Страхолюдие

– И мне кажется, - продолжал граф, - если россказни про водоворот оказались не вымыслом...

Кортнер напряженно заглянул в большие черные глаза Аливареса.
– Как не прискорбна эта аномалия, то бишь парадокс, в своем воображении мы слепы, доверяясь чьим-то басням.
– Граф изумленно вытаращился и уронил подбородок.
– Вы лично видели водоворот?

– Ну-у, когда свистящий цилиндр поднялся над судном, мой разум помутился, и я потерял сознание.

Кортнер отметил некоторую растерянность в облике своего молодого оппонента. Теперь они оба молчали, глядя в океан и о чем-то размышляя.

– Неужели вы думаете, - прервал паузу американец, - что нас ожидает неминуемая гибель? И это после того, как посчастливилось выжить в такой страшной катастрофе!

– Послушайте Смит, конечно, я понимаю, как удачливый и талантливый писатель, вы отнюдь не страдаете схоластикой. С вашим сверхразвитым воображением вполне реально додуматься до чего угодно. Но, желаю сразу предупредить: я не берусь ничего утверждать.

– Он вытянул шею, как гусь, пристально всматриваясь в сторону зеленой стены тропического леса.

– Что вы там увидели?
– Писатель заметил в его глазах вдруг вспыхнувший интерес.

Граф начал подниматься на ноги.
– Пойдемте, полюбопытствуем. К несчастью отсюда скверно видно, но, возможно это следы присутствия людей.

Следуя предложению, старик с кислой миной облизал пересохшие губы.
– Эх, сейчас бы водицы испить.

– Да вон ее сколько, целый океан.
– Буркнул граф, не оборачиваясь.

Писатель только крякнул с досады.
– О-хо-хо, если б только пресной.

Все мысли о воде и вообще, о жажде, улетучились из головы страждущего моментально, лишь только они приблизились к зеленым зарослям на более-менее приемлемое расстояние. Сразу в том месте, где прекращались непролазные джунгли, из песка торчал бамбуковый шест футов семь, с нанизанным на него человеческим черепом.

Граф присвистнул.
– Вот вам, уважаемый, и люди.

Кортнер пока молчал. Он подошел вплотную, и без излишнего отвращения взялся изучать страшную находку.

– Эти папуасы, видимо, уже о ком-то позаботились.

– Вы знаете Луиджи, это еще ничего не значит.
– Писатель рукой оценил жердь на прочность.
– Я читал записки одного известного в Южной Америке путешественника: он здорово описывает обряд захоронения отошедших в иной мир туземцев своими соплеменниками. Так вот, те люди все тело усопшего, кроме головы, зарывают в песок на побережье, а вместо креста - они естественно не христиане - втыкают в могилу шест, на который нанизывают отсеченную голову: причем, непременно лицом к океану.
– Он еще раз внимательно посмотрел на череп.
– Вот, видите, этот тоже лицом к воде. Такой ритуал существует, дабы покойник и после смерти мог любоваться царствием Нептуна, которому они поклоняются. А заодно отпугивать своим страшным видом морских чудовищ, в которых дикари верят.

– А вот мне, мистер Кортнер, доводилось слышать, что на Африканском континенте существуют племена людоедов, которых еще именуют каннибалами. Те нелюди аналогичным способом насаживают головы своих жертв на палки и втыкают их по всему периметру своих территорий. Знаете, как собаки метят свои зоны? Вот и дикари, вроде бы как помечают границы племенных владений.

Кортнер собрался продолжить тему, но Аливарес не дал ему этого сделать.

– Подождите.
– Он указал рукой куда-то за спину писателя.
– Посмотрите вон туда... Видите?

Тот попытался всмотреться в указанном направлении, однако ничего кроме песка и океана разобрать не удавалось: более молодое зрение графа имело превосходство.

– Ничего необычного не вижу.
– Честно признался американец.

– Да вон же, смотрите на океан, видите? Вода пенится.

Старика мгновенно сжало в комок.
– Что!? Опять пена?

– Да успокойтесь Смит, мы же не в открытом океане.
– Аливарес похлопал по спине своего сотоварища по приключению.
– Расслабьтесь, и пойдемте. Я подозреваю, что в том месте в океан впадает река: если река, значит пресная. И кокосовые пальмы там маячат. Если не водицей, то хоть молочком полакомимся.

Загребая ногами песок, Кортнер немощно плелся за бодро шествующим Аливаресом.

Тот обернулся.
– И молите Бога, чтобы наша находка оказалась действительно местом захоронения.

Кортнер поднял над собой пятерню.
– Я думаю, так оно и есть.

