Ставрос. Падение Константинополя

– Как ты думаешь, почему меня хотели убить? – спросила она.

Фома рассмеялся с усилием – в горле у него пересохло.

– Мало ли у меня врагов!

– А у меня завистников, - прибавила Феодора, усмехнувшись. – Мое изваяние все еще высится на форуме, и во всем Царьграде больше нет подобного!

Она подняла глаза на патрикия и внимательно посмотрела ему в лицо – он глядел так искренне, со всем сердцем… Неужели ромеи способны лгать во всякое время, со всяким человеком, даже любимым?

“Не вскрыть ли этот пакет?
– морща лоб, подумала московитка. – Но ведь она не могла подвести под беду брата, меня, детей… нет, я не верю!”

Муж вдруг присел перед ней и погладил ее живот.

– Как наше дитя?

– Хорошо – под моей надежной защитой, - улыбаясь, ответила Феодора.

Фома Нотарас поцеловал одну ее руку, потом вторую; он продолжал поглаживать ее живот, и внутри ее все взволновалось.

– Ты будешь моей сегодня? – спросил ромей.

Она опустила глаза.

– Да.

Ей было страшно – страшно не откликнуться, выдать ту или иную тайну: неизвестно, какая хуже! Но муж разбудил ее чувства с удивительной силой, хотя ей пришлось напомнить ему, как для этого потрудиться. Он не мог ложиться на нее сверху, и Феодора испытала бурный, долгий восторг, лежа лицом к лицу с ним, сжимая его руку.

Потом Фома сказал счастливо:

– Разлука пошла на пользу нам… Особенно тебе!

Потом он засмеялся.

– Но ты никогда раньше такой не была… Я как будто сочетался сейчас с моим товарищем!

“Как будто это что-то удивительное, - подумала жена. – Не так уж и редко ваши воины были любовниками!”

Она прижалась к горячему телу мужа и сказала:

– Помнят ли еще здесь о нападении?

– Как не помнить, - ответил патрикий. – Все испуганы… тем, что может стоять за атакой Флатанелоса! Первая ласточка!

Феодора повернулась к нему.

– Я бы хотела взглянуть на наши боевые корабли. Ты покажешь мне их?

Муж с опозданием кивнул. Ему неловко признать, что он не слишком разбирается в военных судах, поняла Феодора.

Она будет надеяться, что на верфях и в бухтах найдутся опытные моряки, которые ей расскажут; а супруг, конечно, не откажется утолить ее любопытство – и показать ей героя последних дней.

Когда она осталась одна, на другой же день, Феодора вытащила пакет. Она долго смотрела на печать – а потом решительно сжала губы.

“Я должна все увидеть своими глазами. И Леонард, если он и вправду похож на нас, поймет меня!”

Феодора сломала печать.

И поняла, что Феофано ее не обманула.

========== Глава 45 ==========

Из пакета посыпались куски пергамента, кожи и бумаги разного качества, исписанные разным почерком. Некоторые были совсем ветхие – не потому, что действительно старые, а потому, что истрепались от жары и сырости, небрежного обращения, человеческого пота: их долго перевозили в седельных сумках, под пропревшей одеждой, из страны в страну по морю. Феодора довольно сносно читала по-итальянски и хорошо – по-гречески; но чтобы как следует разобраться в содержимом пакета, требовалось знать гораздо больше языков.

Однако она видела длинные списки с числами, проставленными напротив каждого наименования: товары, количество и стоимость, считая в деньгах, а также том, что их заменяло, - золотых и серебряных слитках, шкурах, шелках, воске и меде. Это была не только продажа, но и обмен: как велись дела еще с дохристианской Русью. Она видела печати, проставленные под заключенными сделками, - в которых узнавала гербы европейского рыцарства с их перекрещенными ветвями и мечами, якобы дерущимися за справедливость, мусульманский полумесяц и звезды, львов в разных положениях, драконов, двуглавых орлов…

Феодора понимала названия товаров: кони, оружие, меха, благовония, дерево – но прежде всего и более всего рабы мужеского и женского пола из Московии, Армении, Болгарии, Валахии… Указывался возраст, но и только: наверное, сравнительные достоинства рабов из разных стран купцам и перекупщикам были известны хорошо и не нуждались в перечислении на бумаге.

Некоторые бумаги были испятнаны кровью – случайно или, всего вернее, отняты у мнимых союзников вместе с жизнью?..

– Боже мой, - прошептала рабыня-славянка.
– Да нас могут убить за одну такую бумагу!.. И как она достала это у Флатанелоса - выкрала, наверное, или он забыл, когда бежал? Но как такое можно забыть?

Должно быть, мнимый император счел, что кровь тысяч, которая прольется в грядущих войнах, смоет все договоренности, некогда заключенные на бумаге отдельными людьми. Но Флатанелос ошибся. Наступало время, когда писаное слово могло перевесить целую флотилию.

Такое время наступило давно - когда произошло небывалое в истории объединение: когда множество народов стало повиноваться одной книге, как царице своих царей.

Феодора оглядела разбросанные по драгоценному мраморному полу бумаги - и будто очнулась. Дрожащими руками она стала собирать их, молясь, чтобы ничего не потерялось… и чтобы все ее слуги оказались честными. И чтобы никого не принесло сюда в эту самую минуту!

Она успела за миг до того, как вошла Аспазия. Феодора ногой затолкала пакет под кровать, под длинное смятое с ночи покрывало, и перевела дух.

Рыжая девчонка в легкомысленном белом хитоне, оголявшем тонкие руки, сдувая со лба челку и мурлыча какую-то песню – уже отряхнулась от всех прошлых страхов!
– смахнула тряпкой пыль со столиков. Она вынула засохшие цветы из двуручной вазы, а потом подошла к постели, чтобы разгладить покрывала.

– Не трогай ничего! – крикнула Феодора; Аспазия выпрямилась, голубые глаза были в пол-лица.

– Госпожа?..

– Уходи… убирайся! – приказала хозяйка.

Перепуганная девушка отвесила низкий поклон и попятилась к двери, забыв свою тряпку. Хоть цветы не разроняла.

Феодора схватилась за лоб.

– Стой!

Аспазия застыла как истукан.

– Посиди за дверью – и не пускай ко мне никого, пока не скажу: поняла?

Аспазия кивнула. Едва дыша, она выступила за дверь и закрыла ее. Феодора перекрестилась.

“Она слишком труслива – и слишком честна, чтобы кому-нибудь доносить, - подумала госпожа с облегчением. – И сейчас меня не обманет! Но ее, конечно, могли запугать, если не подкупить; однако она не так бы себя вела, если бы шпионила!”