Служу России!

— А не побрезгуйте, господин капитан, со мной встать! — вперед вышел офицер — судя по мундиру, поручик.

Толпа зашевелилась, возбудилась. Явно кто-то из местных знаменитостей решил со мной силой и ловкостью померяться.

— Али не признали, господин Норов? Так я поручик Николай Тарасович Подобайлов, — сказал офицер, как будто я должен был не только знать его, но и убояться.

Еще один из малороссов. Чуба только ему не хватает, а мундир явно не умеет носить. Однако то, что выслужился до поручика, и заставляло задумываться. И не Подобайлов он, явно же, что Микола Подобайло! На царевой службе, даже в гвардии.

Ну что ж… Нужно поставить себя перед гвардейцами. Без демонстрации силы и удали в таком мужском коллективе, никак. Но видно, Подобайлов силен и двигается плавно. Вот и хорошо! Потанцуем!

От автора:

Год Олимпиады. А для шахматистов — Большой Турнир в Нью-Йорке, победитель которого будет играть матч с Фишером.

Но Чижику мало победить. Чижику нужно остаться в живых: https://author.today/work/447404

Глава 7

Интрига рано или поздно губит того, кто ее начал

Пьер Огюстен Бомарше

Петербург

22 июня 1734 года.

Мой соперник демонстративно снял камзол, оставшись в рубахе. Моментом к нему подбежал солдат и принял одежду. Подобайлов отцепил ножны со шпагой, хотя я был уверен, что саблей он владеет куда как справнее. Но таковы правила, шпага нынче — благородное белое оружие.

— Ну что, господин капитан, почнем, али как? — с вызовом в голосе спросил поручик.

Я сделал шаг навстречу сопернику и совершил лишь замах, дабы проверить реакцию и решимость своего визави. Подобайлов отреагировал на удар, но сдержанно. По крайней мере, он явно знает, что бывают и ложные удары.

— Ух! — неожиданно у моего лица появилась нога соперника.

Я успел отвести голову назад, но сюрприз удался.

— Ай, добре как! — восхитился я.

Действительно, было чему. И даже азарт появился. Есть, значит, казацкие ухватки на белом свете, не придумка это позднейшая. И тем очень даже хорошо. Сделать каратиста кикбоксером нелегко, но куда как проще, чем из шахматиста.

Между тем я еще раз обозначил удар кулаком в голову, но при этом сам пробил ногой по икроножной мышце соперника. Он чуть припал на левую ногу. Я тоже умею бить неожиданно.

— Благодарствую за науку! — уже не бахвалясь, а сосредоточенно сказал Подобайлов.

Я не стал дослушивать соперника, а сделал шаг навстречу и пробил двоечку по печени и в голову. Николай подставил руку, изобразив что-то похожее на блок, но и с этой защитой мой удар не был бесполезным. В руку соперника, должно быть, прилетело чувствительно.

А после…

— М-м-ма! — нечленораздельное выкрикнул мой визави и, лихо подхватив мою руку, попытался провернуться для броска через бедро.

Я уперся, а локтем пробил парную ему прямо в макушку. Нет, он не упал, но хват ослабил, и я пошел в атаку. С колена в голову, хук справа…

— Все! Хватит! — сказал я, отступая от стоящего сгорбленным, но на ногах соперника. — Ты хорошо дрался!

— Но не так, как должно! — сказал Подобайлов, явно расстроенный поражением.

Я, не обращая внимания больше на поручика, продолжил тренировку, решив разобрать наш с Николаем Тарасовичем бой. Было тут чему уделить внимание. Например, на технику. Если бы мой соперник чуть глубже поднырнул под меня, когда уже взял руку на захват, то бросок произошел бы, как бы я ни тужился.

Ну и ещё то, что казак, по какому-то недоразумению оказавшийся в мундире гвардейского офицера, пропустил сильный удар по икроножной мышце и частично потерял свои преимущества, тоже было ценным уроком [многих солдат-измайлоцев набирали из малоросских казаков, вероятно рассчитывая, что они куда как лучше подготовлены, чем крестьяне, ну и должны быть аполитичными для петербургских дворцовых разборок].

Тренировка длилась около трёх часов. После я отправил бойцов на отдых, а сам двинулся к портному. В полку были портные, кто шил мундиры. Вот только, как я успел узнать, шиться у измайловских портных считалось моветоном. И ткань подберут хлипкую, что через месяц уже расползётся, и пошить могут криво, даже с тем, что приплатить все едино нужно.

Так что обшивались на месте, скорее, те, у кого и вовсе не было никаких средств, или такие прижимистые офицеры, которым сохранённый рубль дороже чести. Ну и которые не понимают суть поговорки «скупой платит дважды».

— Господин, приносим свои извинения, но наш мастер освободится через некоторое время. Не угодно ли квасу? — с манерами, как при дворе императрицы, на немецком языке в ателье встречал меня помощник мастера Йоханес Браге.

Этого датчанина посоветовали мне как портного, который обшивает пусть и дорого, но качественно, используя лучшие ткани, что только можно было найти в Петербурге.

— Удивительно, что у датского портного предлагают квас! — отвечал я. — У меня времени — лишь только около двух часов. Потому попрошу поторопить мастера.

Пошить себе качественный и дорогой мундир — это не расточительство. Это та необходимость, которая существует не только в этом времени, но и на протяжении всей истории человечества, как только в неолите был изобретён ткацкий станок.

Встречают, как в народе говорится, по одёжке. Лишь провожают человека по уму. А я вовсе не хотел бы быть Акакием Акакиевичем в собственном полку.

— Прошу простить меня, господин унтер-лейтенант. Был занят важным заказом, — сказал меньше чем через четверть часа вышедший ко мне невысокий, худощавый, лет сорока портной.

— В том-то и дело, — отвечал я, — что уже не унтер-лейтенант, а капитан, обласканный самой императрицей, — сказал я, бахвалясь, словно подросток перед девчонкой.

Везде, где только ни приходится бывать, нужно добывать информацию. В мыслях моих — сделать не многое, а очень многое. И даже поход к портному — это поход за знаниями.

Оказывается, что даже в Петербурге имеется всего лишь одна небольшая мануфактура по производству тканей. Город обшивают, прежде всего, европейскими тканями, ну и персидскими. В Москве еще есть ткацкие мануфактуры, вроде бы, в Нижнем Новгороде и в Казани. Вот только доля русских тканей, насколько я понял со слов портного, едва ли превышает двадцать процентов. И то, большинство ткацких предприятий — это про парусину, а не про одежду.

Так это что же… пустует ниша? Неужто я один вижу выгоду от создания ткацкой мануфактуры? Или в России нет предприимчивых людей, а те, кто и в наличии, заняты в торговле, ну или в производствах, связанных с металлами, на что есть устойчивый государственный спрос? Вот немного освоюсь, и обязательно займусь вопросом.