– Хорошо бы. Но если и дальше будут попадаться подобные шедевры местного фольклора, то... версия про людоедов окажется реальнее.

* * *

Скалистый берег напоминал праздничный пирог с густой шапкой крема. Небольшие гранитные утесы, беспорядочно разбросанные по берегу, будто сказочные богатыри десантировались с книжных страниц и, вынырнув из морской пучины, окаменели: взглянув на мифическую Горгону. Они угрюмо вторгались, вгрызались в песчаную почву, а в ста ярдах от линии прибоя перерождались в лаконично возвышающийся над земным массивом хребет огромного "дракона", ползущий к центру острова: Туда, где скрываясь за низкими облаками, гнездится неиссякаемая чаша с "жидким хрусталем", доступна лишь избранным - горда и величава.

Засецкая сидела на гранитном валуне, отрешенно глядя на бесформенные пушистые облака; те проплывали над верхушками пальм так медленно, что казалось, замерли на месте. Но вот, вдруг, маленький комочек небесного хлопка, причудливо оседлал макушку стройной магниферы, которая возвышалась над остальными зарослями почти у самого кратера. И со стороны казалось, что они друг друга встретили и полюбили.

Очнулась баронесса, лежа на горячих камнях, смешанных с морским песком: в тот момент она ощущала что-то среднее, между путанием мыслей и расстройством рассудка. /Рыдания мятущегося разума./ Полнейшая апатия поглотила все ее мышление, и было решительно все равно где она, что с ней и, что будет дальше. Крохотные искорки воспоминаний, вспыхивая и тут же угасая, создавали впечатление только что увиденного страшного сна. Но, в тоже время, зрительное осязание действительности являлось неоспоримым доказательством реальности. Засецкая еще и еще раз пыталась вспомнить последние события, старалась восстановить в памяти то, что произошло с Саррой, с кораблем, с остальными людьми... Горькие слезы беззвучными ручьями струились по щекам, женщина душой чувствовала, что не переживет потерю любимой девочки, к которой так трепетно привязалась. В груди все сжалось, часто бьющееся сердце безжалостным осиным жалом кольнуло под левую лопатку, и она застонала. Страдальческие звуки протяжным эхом отозвались где-то в стороне гранитного хребта... и почти сразу повторились. Затем еще, еще и еще. Стеклянный взгляд пришел в движение, и странные ощущения исподволь овладели ее душой. Тут определенно что-то не вязалось. Баронесса издала стон единожды, а эхо звучит не переставая, причем все громче и отчетливей. Внезапно ее осенило: " Там кто-то есть! Кто-то живой!" Признаться, такая мысль была весьма по душе. От нечаянной радости, Засецкая вскочила с серой глыбы, суставы отозвались жуткой ломкой, она чуть не взвыла, однако трепет возбуждения решительно отсекал чувство боли. Растирая по щекам слезы, женщина шла как парализованная, маска великой муки исказила лицо, но она шла, шла за ближайший обломок скалы: именно оттуда доносился стон.

– Бог ты мой! Саррита, девочка моя!
– Дама, точно безумная, бросилась к лежащей на камнях дочери.

Вид у юной особы был ужасный. Девица скорее походила на зомби, нежели на ту соблазнительную леди какой всегда являлась.

– Радость моя, ты жива, жива!
– Не помня себя от счастья, только и твердила баронесса.

Она опустилась рядом с дочерью на камни, прижала ее голову к груди - Сарра умиротворенно притихла, издавая лишь жалобные всхлипы.

И тут, баронесса поймала себя на том, что, глядя на соседний утес, ее слезящиеся глаза наблюдают не только размывчатую картинку из песка, гранитных обломков и гранитной глыбы - там было еще что-то... Что-то, что не вписывалось в общий антураж. Засецкая напрягла зрение... всмотрелась пристальней... Сознание вспыхнуло еще одной искоркой радости: Из-за утеса выглядывала рука! "Мы не одни! На берег еще кого-то выбросило!"

Она хрипло взвизгнула: - Сарра смотри, там кто-то есть!
– Ее пальцы сильно сжали нежную плоть.
– Ты в порядке?

Дочь быстро кивнула.
– Только ноет все тело.

– Поднимайся дитя мое, нужно двигаться, тогда боль утихает.
– Поднимаясь сама, мать одновременно помогла встать дочери.
– Пошли быстрее, глянем; скорее всего, это один из наших, вероятно нужна помощь.

Обнаруженная рука принадлежала доктору Тилобиа. Весь в ободранных одеждах он лежал без каких либо, даже малейших, намеков на присутствие в этом мире. Сарра бережно подняла пенсне, которое валялось тут же, возле тела.