Страх — это ключ

Наступила короткая пауза. Я посмотрел в иллюминатор и увидел, как к батискафу подплыло какое-то странное существо, похожее на акулу. Оно с недоумением уставилось на батискаф, самолет и потом, лениво махнув хвостом, исчезло в адской тьме. Я повернулся и постучал Ройала по плечу.

— Постарайся привести Вайленда в чувство.

Когда Ройал наклонился над своим хозяином, я протянул руку у него над головой к регулятору регенерации воздуха. — Еще было рано позволять этим подонкам дышать полной грудью.

Через минуту или две Ройалу удалось привести Вайленда в чувство. Недостаток кислорода в крови у Вайленда зашел уже довольно далеко, но дышать он мог, так как, открыв глаза, стал дико озираться вокруг и, увидев меня с пуговицей во рту, закричал. Он то разражался ужасными, дергающими все нервы криками, то затихал.

В замкнутом пространстве кабины батискафа эти крики казались особенно резкими и неприятными. Я протянул было руку, чтобы ударить Вайленда по щеке и вывести из истерического состояния, вызванного паникой и ужасом, но Ройал опередил меня. У него возникли робкие и слабые проблески надежды, и он, видимо, решил делать все для реализации этой этой надежды. Ройал, не церемонясь довольно сильно ударил Вайленда по щеке, и стал резко и грубо трясти его:

— Прекрати истерику! Прекрати! Прекрати! Толбот сказал, что может все наладить. Ты слышишь меня? Толбот сказал, что может все наладить!

Постепенно крики стихли. Вайленд смотрел на Ройала глазами, в которых впервые промелькнули признаки сознания, одержавшего верх над ужасом и безумием.

— Что ты сказал? — хрипло прошептал он. — Повтори, что ты сказал, Ройал.

— Толбот сказал, что может все наладить. Он говорит, что солгал нам и что переключатель, который остался наверху, не так уж необходим для сброса балласта. Толбот сможет обойтись без него! Толбот сможет обойтись без него.

— Вы действительно можете, Толбот? — от удивления глаза Вайленда широко раскрылись. Его дрожащий голос звучал благоговейно, как молитва, и вся его поза выражала мольбу. Он еще не осмеливался надеяться, слишком далеко его разум погрузился в долину смерти, чтобы над ним снова забрезжили даже отблески света. Вернее, он не осмеливался оттуда выглянуть, боясь, что не увидит света. — Значит, вы можете вытащить нас отсюда? Даже теперь… даже теперь вы…

— Возможно, я это сделаю, а возможно — нет, — мой голос, несмотря на сильную хрипоту, был в меру безразличным. — Я уже сказал, что предпочел бы остаться здесь. Я действительно хотел бы остаться здесь, но возможны и варианты. Все зависит от вашего поведения. Идите сюда, Вайленд.

Он, дрожа, встал и с трудом подошел. Его ноги и все тело дрожали так сильно, что он с трудом стоял на ногах. Я схватил его здоровой рукой за лацканы пиджака и подтянул к себе так, что наши лица почти соприкасались.

— Воздуха осталось на пять минут, Вайленд, а может, и того меньше. Быстро скажите, какую роль вы играли во всем этом деле вплоть до того момента, когда встретились с генералом Рутвеном. И поторопитесь!

— Вытащите нас отсюда! — простонал он. — Здесь совсем нет воздуха! Здесь нечем дышать! У меня болят легкие. Я не могу… я не могу дышать. Я не могу говорить… я просто не могу говорить… — он не преувеличивал, ему действительно было плохо.

— Говори, будь ты проклят, говори, — Ройал сзади схватил Вайленда за плечи и начал трясти так, что голова того стала болтаться, как у сломанной куклы. — Говори! Ты что хочешь подохнуть здесь? Решил и меня утянуть за собой? Говори, гад!

И Вайленд заговорил. Менее чем за три минуты, кашляя и задыхаясь, он рассказал мне все, что я хотел знать. Рассказал, как он заключил сделку с кубинским военным министром и несколько недель держал самолет наготове, как он подкупил офицера, отвечавшего за радиолокационную станцию слежения на западе Кубы, как он подкупил очень высокопоставленного государственного служащего Колумбии, рассказал, как был выслежен, перехвачен и сбит самолет и как он приказал Ройалу избавиться от тех, кто способствовал успеху его авантюры. Он начал говорить о генерале, но я жестом остановил его:

— Этого достаточно, Вайленд. Идите, сядьте на место.

