Служу России!

Он лишний раз убедился в том, что Ушаков — необычайного рода перестраховщик, способный посоревноваться в этом деле с самим Остерманом.

— Значит, сам… Нужно Норова убирать, Лизавет слишком жадно смотрела на него, — ворчал уже в собственной карете всего лишь медик. — Того и гляди… И кому я тогда буду нужен, коли кто-то решительный будет с Лизой. Розум, простодушный тихий пьяница — вот идеальный сожитель цесаревны.

А в то же самое время, Андрей Иванович Ушаков спустился в пыточную. Нет, не было сейчас пыток, только пара человек постанывала, вися на дыбе. Но именно тут главе Тайной канцелярии думалось лучше всего.

Понятно, что императрица Анна Иоанновна, уже сейчас страдающая многими болезнями и бывшая необычайно тучной, долго не проживёт. Примерно такой же образ жизни был и у императрицы Екатерины Алексеевны. И после смерти своего великого мужа она не так чтобы и долго правила.

Смахнув пыль со стула в одной из пыточных, нисколько не брезгуя застывшей на спинке крови, Ушаков присел. Вот так, в этом месте, на таком вот стуле и приходили лучшие решения. А то, что они лучшие, говорит социальный статус бессменного главы Тайной канцелярии.

Андрей Иванович много думал о собственном положении. С одной стороны, он всемерно за Анну Иоанновну, то и дело ловит различных крамольников, остаётся охранителем императрицы. С другой стороны, если этим заговорщикам, что крутятся вокруг Лизы, всё же что-то удастся сделать, то пасынок Ушакова, бывший в заговорщиках, позволит своему отчиму остаться на плаву при смене власти. И там, и там уши Андрея Ивановича.

И пусть сам Андрей Иванович относился к этому заговору, как к баловству, подстраховаться всё же посчитал должным.

А что до гвардейца? Нужно пристально смотреть за этим самым Норовым. Андрей Иванович почти был уверен, что Миних начал свою игру. Да, фельдмаршал был, по большей части, прямолинейным, плохо лавировал во всех интригах. Однако…

Капитан Измайловского полка Александр Лукич Норов прибыл с войны по поручению Миниха, воевал там под командованием фельдмаршала. Более того, Ушаков уже узнал, что фельдмаршал Христофор Антонович Миних прислал некоторых своих офицеров для просмотра в Измайловский полк. Миних, пусть и временно, но взберется на вершину. Он победитель, он пленитель Лещинского.

И вот теперь Норов сделал ход. Причём такой, что Ушаков терялся в догадках, что же это вообще было и куда вело. Даже он, один из главных мастеров интриг в России, не мог и додуматься ещё неделю назад, что капитан Измайловского полка рискнет начать собственную игру.

* * *

Выйдя от портного, я уже привычно для себя почувствовал чужие взгляды. Оглянулся, выцепил глазами примелькавшуюся фигуру одного из моих постоянных преследователей. Этот был из группы неумех. Усмехнувшись, я пошел вперёд. Не сразу, медленно, но нарастало напряжение. В очередной раз подумал, что нужно ходить с охраной, пусть даже к портному или на свидание к даме.

Я оглянулся, поправил во внутреннем кармане камзола нож, проверил, свободно ли выходит из ножен шпага. Пистолет, засунутый под шарф, словно у киношного пирата, я проверял раньше, еще на пороге дома мастера-датчанина. Делал все это на ходу, но… ничего.

Нужно было все-таки выбирать, безопасность ли для меня в приоритете или общественное мнение. Казалось бы, ответ на поверхности. Что может быть важнее безопасности? Однако, не всё так очевидно. Либо, если прослыть трусом, то, конечно же, решится вопрос безопасности — просто я перестану быть кому-нибудь нужным и интересным. Зачем охотиться на бесполезного человека?

Я шёл по 11-й линии Васильевского острова. Это в будущем здесь будут дома, где, вроде бы как, собирались революционеры, где жили купцы и интеллигенция империи. Сейчас здесь свалка! Нет, не мусора, ни пластика, или тряпок, стекла, железяк… Даже не представляю, что такие горы мусора могли существовать. Люди ничего не выбрасывают, или делают это настолько редко, что о подобном загрязнении города говорить не приходится

Вокруг была свалка деревьев, частью уже отёсанных, даже распилованных; как и других, с ветками и высохшими листьями. Тут же рядом кучками сложена известь, сложены кучками камни. Все это значит, что идёт строительство.

Да, визуальная картинка, конечно же, так себе. Но я всегда радуюсь, если где-то вижу стройку. Это всегда шаг вперёд, это приумножение, а не упадок.

У меня есть даже своя версия, оправдание того, почему, в том числе, в будущем чаще ругают правление Анны Иоанновны. Это — строительство. Новый Зимний дворец, перестройка Петергофа и Царского Села, другие великолепные примеры елизаветинского барокко. Все их знают, они стали главными достопримечательностями Петербурга и его пригородов.

А от Анны Иоанновны подобных величайших архитектурных творений не осталось. Даже тот Зимний дворец, который она же и построила, или достроила, и тот был снесён Елизаветой, чтобы построить новое жилище. Будь моя воля, я бы сохранил и старый дворец, в котором, между прочим прожила сама Елизавета, ни дня не ночуя в новом Зимнем, ну и построил бы ещё новый. Пускай здание Эрмитажа я считаю вычурным, излишне наляпистым, но не могу представить Петербург без оного.

Понятное дело, что я ещё не пробился в элиту, где принимаются решения, но буду делать все возможное, чтобы любое административное здание служило на благо Отечества. Вон, у Морского ведомства неразбериха творится в системе обучения: то рота гардемаринов, Навигацкая школа, пришедшая в некоторый упадок после смерти Петра Великого. В условиях возрождения флота нужно было создавать учебное заведение сродни ныне действующему Шляхетскому корпусу [в реальной истории был создан в 1752 году].

Щелчок взводимого курка я не услышал, скорее почувствовал подсознательно, тревожность резко поползла вверх. Я успел даже посмотреть налево, где из-за завалов увидел туловище. Расстояние — метров в двадцать — двадцать пять. И только кажется, что этого мало или достаточно для того, чтобы почти любой стрелок поразил свою цель. Но как же всё-таки несовершенно нынешнее оружие!

— Бах! — прозвучал выстрел.

Я уже начал на него реагировать, уклоняться в сторону, но всё же слишком много я думал об архитектуре… Увлёкся.

— Ух! — сказал я.

Пуля ударила, развернула меня, и я, саданувшись ещё и коленом, упал на рядом лежащие брёвна.

На меня открыли охоту? Дай только Бог мне выжить. Когда-то я очень сильно любил отстреливать ворон. Похоже, что придётся это делать и в этой жизни.

Глава 8

Так как уединение и жизнь без друзей полны интриг и страха, то сам разум советует обзавестись дружбой.

Марк Туллий Цицерон

Петербург

22 июня 1734 год

Видимо, я на некоторое время потерялся. Была тишина, и вдруг много звуков ворвалось в голову. Не постепенно, как было там, на фрегате Митава, а сразу. И я лежал на бревнах. Еще и головой приложился.

— Стой, окаём! — кричали с одной справа от меня.

С другой стороны, слева, слышался топот бегущих людей. Те, кто следил за мной явно растерялись, они, наверное, всё также следовали инструкции и не подходили ко мне, не смотрели, жив ли я вообще. Но погоня за стрелком началась.