Страхолюдие

По другую сторону жертвенного камня таким же манером приплясывали, мычали и хлопали в ладоши мужчины.

– Интересно, дикари каждый день устраивают такие оргии?

– Вряд ли Генри, я полагаю, что данное представление приурочено к нашей поимке.

Баронесса тревожно посмотрела на доктора.
– В таком случае, почему они нас тут держат, почему не пригласят к костру?

Тилобиа тяжело вздохнул.
– Боюсь, ваша милость, нам целесообразней держаться подальше от подобных обрядов.

– Но почему?

– Да как же вы не сообразите!
– Кармайн в сердцах шлепнул ладонью по стене.
– Это вам не пасторальная акварель. Док пытается намекнуть, что вон тот глыбообразный валун, который усыпан цветами и пухом, есть место для жертвоприношений.

Засецкая вздрогнула.
– Не желаете ли вы сказать...

– Да баронесса, я именно это и хотел довести до вашего сведенья.

– Право слово, маман, я теряюсь в догадках - о чем речь?

– Мы, милая Сарра, о том, что нас запросто могут принести в жертву одному из туземных богов, которым поклоняются местные жители.

– Тилобиа! Зачем так пугать бедное дитя?
– Засецкая смотрела с укоризной.

– Я никого не собираюсь пугать. Я лишь предполагаю возможный исход нашего здесь пребывания. Или вы решили, что мы заперты в этом вонючем сарае, под охраной, дабы закатить грандиозный пир, с дарами в нашу честь?

– Смотрите! Смотрите.
– Взволнованный голос драматурга прервал диалог на повышенных тонах, и все вновь прильнули к щелям.

Минуя вошедших в транс аборигенов, причем, совершенно не обращая на них внимания, к месту заточения чужеземцев направлялась торжественная процессия с эскортом. Во главе, гордо держа копье наперевес, шествовал небольшого роста человечек, разрисованный белой краской с ног до головы. За ним медленно плелись два здоровенных воина, своим видом они напоминали доисторических предков. На своих могучих плечах эти монстры несли две бамбуковые жерди, к которым была привязана сетка в виде мешка. И замыкали караван еще трое аборигенов в соломенных набедренных повязках; у каждого из которых за спиной болтался лук и колчан со стрелами.

– Святая Дева Мария!
– Кармайн в отрешении отпрянул от стены.
– Неужели!?

– Кого они там тащат?
– Непонятно кого спросила Засецкая: Она подставляла к узенькой щелочке попеременно то один глаз, то второй.

Тилобиа обернулся к драматургу.
– Вы полагаете, в сетке ваша супруга?

Тот был словно не в себе; он судорожно мял пальцы рук, глубоко дышал и бесцельно швырял затравленный взгляд из угла в угол.
– Я даже не знаю, что и думать. Если там Алиса, значит она, к счастью жива. Но с другой стороны: Если это действительно так, и если нам действительно суждено принять смерть - как я смогу выдержать, если ее страдания будут на моих глазах?!

– Успокойтесь мой дорогой Генри.
– Доктор обнадеживающе встряхнул за плечо товарища по несчастью.
– Еще ничего не известно. К тому же, вполне возможно, что нам удастся бежать - вы не забыли про подкоп?

Теперь в затравленном взгляде Кармайна вспыхнул лучик прозрения.

– Мне отсюда скверно видно, - в данную минуту баронесса походила на шкодливого подростка, который тайком заглядывает в раздевалку для девочек, - но сдается - на миссис Кармайн не похоже. По-моему в сетке мужчина.

Генри Кармайн обхватил голову руками, и что-то канюча, удалился в дальний угол сарая. Его страдальческие стенания прервал сухой шорох засова, а спустя пару секунд, в темницу вполз на брюхе - бранясь вульгарной бранью - Бэри Адер Эскот.

Заглядывая внутрь, один из черных громил заметил на лицах остальных пленников некоторые изменения. Теперь на них светились, нет, не то чтобы маски непомерного счастья, однако некоторые сквознячки радости. А у чужеземца со странными блестящими стеклышками перед глазами, на устах даже воспарила лучезарная улыбка.

Вид грозного воина исчез, и теперь в проеме возник образ молодой негритянки. Тонкая черная рука просунула в лаз большой глиняный сосуд, накрытый плетеной из лозы крышкой - он напоминал маленький чан. Тут же полуобнаженная девица поставила симпатичную соломенную корзинку, прикрытую белоснежной материей. Всю темницу моментально окутал изумительный аромат гастрономического происхождения.

Обнаружив в сарае знакомых ему людей, Эскот тут же позабыл брань и обиды.

– Господа, я безумно рад, что мы остались живы!
– К нему спешили Тилобиа и Кармайн.
– Доктор! Генри!
– Он долго тряс их за руки.
– О, баронесса я неизъяснимо счастлив лицезреть вас и вашу дочь живыми и здоровыми.

Кармайн взял его под локоть.
– Сознавайтесь Бэри, вам ничего не известно о моей супруге?

– Увы, мой друг, вы первые, кого я вижу.
– Режиссер состроил маску омерзения.
– Естественно, за исключением этих гнусных обезьян. Возможно, мы единственные уцелевшие в той кутерьме чудовищной стихии.
– В завершении последних слов, Эскот заметил, как понуро свесил голову Кармайн, и, ссутулившись, отошел к стене. Он встретился виноватым взглядом с Засецкой.
– Черт, весь этот идиотизм меня совершенно дестабилизировал.

Тем временем, Тилобиа заметил, с каким вожделением Сарра смотрит на принесенные гостинцы; облизывая губки и часто сглатывая слюну. Как уже всеми признанный первоиспытатель, он присел рядом с девушкой, открыл крышку местного столового прибора, с наслаждением вдохнул чудесный аромат.

– Пища богов - как минимум.

Внутри лежали большие, грубо нарезанные - размерами с кулак - куски вареного мяса, обильно политые кроваво-красным соусом. Блюдо выглядело только что приготовленным - над мясом клубился пар. Второй рукой доктор поднял белую салфетку с корзинки, где лежали плоские, овальной формы лепешки.

– Ну-с господа, кто на сей раз рискнет выступить в роли подопытного дегустатора?
– С лукавой улыбкой на устах он обвел взглядом угрюмо сопящий полумрак, и в тонком лучике света его круглые стеклышки пенсне, поочередно блеснули.
– А подкрепить наши силы - весьма кстати...

У бедняжки Сарры начинались спазмы желудка, и она умоляюще посмотрела на Засецкую.
– Но вода ведь была не отравлена...

Баронесса покинула топчан.
– А знаете что: Я совершенно согласна с дочерью. Если нас не отравили до этого, то с какой стати пища должна быть смертельной?

Засецкая еще не договорила последнего слога, как ее обожаемая девочка выхватила из корзинки лепешку и немножко надкусила, с трудом пытаясь сдерживать голодные намерения.

Засецкая вздохнула.
– Только скверно, что дикарям неведомы такие понятия, как манеры и этикет.

– Вы баронесса сетуете на то, что наши захватчики не пожелали нам bon appetite * (приятного аппетита) /фр./?

– Отнюдь Генри, я подразумеваю, что придется, есть руками, и вдобавок немытыми.

Вытаскивая двумя пальцами, на вид соблазнительный, кусок мяса, Эскот насмешливо хмыкнул: - Да уж, на худой конец, вилочка бы не помешала.