Свадебное проклятье

Мы даже делаем пару кругов на «Глазе Сейко», названному так в подражание знаменитому лондонскому «Глазу». Правда, в отличие от британского, наше колесо обозрения стоит не на берегу, а прямо на мосту. Под нами разноцветное от фонарей и подсветок длинное полотно реки, вокруг — светящийся город, местами врезающийся в самое небо. Каждый раз удивляюсь, до чего же Сейко огромный. Посматриваю на своего спутника: Захария разглядывает здания и улицы так сосредоточенно, словно прокладывает в уме неведомые маршруты. Он иногда похож на моего… м-м-м… актуального жениха — тот, кажется, вообще не умеет расслабляться. Или Чэн такой напряженный, потому что боится допустить какую-нибудь серьезную ошибку и навсегда потерять возможность породниться с семьей Мейли?

…Вот и кто здесь не умеет расслабляться? С чего вдруг я сейчас вспомнила о Чэне Маркусе? Хотя, конечно, он сам постоянно заботится о том, чтобы я о нем не забывала.

И я внезапно решаюсь: в конце концов, надо же кому-то это рассказать!

— Захария, а ты веришь в мое проклятье?

— Во что? — вежливо переспрашивает секретарь.

— Вот только не надо делать вид, будто ты не в курсе слухов, что я проклята, и что это самое проклятье убивает моих женихов! Меня, случайно, еще не начали называть… ну, если не Черной вдовой, то Черной невестой?

— Ах, вы об этом! — обыденно комментирует секретарь. — Нет, я не верю, что на вас свадебное проклятье. И да — в проклятия я верю.

Поскольку я хлопаю глазами, не в силах расшифровать его противоречивое заявление, поясняет в свою очередь:

— Родня моей матери носили фамилию Ву.

Опять не поняла!

— Иероглиф в данном случае переводится как «шаман». И профессия — тоже.

Впервые на моей памяти Захария говорит о своей семье, а я не нахожу ничего лучшего, как воскликнуть:

— Вот это да!

— Раз родился и рос в семье предсказателей, поневоле много чего насмотришься, узнаешь, во многое поверишь… Поэтому я уверен, что наведенные проклятья действительно существуют. Как и те, что приходят в час рождения из прежней жизни — за прошлые личные или семейные грехи.

— Захария, а ты сам?..

Секретарь слегка улыбается.

— Нет, я не занимаюсь магическими практиками вроде проклятий или порчи.

— Я бы точно не удержалась — с таким наследием хоть раз, но попробовала! — бормочу я. — Правда, выбрала что-нибудь побезобиднее.

— Семейный дар мне практически не передался.

— Но тогда… тогда ты не можешь утверждать наверняка, что проклятья нет?

Захария качает головой.

— Думаю, это стечение обстоятельств, над которым вы не властны.

Чем же тогда злосчастная судьба, проклятье и… обстоятельства, над которыми ты не властен, отличаются друг от друга? Просто синонимы, призывающие смириться с тем, что невозможно предотвратить?

Почему я не спросила у того бранчливого предсказателя, видит ли он на мне какое-то проклятье? Кстати, раз уж Захария признался в близости к шаманской братии, он не поднимет меня на смех и не пошлет в аптеку за волшебными таблеточками!

— А знаешь, я как-то ходила к гадателю за компанию с подругой…

Слегка посмеиваясь, описываю манифестацию духа моей нянюшки в шаманском салоне. Но секретарь слушает очень серьезно и внимательно, по мере рассказа даже склоняясь ко мне со своего сидения. Закончив, я пожимаю плечами и улыбаюсь как можно беспечней:

— Вот так вот нежданно-негаданно получила предупреждение от духа! И как ты на это смотришь?

Захария вновь садится прямо. Некоторое время молчит, задумчиво изучая разноцветные блики на ночной реке.

— Очень любопытно! А как вы сами на это смотрите, миз Эбигейл?

— Конечно, я решила, что это чей-то розыгрыш. Или другой вариант: кто-то хочет таким образом отвадить меня от господина Чэна…

— Почему именно от него?

Гляжу на секретаря с удивлением.

— Ну а от кого же еще? Он ведь единственный новый человек в моем окружении. И появился как раз незадолго до того… похищения.

Захария несколько раз задумчиво кивает — но не потому, что согласен со мной, а своим мыслям. Неотрывно смотрит за стекло кабинки.

— Няня — это та самая бабушка Ван, которая умерла вскоре после гибели вашего второго… то есть, директора Брауна?

— Да, она самая.

И ее смерть подкосила меня не меньше, чем смерть моего второго жениха. Даже несмотря на то, что старушка дожила до преклонного возраста, в последний год еще и чудить начала, прощаться с ней было очень горько.

Захария разворачивается ко мне и заявляет уверенно:

— Не думаю, что это розыгрыш!

— В смысле?

— Души умерших действительно могут по своему желанию… своему сильному желанию задержаться вблизи тех, к кому привязаны, чтобы уберечь, помочь. Направить.

Вижу, он не шутит.

— То есть… думаешь, мне и в самом деле являлась няня Ван?

— Такое вполне возможно.

— И она осталась или пришла, чтобы предостеречь против Чэна Маркуса?

Секретарь качает головой.

— Будем справедливы: разве она назвала имя господина Чэна? Упомянула какие-то подробности? Рассказала, что именно он сотворил или собирается?

Я пристыженно молчу: не испугайся я тогда, не убеги… Надо было задать вопрос или хотя бы выслушать, что мне собираются поведать.

Но у меня же нет закалки и привычки к потусторонним вещам, как у самого Лэя!

На выходе из кабинки опираюсь на протянутую руку Захарии; секретарь поддерживает меня привычно, как свою почтенную хозяйку, и так же отработанно отодвигается на приличествующее расстояние. Становится даже немного досадно, а после — смешно: похоже, длящаяся эпопея с женихом номер три разбудила во мне давно спящий интерес к противоположному полу! Пусть даже его представитель — знакомый уже много лет семейный служащий.

Кошусь на идущего рядом Захарию: но на этого самого служащего можно любоваться бесконечно, как на какое-нибудь знаменитое произведение искусства.

— Я изучил криминальную статистику района, где вы сейчас проживаете.

Едва не спотыкаюсь. Вот же зловредное «произведение», портит романтическую атмосферу летней вечерней прогулки!

— И?

— Она довольно успокаивающая. Если не считать проколотые шины вашего автомобиля и ваше похищение. И все же, — Захария смотрит перед собой, — может, ради собственной безопасности вы все-таки вернетесь в семейный дом? Хотя бы на время.