Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Как будто только с отъездом любимого мужа ее мысль обрела настоящую свободу, настоящий полет.
Очень скоро Феодора стала ждать писем мужа, но несколько дней ничего не получала: да это, наверное, было и глупо. Он только-только вырвался из силков – из женских и детских рук. Мужчине хочется летать на воле куда больше, чем женщине.
И, конечно, ничего не могло произойти с ним за такой короткий срок…
В один из таких дней, когда время повернуло на ночь, хозяйка сидела под крытой колоннадой и грустно улыбалась розово-золотистому небу с темными облаками: тревожный час
И вдруг со стороны дороги послышался стук копыт и колес; Феодора вскочила, широко раскрыв глаза. Она хотела убежать в дом – но осталась на месте, схватившись за колонну; ужас и восторг ожидания охватил ее сразу. Нет, ей не убежать - и она встретит судьбу отважно!
Феодора бросила взгляд на окно детской, за которым горел только ночник, но не тронулась с места. А гости приближались. И прежде, чем Феодора увидела их, она их узнала.
– Божественная Елена! – воскликнула Феофано, соскакивая с колесницы: одетая в золотистую тунику и алый плащ с серебряной оторочкой, с жемчужной диадемой в волосах, она показалась Феодоре самым прекрасным, ослепительным созданием на свете, разогнавшим мрак.
Гречанка вдруг схватила ее и подняла в воздух; закружила и поставила опять на землю. Хозяйка дома даже не успела вскрикнуть. Крепость чужих женских рук, крепкий аромат, драгоценности – все это ошеломило московитку.
– Ты даже с ребенком в животе весишь меньше моих доспехов! – воскликнула патрикия.
Рядом с Феофано, улыбаясь, стоял Марк, спрыгнувший с коня: он был во всем под стать повелительнице. А на двух других конях сидели воины Феофано. Бедная Феодора не успевала осознать все это.
Потом она сдвинула брови и заговорила смело, как намеревалась:
– Зачем вы приехали? И почему в такой час?
– Зайдем сначала в дом, - Феофано, смеясь своей выходке, обняла ее за плечи. – Уже совсем сильно подувает, а ты не такая горячая, как я!
– А твои люди? – спросила Феодора.
Она вдруг поняла, что Метаксия приехала на ночь: и ей стало нехорошо.
– Вышли к ним управителя, - ответила гостья.
– Мой Марк, конечно, пойдет со мной: но он нам не помешает.
“Не помешает?”
Мысль, осенившая хозяйку, была так ужасна, что она чуть не споткнулась. Феофано поддержала ее под руку. Они вошли в дом в сопровождении Марка, и там Феодора, стараясь говорить твердо, отправила навстречу охране Феофано седовласого Николая, почтенного управителя Нотарасов.
– У тебя ко мне дело? – спросила она императрицу, когда они остались одни и сбросили тяжелые плащи.
Феофано покачала головой.
– Нет… но мне очень нравится, как ты держишься, госпожа Феодора.
Гостья наблюдала за ней неотрывно – и с таким наслаждением, с каким смотрят только на творение своих рук: как смотрел на нее Олимп.
– Вард спит? – спросила Феофано.
Феодора кивнула: сердце у нее билось как перед брачной ночью, и даже еще сильнее; а румянец, наверное, был заметен даже в тусклом свете керамической масляной лампы, оставленной на обеденном столе.
– Я приехала к моей подруге – когда-то
ты спрашивала меня, есть ли у меня подруги, - медленно сказала императрица, облизнув красные губы. – И отвечу сейчас, что кроме тебя, у меня нет в империи больше ни одной близкой женщины – и у тебя тоже, не правда ли?Феодора кивнула. Ни одной из придворных женщин она не могла верить, ни с одною не смогла сойтись: своей для нее стала только ужасная Феофано.
– Пойдем наверх, - предложила гостья. – Пойдем в вашу спальню, чтобы слышать, что происходит с ребенком. Пусть нам принесут вина и еды - я голодна!
Жадность Феофано до жизни вдруг заразила и Феодору. Она кивнула со счастливой улыбкой – еще не понимая, чем так счастлива.
– Николай! Прикажи подать нам вина, яблок, фиников… и прочего, что сам знаешь, - приказала хозяйка управителю. Тот низко поклонился.
– Будет исполнено, мои госпожи.
Феофано взяла ее под руку и оглянулась на охранителя Марка; тот кивнул и остался стоять у подножия лестницы, отвернувшись от женщин. Они пошли вверх по лестнице; пройдя темный коридор, вступили в спальню. Там все было прилично, но Феодора отчего-то опять покраснела.
Они сели друг напротив друга в полумраке. Феодора сложила руки на животе и откинулась на спинку кресла.
Феофано улыбалась ей.
– Как твой ребенок? Не беспокоит? – спросила гречанка.
– Нет, - ответила Феодора. – В эти месяцы – ничуть… а с тобой мне совсем хорошо.
Тут к ней вернулась тревога, которая сразу же разрослась. Императрица Феофано у нее в спальне! Женщина, за которой охотится, наверное, половина империи, которая едва ли укроется даже в монастыре на Проте - скалистом острове, где многие века погибали в заточении царевны и царицы!..
Феофано негромко рассмеялась.
– Можешь не верить мне, дорогая, но я и в самом деле приехала к тебе от тоски. Истинно умных, воспитанных женщин мало – как и истинно умных, воспитанных людей вообще… Хотя женщины чаще мужчин умны сердцем, но для долгих бесед этого недостаточно. С другими женщинами мне скучно. И верить им нельзя.
– Задушевные друзья всегда редки, - тихо ответила московитка. Феофано кивнула.
– Расскажи мне о муже, - вдруг велела императрица. – Какой мой брат с тобой на самом деле.
Она улыбнулась испугу хозяйки.
– Политически я все равно осведомлена лучше тебя – так что рассказывай о Фоме как женщина женщине.
Спустя некоторое время – когда Феодора увлеченно рассказывала, а Феофано слушала – постучался Николай, самолично принесший им угощение. Он тут же откланялся, избегая смотреть на гостью.
Феофано с наслаждением впилась зубами в грушу, запила ее вином. Феодора вначале брала понемногу, но потом разохотилась, как василисса. Ей вдруг начало казаться, что эта женщина ближе ей, чем сестра: что это ее отражение…
Когда они наелись, Феофано вдруг велела:
– Покажи мне свои сочинения! Ты, конечно, продолжаешь записывать свои новые мысли, и они приходят к тебе!
Феодора засмеялась, восторженно кивая.
– Пойдем!
Они вышли из спальни, держась за руки; и тут Феодора дернулась в сторону. Феофано немедленно поняла ее намерения – они вдвоем заглянули в детскую, где Вард спал все так же сладко под присмотром Магдалины.