы не смогли бы закончить эту работу без тебя. Ты же и скорость, я имею в виду производительность труда, как при социализме, и форма в наших шедеврах, что – то не идёт, ты же скульптор, пластика оттуда. А Виталик. Да что Виталик. Уехал. Молочко носит новорожденному. Пелёнки стирает. Ему некогда работать сейчас.
– А жена?!
– Да что жена, она его любит.
– А он стирает, двуликий, мама – папа. Он бы не приехал сюда, даже при таком повороте дела.
– Да. Так вот мы представили себе, как твоя Людмила убивалась бы по тебе, и решили облегчить её участь, ну представь, написали бы в истории болезни отчего ты умер. А загнулся, как засранец, такой человек и таак жидко… Мы уговорили бы врачей на другой диагноз, – например сифилис. Вот бы ты и спокойно там лежал. С чистой совестью ушёл на покой. Как настоящий мужчина.
– Тола, ти что говоришь?!
Мурад так преживал, что резко придавил тормоза, машина завизжала.
Не утерпел Мурад.
– Ти смотри, Кола ещё не отошёл. Его отпустили, он еле уговорил. К выставке нужно готовиться. Больной таким диагноз лежит три недели, месяц, а ты умер, готовились, ти что?!
Но Толика понесло.
Вспомнил, как однажды зашёл спор об экстрасенсах, тогда шли с обеда с благодушным настроением, а он, представь, говорит.
– Коля – экстрасенс, люди, все больные, особенно жёны, и если ещё мужья приносят две три сотни зарплату всё – больны безнадёжно. И вот мы и основную, и халтуру, домой и на салоне что сдашь, всё домой и ты думаешь они рады или довольны тобой? Дудки. Вот я лечил жену, не помогает, болеет. Ушёл к другой жене, запаска у меня. Через полтора года выздоровела и пошла на работу. Стала следить за собой. А то была вон в ту дверь, что кара заезжает, не втолкнуть, и не пропихнуть, ни носом ни кормой ледокола.
… Он вошёл в роль. Он был в ударе. Такие слушатели и он блистал…
– И вот представь себе Коля, да что там Джуна или Леви! Если бы напечатали, что он видит руками пять цветов, потом предсказывает судьбу, передвигает бутылки из магазина в мастерскую, не прикасаясь к ним. И абракадабр оккультных наук… Йог, на ушах и голове стоит. Видит и желудок и сердце. Лечит даже лень, ну, эти – неврозы и рак. Вечером у мастерской уже бы толпа из Севастополя. Утром уже бы узнали в Бахчисарайском районе, а таам, и дальний Восток. Коля сидел бы в позе герцога или Людовика или Петра первого.