Столичный доктор. Том VIII

— Женя, ты скоро закончишь? Ужин стынет, — голос ее прозвучал ровно, но чуть более напряженно, чем обычно.

— Да, дорогая, почти все, — ответил я, немного удивленный этим внезапным вторжением. — Варвара Михайловна, спасибо, вы свободны. Помните про инструкции по воде — это критически важно.

Варвара, слегка покраснев под пристальным взглядом Агнесс, сделал книксен и поспешно вышла.

— Что-то случилось? — спросил я жену, когда мы остались одни.

— Нет, ничего, — Агнесс отвернулась к окну, за которым уже сгущались синие маньчжурские сумерки. — Просто… ты очень много работаешь. И эта юная сестра… она так на тебя смотрит. С обожанием.

Я подошел и обнял ее за плечи.

— Глупости, милая. Она смотрит на начальника госпиталя, от которого зависит ее служба здесь. И, возможно, на известного профессора, чье имя она слышала. Никакого «обожания» там нет, уверяю тебя. Да и не до того мне сейчас, сама видишь.

Агнесс вздохнула, но не отстранилась.

— Я понимаю. Вижу, как ты устаешь. Вижу, какая ответственность на тебе лежит. Просто… береги себя. И… будь осторожен. Здесь не Петербург. Люди злые, языки острые. А девушки… девушки бывают разные.

Я поцеловал ее в макушку.

— Обещаю быть осторожным. И мое сердце принадлежит только тебе, ты же знаешь.

Она слабо улыбнулась, но тень тревоги в ее глазах осталась. Я списал это на общую нервозность обстановки, на тяготы пути и неустроенность жизни здесь. Но где-то в глубине души шевельнулось неприятное чувство — ревность, пусть и необоснованная, была плохим спутником в нашем положении. Нужно быть внимательнее, чтобы не давать поводов для таких мыслей. Атмосфера в госпитале и без того наэлектризована.

* * *

На следующий день, ближе к полудню, я пытался по телефону втолковать интендантскому чиновнику, что бинты нам нужны не «когда-нибудь», а «вчера». В этот момент двор монастыря наполнился грохотом, пылью и нервным ржанием коней: сквозь ворота вкатился обветшалый наемный экипаж, запряженный парой изможденных лошадей.

Из повозки с грацией бронепоезда выбралась женщина, которая тут же приковала к себе всеобщее внимание. Высокая, крепко сбитая, с коротко подстриженными тёмными волосами, она была в строгом черном платье и походной шляпке. Черты лица — резкие, почти мужские: четкий подбородок, прямой нос, высокий лоб. Но глаза… большие, темно-карие, смотрели умно, внимательно и с какой-то затаенной печалью. В руке она держала дымящуюся папиросу, зажав ее между указательным и средним пальцами совсем не по-дамски. Женщина оглядела двор, наш госпиталь, снующих людей с нескрываемым скепсисом, выпустила клуб дыма и зычным, низким голосом окликнула возницу:

— Эй, любезный! Выгружай скарб! Да поживее!

После этого повернулась ко мне. Я стоял на крыльце, наблюдая эту сцену с интересом. Дама направилась прямо ко мне, ступая твердо, по-солдатски.

— Князь Баталов? — спросила она без обиняков, протягивая крепкую, совсем не женскую руку. — Княжна Гедройц. Вера Игнатьевна. Генерал Трепов изволил сообщить, что вы не возражаете принять меня в свой… эээ… монастырь.

Я заулыбался нехитрой шутке и это сняло первое напряжение.

— Уведомил, и с большим пиететом, — ответил я, пожимая крупную, сильную, совсем не женскую руку. — Добро пожаловать, княжна. Дорога тяжела?

— Видала и хуже, — отмахнулась она. — В Польше по просёлку зимой застревала в сугробах на двое суток. А тут — комфорт. Хотя… — она бросила взгляд на стены госпиталя, на горы досок, воняющих кизяком, и полузасыпанный снегом двор, — условия у вас, прямо скажем, походные. Ну да ничего. Лишь бы руки по назначению приложить можно было.

В этот момент из повозки, кряхтя, выбралась еще одна женщина — полная, краснощекая девица лет двадцати пяти в простом платье и платке, явно служанка. Она испуганно озиралась по сторонам, прижимая к себе узел.

— А это моя Пелагея, — кивнула Гедройц. — Непутевая, но исполнительная. Где нам можно разместиться?

— Сейчас проведут. Сегодня отдыхаем, завтра я покажу вам операционную и перевязочные. Больные — каждый день новые, как театр без занавеса.

— Только чтоб не как в Малый, — хмыкнула она. — Я не ради фрака сюда ехала.

Она махнула рукой и пошла за Жиганом, ступая по утоптанному снегу твёрдо и совершенно по-мужски. Я смотрел ей вслед и думал: теперь интересно, как эту амазонку воспримет остальной персонал. Особенно — Волконская.

Да, Трепов подкинул задачку. Хотя… в хирургах главное — руки. А титул можно оставить в прихожей вместе со шляпкой.

* * *

Не прошло и часа, как тишину нашего относительного порядка снова нарушил шум. На этот раз — из хозяйственного двора, где Жиган оборудовал склад и небольшую мастерскую. Оттуда слышались какие-то визги, мужские окрики и отборная ругань Гедройц. Я поспешил туда.

Картина маслом: посреди двора стояла раскрасневшаяся княжна, держа за шиворот упирающуюся и хнычущую Пелагею. Рядом мялся хмурый Жиган. Сама Пелагея была растрепана, платок съехал набок, на щеке алел свежий кровоподтек — видимо, от падения или затрещины.

— Ваше сиятельство! — воззвала ко мне Гедройц, едва завидев меня. Праведный гнев боролся в ней с вежливостью. — Вы поглядите на этих… сатиров!

Вера Игнатьевна встряхнула служанку.

— Только прибыла, а уже шашни крутит с вашим завхозом! Застукала ее в сарае с углем… непотребство! Бесстыдники У нас тут госпиталь или бордель?

— Разберусь! — я зло посмотрел на Жигана — Тит Кузьмич! Извольте проследовать в мой кабинет.

— Да я ее пальцем не успел тронуть, ваше сиятельство! — оправдывался Жиган уже внутри госпиталя. — Она мне подмигнула, позвала в сарай. Сказала, что приголубит за два рубля.

Ну вот… У нас появилась собственная больничная шлюха. Сейчас между пациентов пойдут слухи! Как не вовремя.

— А почему именно тебя позвала?! — я плюхнулся в кресло, потер глаза.

— Ну я с Хитровки, ее мамаша там тоже жила. Слово за слово… Я как раз деньги пересчитывал в портмоне, надо расплатиться за поставки. Она как увидела, у нее глаза загорелись.

— Но в сарай ты с ней все-таки пошел!

Жиган повесил голову:

— Бес попутал… Она сама… такая… ласковая…

— С тебя штраф. Семь рублей. Следующий поход в сарай с кем-нибудь из персонала — десять!

— Ясно, ваше сиятельство… Виноват… — буркнул Жиган, глядя в пол. — Больше ни-ни… Честное слово!

— Я надеюсь на это, — сказал я уже мягче. — Идите работать. И чтобы эта Пелагея на глаза мне не попадалась без дела.

Жиган пулей вылетел из кабинета. Я же остался размышлять. Инцидент был исчерпан, но он лишний раз показал, насколько хрупок наш мирок и как легко страсти могут взять верх над разумом в этой гнетущей атмосфере. А еще предстоял разговор с княжной Гедройц… Как она отреагирует на «приключения» своей служанки?