Свет на теневую сторону
Шрифт:
– Сутяжничать с Еремеевым?
– Давно пора. Кто-то должен этим заниматься. За исход совета ручаться не могу. Поджимают сроки сдачи, и вся кутерьма может оказаться нереальной. Оставьте силы на новый проект, у вас ещё всё впереди. А то, что делали по договору, за это должны вам заплатить.
Ветлова поморщилась, втянутая своим проектом в позорное побирушничество.
Гордеева оставалась невозмутимой, только глаза её, человека государственного, налились под очками свинцовой темнотой.
Объект был сдан в срок, – и сграффито, и роспись темперой, и покраска лаками витражей, и прочие неожиданности делового прораба – шкатулочка!
– Басню Крылова «Слон живописец» читала? – встретил её на пороге фонда Плюшевый. – Все как слоны в живописцах бегали! – Гриша чесал лохматую грудь, расстегнув чистую рубашку, и хохотал розовой глоткой:
––
*Кабанчик – глазурованная плитка размером 150 х 75
– Вредители, диверсанты! Так испохабит наши с Зойкой росписи! Колонны за одну ночь обляпали черным и жёлтым «кабанчиком»*в шашечку, – все росписи перекрыли, и Жилкина твоего, и Секретова. Не прораб, а бандюга уголовный. За такое монументальное хулиганство хотя бы пятнадцать суток давали! Ветлова, где твое общее решение?!
– На антресолях стоит. Я денег за него не получала.
– Лапушка, так тебе же выписали счет! Я сам видел. И звезды твои делать будут! Уже на скульптурной фабрике бетонную форму отлили.
– Звёзды были из лёгкого металла. Да и зачем эти перстни для мертвеца? …Гриша, нельзя ли деньги оставить в бухгалтерии?
– Зачем?
– На курсы повышения квалификации горе-монументалистам.
– А-а, тогда другое дело. Жилкин начнет тебя ананасами и рябчиками кормить. Вера Николаевна, не вешай носа. Выдай им музыкальную школу. Филька вину заглаживает, отдав тебе такой заказ. Покажи мастер-класс.
23. Скрипичный ключ.
Итак, скрипичный ключ, – знак, с которого начинается музыка.
Влюбленность Ветловой в новый заказ, в музыкальную школу, бережное почти трепетное чувство выливалось в оригинальный замысел.
Первая затея – скрипичный ключ в концертном зале. Скульптура с точечным подсветом, в выемках подкрасить темперой. Подобрать для зала обивку мебели, торец небольшого просцениума обшить кожзаменителем.
Худсовет общее решение одобрил. Кто-то все же задал вопрос:
– А витражи делать будем?
– Не те объемы! – приструнил смельчака Ермаков.
Для рельефа завезли домой два мешка гипса. Юра согнул из толстой проволоки каркас, выпустил наружу ушко для крепления на стену, залил опалубку раствором.
Влажный гипс нагрелся. Даже в комнате стало теплее. Со стеклянных дверей Вера сняла занавеску и начала прорезать в гипсе рельеф. А Юру всё прогоняла, как лиса зайца, из его комнаты курить на лестницу.
Мастерской не было, гипсовая мука оседала на стены, разносилась по квартире. Не прошло и двух недель, Вера выскоблила свой рельеф. Но она неплохо чувствовала и металл. Решила сделать макет небольшого картуша для фасада из нержавейки.
От несущего стержня скрипичного ключа раскрываются крыльями страницы. На сквозных строчках вместо нот висят колокольчики, и порхают птицы голубой эмали.
– Опять скульптурой в металле занимаешься! – пытался образумить жену Юра.
– …Когда прохожего окликнут колокольчики, звенящие на ветру, – человек непременно поднимет голову и остановится перед дверьми музыкальной школы…
– Твои колокольчики будут как слезы, – заметил сын.
– Почему?
– И ежу Шурке
было бы понятно, что наплачешься ещё с этими колокольцами! – ответил Юра.– Я их оставлю впрок. Может быть, в Москве когда-нибудь сделаю.
– А ты одна туда собираешься? – посерьёзнел Юра. Снял со стены балалайку и подобрал мелодию: «Однозвучно звенит колокольчик…».
– Споем, жена, или ты больше со мной не поёшь?
– Это ты мне петь не разрешал.
– Твой заказчик тебе не позволит…
Увы, заказчик поначалу не хотел даже принимать её в своем кабинете, куда-то спешил. Перестал здороваться с ней на улицах.
Городок был небольшой и на бурную радость Ветловой, директор музыкальной школы продолжал попадаться в самых неожиданных местах, даже в транспорте. Когда она пыталась пробраться к нему навстречу, он тут же выходил из троллейбуса и исчезал в толпе.
Однажды Ветлова шла по улице и начала осязать нагревающимся боком, что по другой стороне идёт её заказчик Родион Фомич.
Заметив художницу через поток машин, обнаружил, что шагает вместе с ней куда-то не туда, Родион Фомич притих. Лицо сделалось мучнисто-загипсованным, и решительно вильнул в глухой переулок.
Директор шёл быстро. Эластичные брюки жидко дергались и прыгали на ногах худого человека. Из-за коловращения хлипких брючин над пятками заказчика возникали маленькие смерчи, обнажая щиколотки. Родион Фомич был раздражителен и взрывчат – узрев Ветлову, сразу исчезал, как винтом в небо.
Куда девать метровый гипсовый рельеф? В подъезд пристроить у своих дверей – навлечь недоумение соседей и поползновения хулиганов.
Ветлова сумела, наконец, настичь директора. Она забирала сына из пионерлагеря, а Родион Фомич, свою дочь, которая оказалась в отряде с Мишей. Автобус шёл без остановки, слегка покачиваясь по роскошному ландшафту пригорода Энска, и деваться Родиону Фомичу было теперь некуда. Сияющая Ветлова, слегка подпрыгивая на ходу, пробиралась к Родиону Фомичу. Директор надвинул на глаза соломенную шляпу. Но дочь вежливо уступила место рядом с отцом и пересела к Мише.
– Добрый день, Родион Фомич. Судьба заставила ехать заказчика и исполнителя в одну сторону. …Так, когда заберете у меня ваш гипсовый скрипичный ключ?!
Директор застыл от неожиданности.
– Я не могу сдать рельеф на склад в производственные мастерские, гипс приобретёт нетоварный вид. Забирайте. Я завтра дома целый день!
Родион Фомич сделал что-то непонятное руками, близкий к обмороку, как дирижёр, забывший пьесу. Ветлова сообразила, что в автобусе могли ехать его сотрудники. Стала говорить тише.
– Вы хоть зайдите поглядеть на рельеф. Только в эскизах его и видели.
– Знаю, знаю. Очень нравится, но он нам ни к чему. А раз так, зачем смотреть? …Не ходите вы за мной, ради бога, не говорите никому о рельефе. У меня вот дочь рядом, дома вторая дочь, – я семейный человек.
Чувство жалости к заказчику впервые заронилось в душу Ветловой.
– Будь проклят тот день, когда я с вами связался! – выпалил он вдруг директорским тоном. – Дали, наконец, разрешение строить новое здание, а у нас не хватает теперь денег даже на нулевой цикл. Я этого события шесть лет ждал, пробивал, требовал. Думал, ещё не меньше пяти лет ждать придётся. Стал в старом здании обживаться. А тут – на тебе, – понизив опять голос, – только деньги вам заплатил, да капитальный ремонт школы закончил, а они мне присылают бумагу на новое строительство.