Словесное древо

Раздается голос: «Еще нет Николы и отрока Димитрия».

И вот из-за скалы показываются идущие святители: святитель Николай и отрок

убиенный Димитрий. С<вятой> Николай держит его за руку. Когда они взошли по

сходням на корабль, сейчас же сходни убрали, а существа с крыльями стали на корабле

один — на носу, другой - на корме, и корабль немедленно отплыл по заливу в на-

правлении открытого моря. Я упал на колени и завопил: «А меня?.. И меня возьмите с

собой!» Но никто не отвечал, а корабль набрал паруса и быстро стал удаляться.

Поднялся ветер, волны - корабль стало сильно качать, так что знамя с Нерукотворного

Спаса на наклоне парохода касалось воды: быстро удаляясь, корабль исчез вдали, а я

упал на песок и горько рыдал, чувствуя какой-то ужас и скорбь.

Долго лежал я, рыдая. Стало темнеть. Я поднялся, оглянулся — никого, только одни

бесконечные пески. Я пошел обратно той же дорогой, какой пришел. Так же сначала

камни и пески. Потом показались кусты, затем деревья — и вдруг слышу голос

маменьки. Подхожу на голос к какой-то изгороди, за ней точно и беседка из кустов — и

вдруг ясно слышу голос маменьки: «Владычица, у нас странники вот так носят на

перевязи страннические сумки и вот такие надевают лапотки». Я понял, что все святые

покинули Русскую землю. Одна Владычица осталась на земле в образе странницы.

Проснулся, а слезы текли ручьями. Я всё понял: все святые покинули Русскую

землю — одна Владычица осталась!..

1931-1932

ВТОРОЙ сон

Иду по переулку в Москве, впереди идет моя маменька в старообрядческом

одеянии: синий посконный сарафан, белая с шитым блуза и белая косынка, идет она

впереди и очень быстро - я не могу ее догнать. Маменька поворачивает в какой-то двор

со старинными строениями - и вижу, на дверях наклеивает записочки на белой бумаге и

спешит дальше. Проходя за ней, я читаю на этих бумажках: «Христос зде уставися!»

(Христос здесь утвердился!) Иду за ней; она входит в квартирную входную дверь - и я,

проходя, читаю ту же надпись. Войдя за ней, я вижу перед собой не комнаты, а

виноградник, полный кустов с очень спелыми, золотисто-лиловыми ягодами.

Виноградник окружен высокой деревянной оградой, а внутри сидит маменька на

итальянском золоченом креслице, а около нее ходят два белых голубка. «Маменька, -

кричу я, - что Вы здесь делаете?» -«А вот, Коленька, сторожу виноград — идет гроза, а

я смотрю, чтобы не побило виноград». — «Как же мне к Вам прийти, забор-то высок?»

— «Нет, Коленька, без пропуска сюда нельзя». После долгой мольбы о пропуске

маменька дает одному из голубей белую записку. Голубь берет ее в клюв и,

поднявшись, перелетает через забор. Но я никак не могу поймать его. После очень

64

долгих усилий мне удалось взять из клюва пропуск, и я при этом поранил руку; когда я

раскрыл ладонь, она была вся в крови.

Я со стоном проснулся, потрясенный, и почувствовал приближающееся

мученичество...

1931-1932

ТРЕТИЙ СОН

Иду по широкой площади из белого мрамора. Кругом простор, безлюдно; лишь

далеко впереди виднеется группа из семи лиц. Я спешу присоединиться. Подходя

ближе, с удивлением вижу, что это некие существа человеческого вида, но очень

высокие, в древних плащах — все белого цвета — и с какими-то измерительными

приборами. Среди них — очень величественная, необычайной красоты Жена, к

Которой все обращаются с особенным почтением. Впереди видна громадная церковь-

собор, тоже из белого, чистейшего мрамора. По такой же мраморной и очень широкой

лестнице входит в необъятного размера храм эта группа, находящаяся значительно

впереди меня. Потом вошел и я и был необычайно поражен внутренним устроением

этого совершенно особого храма: стены были не из кирпича или камня, или какого-

либо строительного материала, а из художественных изделий человеческих рук разных

окрасок, совершенно различных по значению и оформлению, не похожих ничем одно

на другое по виду и содержанию: одни из драгоценных камней, другие из различных

металлов, из дерева, бархата, шелка, кружева, вышивки, живописи и проч<их>

творческих художественных оформлений. И все они заключены в золотые

четырехугольные рамки - каждая отдельно, а спаянные все вместе составляли одно

целое - стены храма. И еще одну особенность имел этот храм: он был бесконечен,

стены его раздвигались по мере продвижения. Группа особых существ как бы делала

смотр этим изделиям по указанию великой Жены и, определив оценку, оформляла

золотой рамой еще не вошедшие в общую спайку изделия. Окончательное утверждение

исходило от величественной Жены, перед Которой все преклонялись. Получив Ее

утверждение, старший, имевший в руках особый инструмент (похожий на циркуль),

делал взмах этим инструментом с четырех сторон — и появлявшаяся золотая рама

увековечивала это изделие: труд жизни определенного человека. Появлялась и надпись

его имени. И мне стало понятно: пострадавшие до крови имели все изделия рубиновые.

И вдруг услыхал я и свое имя. Я как-то сразу понял, что говорят обо мне. Старший

сказал: «Владычица, вот работа раба Твоего Николая». Я поспешно приблизился

посмотреть (меня как бы никто не замечал) — и увидел изображение избы —

тончайшей резной работы по дереву. Окошечко и на нем белый голубок, в клюве

которого было сердце человека из рубина. Всё тончайшей художественной работы