Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг.

Как и в предыдущие годы, высокая награда, предложенная в одной провинции, увеличивала награду в соседних, поэтому общие расходы были выше, чем в 1758 и 1759 годах; тем не менее северные колонии откликнулись без жалоб, как будто привыкли к мобилизации людей и ресурсов для войны. Хотя вербовка шла медленно, как обычно, к концу июня в распоряжение Амхерста поступило почти 14 500 провинциалов: 5 000 из Коннектикута, 4 000 из Массачусетса, 2 680 из Нью-Йорка, по 1 000 из Нью-Джерси и Род-Айленда и 800 из Нью-Гэмпшира^[544].

Энтузиазм, лежавший в основе этих усилий, был вполне реальным, ведь перспектива окончания войны только усиливала патриотический дух собраний. Но в их сотрудничестве была и большая практическая польза. К этому времени провинции, наиболее активно участвовавшие в боевых действиях, накопили такие огромные государственные долги по сравнению со своими налоговыми ресурсами, что стали зависеть от возмещения парламентом даже текущих расходов. Поэтому они больше не могли уклоняться от требований Амхерста и Питта и рисковать прекращением трансфертных платежей, которые составляли около 200 000 фунтов стерлингов в год.

Кроме того, во всех северных колониях военная служба и связанные с ней гражданские работы, такие как ремесленники, возчики и члены экипажей каперских судов, давали постоянную работу десяткам тысяч молодых людей и вливали в оборот спекулятивные деньги со скоростью, не имеющей аналогов в колониальной истории. Сельское хозяйство становилось все более коммерциализированным видом деятельности, даже в Новой Англии, где закупки подрядчиков по военному снабжению взвинтили цены на товары до необычайных высот. Цены на говядину и свинину, являвшиеся индикаторами влияния военного спроса из-за их важности в солдатских пайках, в начале 1760 года были в среднем в два раза выше, чем в начале войны^[545]. То, что Томас Хатчинсон заметил о Массачусетсе в начале 1760 года, можно с равной силой сказать о любой северной колонии: «Щедрые компенсации, которые ежегодно выплачивались парламентом, не только облегчали бремя налогов, которые в противном случае были бы тяжелыми, но и, благодаря ввозу таких больших сумм специй, увеличивали торговлю; и, по мнению некоторых, война увеличила богатство провинции, хотя компенсации не составляли и половины расходов правительства»^[546].

Таким образом, в Британской Америке седьмой и кульминационный год войны начался в атмосфере доверия, процветания и сотрудничества между колониями и метрополией, которую никто не мог предсказать, исходя из данных первых лет конфликта. Масштабы самой войны стали почти немыслимо большими: конфликт, начавшийся на аллегейской поляне с убийства тринадцати французов, охватил два океана и три континента — полмира — и унес сотни тысяч жизней. Не было ничего прямого и уж точно ничего неизбежного в событиях, соединивших жалкий форт Вашингтона на Великих Лугах с огромными лагерями англо-американских войск, готовившихся к кульминационной кампании войны. И все же даже весной 1760 года, когда по северным землям офицеры выбивали рекрутов, а корабли с боеприпасами прокладывали путь через Атлантику, когда Джон Стэнвикс руководил завершением строительства форта Питт, а Джеффри Амхерст наносил последние штрихи на свои планы летних экспедиций, — даже тогда ничто не было предрешено. В Монреале шевалье де Левис строил свои собственные планы. Ему нужно было всего несколько кораблей с людьми, боеприпасами и товарами для индейской торговли из Франции, чтобы эти планы удались, а если удастся, то Канада сможет продержаться до заключения мира в Европе. В этом случае все тщательные приготовления Амхерста, вся рабочая сила колоний, вся военная мощь и логистика Великобритании окажутся не более чем еще одной главой разочарования в долгой и бесплодной истории англо-американских попыток завоевать Новую Францию.

ГЛАВА 41

Недостаточность доблести: Левис и Воклен в Квебеке

апрель-май 1760 г.

ЕДИНСТВЕННОЙ ЦЕЛЬЮ Левиса было отвоевать Квебек, и с небольшой помощью из дома он смог добиться этого. Опустошение Вулфом сельской местности вокруг города вынудило большинство квебекцев искать убежища в районах Труа-Ривьер и Монреаль в течение зимы. Наплыв беженцев привел к истощению запасов продовольствия, но в его распоряжении оказалось несколько тысяч человек, готовых помочь изгнать врага из города. Урожай зерновых в районе Монреаля был достаточным для обеспечения осады; как только ручьи оттают и пшеницу можно будет перемолоть в муку, можно будет начать полномасштабные операции^[547].

Сложность заключалась в выборе времени начала кампании, поскольку, несмотря на наличие войск и хлеба, у Левиса не было осадных орудий и боеприпасов, достаточных для того, чтобы заставить город покориться, если Мюррей решит запереться в его стенах. После отплытия британского флота в октябре Левис отправил во Францию гонца с настоятельной просьбой о подкреплении, тяжелых пушках и припасах: все это должно было прибыть, как только Сент-Лоренс станет судоходным и опередит британский флот снабжения. Поэтому он намеревался начать осаду в апреле. Если корабли снабжения прибудут быстро с людьми и снаряжением, необходимыми для завершения работы, он захватит город до того, как британцы смогут его освободить; и тогда его врагу придется снова совершить подвиг, на который у Вулфа ушло все лето в 1759 году.