Я снова настроил систему регенерации воздуха на максимум.

— Что вы делаете? — прошептал Вайленд.

— Впускаю сюда немного свежего воздуха. Вам не кажется, что здесь слишком спертый воздух и нечем дышать?

Они переглянулись, посмотрели на меня, но промолчали. Честно говоря, я ожидал вспышки ярости, упреков и даже попытки нападения, но ничего такого не произошло. Ими все еще владел страх, который оставался доминирующей эмоцией. Они знали, что все еще полностью находятся в моей власти, что от меня зависит их жизнь.

— Кто… кто вы, Толбот? — прокаркал Вайленд.

— Пожалуй, вы можете считать меня копом, — я опустился на матерчатый стул. Не хотелось начинать довольно тонкую работу поднятия батискафа на поверхность, пока воздух не очистится полностью и полностью не прояснится мой разум. — Когда-то я был порядочным и честным человеком, который вместе со своим братом работал по поднятию со дна моря затонувших кораблей и самолетов. Мой брат, это человек, вернее то, что осталось от него, сидит вон там на месте пилота, Вайленд. Мы были отличной командой. Мы подняли золото со дна моря у побережья Туниса и деньги, полученные за эту работу, использовали на то, чтобы создать свою собственную авиатранспортную компанию. Во время войны и брат, и я были летчиками и летали на бомбардировщиках. После получили лицензии на вождение гражданских самолетов. Наши дела шли отлично, Вайленд… они шли отлично, до того, как вы сделали это, — я ткнул большим пальцем в сторону разбитого, покрытого илом и водорослями самолета. — Когда я вернулся в Лондон, меня арестовали. Решили, что я имею к этому какое-то отношение. Но вскоре все прояснилось, и лондонское страховое агентство Ллойда, потерявшее всю страховку, наняло меня на работу в качестве специального следователя. Оно было намерено истратить весьма приличную сумму, чтобы вернуть хоть какой-то процент своих денег. Поскольку США и Великобритания также потеряли на этом деньги, правительства этих стран поддерживали меня. Никто никогда не имел такой мощной поддержки. Американцы пошли даже на то, что выделили для работы со мной своего самого лучшего полицейского. Как вы понимаете, этим полицейским был Яблонский.

Это сообщение потрясло Вайленда и Ройала. К этому времени ужас немедленной смерти частично отступил, они снова вернулись в реальный мир и могли по достоинству оценить то, что услышали от меня, и представить, как это отразится на их судьбах. Они уставились друг на друга. Потом перевели глаза на меня. Я не мог пожелать себе более внимательной аудитории.

— Итак, вы совершили грубейшую ошибку, джентльмены, — продолжал я. — Застрелить Яблонского было непоправимой ошибкой с вашей стороны. Одного этого вполне достаточно, чтобы отправить вас обоих на электрический стул: судьи не жалуют людей, которые убивают полицейских. Возможно, это не назовешь справедливым с их стороны, так как они должны быть абсолютно беспристрастны, на что поделаешь, именно так обстоит дело. Если убийство обыкновенного жителя еще может как-то сойти с рук, то убийство полицейского это, в любом случае, гарантированная смертная казнь. Нам известно о вас вполне достаточно, чтобы казнить вас на электрическом стуле шесть раз подряд.

Я рассказал им, как Яблонский и я год с лишним работали вместе, причем большую часть времени провели на Кубе: мы искали хоть какие-то следы сокровища. Рассказал, как мы впоследствии пришли к заключению, что оно до сих пор не найдено, так как на мировом рынке еще не появился ни один ограненный изумруд. Стоило на мировом рынке появиться хотя бы одному камешку, как через два, максимум три дня об этом стало бы известно Интерполу. Этому могло быть лишь одно объяснение — самолет упал в море, и кто-то поторопился уничтожить единственного человека, который мог точно указать, где затонуло сокровище, пилота, сбившего самолет с сокровищем.

Район наших поисков сузился до западного побережья Флориды. Чтобы вести поиски чего-то на дне моря требуется корабль и глубиномер высокой чувствительности. Мы обязали всех крупных поставщиков судового оборудования в Европе и Северной Америке немедленно уведомить нас о том, что они продают кому-то именно глубиномер высокой чувствительности. Естественно, что суда военно-морского флота, торговые и рыболовецкие суда исключались.

Они слушали очень внимательно. Они почти уже вернулись в нормальное состояние, и в их глазах я читал огромное желание прикончить меня. Я продолжил: