Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Феодора вынула пакет из-под кровати и убрала в один из своих сундуков, запиравшийся на ключ. Вот такие, наверное, возил с собой Флатанелос; а что он прятал в них, не хотелось даже думать.
Феодора посидела несколько мгновений на смятой постели, а потом громко крикнула:
– Аспазия!
Служанка проворно явилась, едва не запутавшись ногами в юбке, все еще бледная и дрожащая.
– Заканчивай тут убираться, а потом принеси мне поесть, - велела Феодора. – И сапоги почисти. Я пойду с сыном гулять.
Фомы не будет еще долго – а даже если нет, в том, чтобы пойти на
Погода выдалась ясная, и сын радовал: был румяным и спокойным.
– Матушка вышла вершить важные дела, творить правду и закон, - ворковала Феодора, покачивая сына на руках: она шла далеко впереди своей охраны, и говорила с Вардом по-русски.
– Ты ведь мне не помешаешь, сокол мой, царевич?..
Вард смотрел серьезными темными глазами, точно взрослый в детском тельце. Феодора улыбнулась ему и поцеловала в высокий лобик: умник будет!
Многие кланялись ей, узнавая ее по мужу – или по статуе; или просто на всякий случай, почитая ее богатую одежду и охрану. Феодора с улыбкой кивала – хотя и не всякому.
Она направлялась в Золотой Рог. Там как раз располагалась верфь, на которой белели длинные скелеты нескольких будущих дромонов - или скедий, хеландий, галер: скоро эти ребра оденутся плотью, под ветром расправят грудь паруса, а на весла сядут гребцы. Вольные или невольники – сейчас Феодору не занимало. Она видела, как по деревянным каркасам, рискуя жизнью, лазают строители, а вокруг стоят десятники и начальники, наблюдая за работой и направляя рабочих окриками, а то и хлыстом. Правда, бить на ее глазах никого не били – только грозили, для порядку…
Феодора остановилась и хотела передать сына кормилице – но раздумала. Если Леонард Флатанелос храбрый и честный муж, красивой женщине лучше говорить с ним, держа на руках дитя. Молодая мать скорее растрогает и расположит к себе человека, преданного родине…
Феодора подошла к одному из надсмотрщиков, и тот немедленно повернулся к ней: люди такого сорта сразу замечали начальство, потому что их процветание зависело, едва ли не прежде всего, от успешных отношений с аристократией – и умения вовремя поклониться кому следует и как это следует.
А благородная женщина на верфи и вовсе была явлением удивительным. Феодора мысленно обругала себя за то, что не дождалась прогулки с мужем; но разве при муже она смогла бы так себя вести? Да он шагу бы ей ступить от себя не позволил, рта раскрыть – боясь, что бывалые моряки его сочтут недостаточно мужественным, плохим хозяином в семье!..
– Кого вам угодно, госпожа? – спросил надсмотрщик, кланяясь.
– Здесь ли сейчас… комес Флатанелос, Леонард Флатанелос? – спросила Феодора. Она покачала ребенка, который начал хныкать и тут же затих. Надсмотрщик был смущен.
Он даже спрятал за спину многохвостую плетку.
– Комес здесь, госпожа, - ответил коренастый невысокий грек, ниже ее ростом – но обладавший, по-видимому, недюжинной силой и сноровкой. Но больше он ничего не прибавил, глядя на
нее выпуклыми черными глазами.Феодора догадалась и улыбнулась.
– Вот, - она пошарила в поясе и, выудив оттуда золотую монету, вложила в руку ромею.
– Меня зовут Феодора Нотарас, и я желаю говорить с комесом от имени мужа, патрикия Нотараса. Ты понял?
Надсмотрщик согнулся так, что почти коснулся лбом сапог.
– Сию минуту позову его!
Он заспешил прочь, переваливаясь на коротких ногах. Феодора крепче укутала сына от ветра и нахмурилась, мучительно гадая, что принесет ей эта встреча. Она уже сожалела обо всем, что затеяла: ей следовало бы, конечно, прежде всего пойти к своим, заручиться их поддержкой! Но разве сможет она втравить своих - честных воинов - в подобное дело? Она не Феофано, и не умеет так мастерски лгать и склонять людей ко злу, пусть и во благо!..
Остается надеяться, что комес Флатанелос сам знает, каковы русские, и ему окажется достаточно ее слов.
Тут вернулся надсмотрщик; и рядом с ним враскачку, походкой моряка, шагал высокий сильный человек, напомнивший Феодоре Марка, только с длинными волосами. Нет, не Марка – тот никогда не одевался так изысканно, как этот господин. Вьющиеся черные волосы достигали его широких плеч, и хотя Леонард Флатанелос носил бороду, как православный грек – и мужественный грек Эллады, в волосах блестели бронзовые украшения. С плеч ниспадал дорогой плащ, под которым виднелись узорные одежды. Как красив, наверное, был этот человек, когда боролся с бурей – или отдавал приказы, возвышаясь на палубе!
Отвратительное недоверие вкралось в сердце Феодоры – ей вдруг стало дурно под греческим солнцем, холодный пот оросил лоб и виски. Она улыбнулась, без слов извиняясь перед комесом за свою слабость, и шагнула назад.
В следующий миг она поняла, что комес одной рукой обнимает ее за плечи, а другой держит ребенка; Вард не издал ни звука, хотя неохотно шел к чужим людям. Феодора глубоко вздохнула.
– Прошу простить меня, комес…
– Ничего страшного, - с улыбкой ответил тот, возвращая матери ребенка. – Вы, должно быть, ждете его брата.
Феодора покраснела, поняв, что сказал этот человек; но он вовсе не хотел ее оскорбить, а только был по-гречески прост – как море, как земля!
– Вы правы, я… беременна, - призналась она, лихорадочно пытаясь подобрать дальнейшие слова. Комес Флатанелос говорил ей “вы” - как образованный ромей, как сторонник императора… Что это могло значить? Что угодно!
– У вас ко мне дело, госпожа Нотарас? – спросил Леонард Флатанелос.
– Вы позволите сесть? – произнесла она, оглядываясь.
– Конечно, конечно!
Он засуетился, коря себя за недогадливость; подвел ее к какому-то бревну, на которое она с наслаждением опустилась, вдыхая свежий древесный запах. Комес запросто сел рядом; они оказались в стороне от работ и чужих ушей.
– Дело есть у вашего мужа? Тогда почему он послал вас? – допытывался Флатанелос: с простотой честного человека и беспокойством за такую посланницу.
Феодора прикрыла глаза и помолилась всем высшим силам, которые существовали - или могли существовать!