Поскольку Левис не собирался повторять ошибки Монкальма, он не предполагал, что британцы добьются успеха — более того, что они даже не попытаются снова осадить город. Если же, что казалось вероятным, они предпочтут отступить из Квебека и сосредоточить свои усилия на захвате Монреаля через верховья Святого Лаврентия или реки Ришелье, он был уверен, что сможет отбить у них все шансы. Капитан Пушо, талантливый бывший комендант Ниагары, недавно вернулся в результате обмена пленными, и Левис поручил ему командовать обороной Монреаля в верховьях реки. Ол-о-Нуа по-прежнему стоял в верховьях Ришелье, поддерживаемый недавно построенными канонерскими лодками. Британцам пришлось бы брать район Монреаля дюйм за дюймом, осадами и лесными боями с канадскими ополченцами и индейцами: нелегкая перспектива. Если бы к зиме англо-американцы не захватили свой приз, им не оставалось бы ничего другого, как снова отступить на свою базу снабжения в Нью-Йорке^[548].

Таким образом, 20 апреля, сделав все возможные приготовления, шевалье де Левис вывел из Монреаля в Квебек удивительно большую армию (более семи тысяч человек) с крошечным обозом артиллерии («двенадцать жалких старых пушек»). Весенняя распутица уже началась, и на середине реки было достаточно воды, чтобы два из четырех фрегатов Канады, «Аталант» и «Помон», могли сопровождать баржи и бато, перевозившие войска. Левис ставил на это предприятие все, что у него было. На борту лодок находились все восемь его регулярных батальонов, доукомплектованных ополченцами; два батальона troupes de la marine; батальон монреальских ополченцев; различные индейцы из миссий Святого Лаврентия; и даже некий эскадрон кавалерии, лошади которого все еще костенели от зимних лишений. Кроме нескольких сотен человек, оставшихся в Монреале, гарнизона острова О-Нуа и отрядов, сопровождавших Пушо вверх по реке, практически все трудоспособные солдаты и ополченцы в Канаде гребли вниз по великой реке, надеясь, что к ним направляется и флот снабжения. 24 апреля в Пуэнт-о-Трембл они остановились, выгрузили припасы и приготовились к маршу по суше в сторону города. К рассвету двадцать седьмого числа передовой отряд почти достиг маленькой деревушки Сте-Фуа, расположенной менее чем в шести милях от Квебека. Именно там они увидели британцев, окопавшихся на другой стороне дороги перед ними^[549].

Счастливый случай заранее предупредил Мюррея о том, что на Квебек наступают французские войска, но только в начале того же дня он получил представление о размерах угрозы, с которой столкнулся^[550]. По многим причинам появление столь грозных сил заставило его почти отчаянно волноваться. Люди Мюррея ужасно пострадали за зиму. У солдат не было одежды, соответствующей климату — у горцев 78-го полка, по сути, были только их килты, а также то, что шотландцы носили под ними, чтобы защититься от холода, — но болезни и недостаточное питание нанесли самый тяжелый урон. К концу апреля гарнизон Квебека, первоначально насчитывавший семь тысяч человек, насчитывал менее четырех тысяч «боеспособных». Болезни и несчастья жестокой зимы — тиф, брюшной тиф, дизентерия, цинга, обморожения, переохлаждение — убили тысячу человек и сделали «более двух тысяч из тех, кто остался, совершенно непригодными для какой-либо службы»^[551].

Даже те, кто был способен нести караул и выполнять гарнизонную службу, страдали от цинги и переутомления. В частности, необходимость заготавливать дрова — задача, требующая ежедневных долгих походов по снегу к городским лесополосам, — становилась все более утомительной для здоровых людей по мере увеличения числа больных. Наконец, Мюррей не лучше Левиса знал, какими будут первые корабли с припасами и подкреплениями — английскими или французскими. Поэтому, выйдя на поле боя при Сте-Фуа двадцать седьмого числа, он не пытался вызвать Левиса на бой, а лишь прикрывал отступление своей легкой пехоты, которая занимала аванпосты вплоть до Кап-Руж. В отличие от Левиса, у Мюррея не было никакого плана. Хотя он и ожидал, что французы двинутся на Квебек, но, столкнувшись с реальностью, мог лишь играть на время^[552].

Левис был слишком хитрым командиром, чтобы атаковать британский абатис в Сте-Фуа, и поэтому ждал наступления ночи и возможности обойти красных мундиров с фланга через лес, который находился слева от них. Осознав эту опасность, Мюррей с наступлением вечера приказал отступать, отведя своих людей на позицию неподалеку от того места, где семь месяцев назад Монкальм расположил свои войска. Он беспокоился, что у него слишком мало людей для создания передовых линий, с помощью которых можно было бы удержать французов на расстоянии пушечного выстрела от слабой западной стены города. Кроме того, он знал, что его эффективные силы уменьшаются с каждым днем и что если французы (численность которых он оценивал в «десять тысяч человек и пятьсот варваров») начнут осаду, то его гарнизон не сможет выдержать оборону. Но он также знал, что его люди, как бы они ни были ослаблены, все были регулярными, в то время как армия Левиса должна была состоять в основном из ополченцев. Поэтому, помня о том, что «наша маленькая армия имеет привычку побеждать врага», Мюррей «решил дать ему сражение» на равнине Абрахама. Рано утром 28 апреля он собрал около 3800 солдат, каждый из которых был достаточно здоров, чтобы носить мушкет, а также двадцать полевых орудий, и приказал им занять позицию на изломанном хребте, где стояла линия Монкальма перед атакой 13 сентября. Эффективно повторив рассуждения Монкальма, Мюррей собирался воспроизвести битву при Квебеке^[553].