Свет на теневую сторону

– Но пока новое здание построите, пускай хоть в старом немного повисит.

– Чтоб меня засмеяли? Нам новое не на что строить, а я старое модернизирую, которое сносу подлежит…

Вера промолчала, поражаясь легкомыслию директора.

– Я всей душой за вашу идею, – продолжил Родион Фомич, – всегда был уважаемым директором, а с вашей легкой руки, …эх! И все оттого, что я, как дитё малое, поверил в ваш энтузиазм. Ни один человек ещё так меня не обморочил, как вы, с вашим худфондом и этим Секретовым.

Родион Фомич снял шляпу, вытер платком волосы:

– Секретов пришёл ко мне сам. Я его не искал. Показал членский билет, солидно представился, что он состоит в правлении Союза художников. Сообщил, что у меня учится его сын. Стал убеждать, что каждое утро, провожая сына, видит музыкальную школу, и что здание моё не должно выглядеть так плачевно как сейчас. Я, директор, – наивный человек, жду, когда дадут разрешение на новое строительство. Секретов заявил, что худфонд куда больше нуждается в расширении. Но никто нам, то есть вам, ничего не разрешит. Есть государственные заботы важнее ваших художественных, вернее, наших музыкальных дел!

– Так как же, не будете забирать рельеф?

– Нет, уж вы простите меня, грешного. И некуда мне. Пусть он у вас пока полежит.

Вера поняла, на склад художественно-производственных мастерских директор тоже не хочет. Со склада могут переправить скрипичный ключ к нему.

Автобус подъехал к автостанции. Вера взяла вещи сына и они пошли домой. …А что до общего решения интерьеров музыкальной школы с печатью «согласовано», то планшеты можно поставить на антресоли рядом с «Космосом».

– Мам, а он заплатил тебе за твой скрипичный ключ?

– Заплатил.

– Так зачем ты его достаёшь? – допытывался Миша. – Пойдем лучше к ним в гости, послушаешь, как его Наташка здорово играет музыку, как настоящая пианистка! Только не скрипи больше о скрипичном ключе, а то мне стыдно за тебя.

24. О партизанских методах и Общем решении.

Жилкин был сегодня дома. Вера отложила рейсфедер:

…– Юра, как ты думаешь? – всегда начинала с этих слов, когда возникала новая лихая идея …теперь вот по реконструкции старого завода.

– Знаешь что, мне твое «как ты думаешь», во! – и черканул себя ребром ладони по шее. Никак! Пора спать! Возьми утром карандаш, толстую тетрадь, запиши всё это! И толкани завтра речь на производственном собрании, – пускай они теперь думают.

– Жилкин-поживалкин, ты серьёзно?! – И задумалась:

Прежде всего, что такое общее решение? Это войти в коллектив мягко и полюбовно. У каждого человека образовалось по подобию полушарий мозга две половинки сознания, как бы теневая – подпорченная со времён оных, и белая, которая тянется к свету. Черная половинка души все равно есть! Пускай хотя бы почаще спит и бездействует. А вот белая…

В проветренном холодноватом зале, заваленном всевозможными мольбертами, подрамниками, началось производственное собрание. От художников пахло масляными красками, разбавителем.

Вера говорила в мягких тонах на доброжелательную пока аудиторию. Но рвавшийся местами голос звоном упирался в потолок, задевая над макушкой переплеты давно готового завалиться стеклянного потолка, в котором постепенно иссякала небольшая толика неба:

– Разобрать хотя бы актовый зал в Детчинском совхозтехникуме. Богатейший совхоз. – Вспомнила, как Юра ездил туда принимать работы и взял её с собой. «Да, Филипп тут петуха дал!» Но работы принял. – …Так вот, общее решение было таковым…

Секретов заволновался. Вера, взглянув на него, не стала продолжать.

– …Или, например, стена у них же перед входом в актовый зал. – Над отоплением, рядом с электрощитом и пожарным краном висят «Танцы», – великолепная выколотка на меди…

Ветлова почувствовала тишину недоумения в зале:

– Я полагаю, что надо было сначала каким-либо отделочным материалом дать работе достойный фон.

– Это должны делать не мы, а сам заказчик, – заметил председатель худсовета Ермаков.

– А нам надо вовремя подсказать, поставить условия, – предложила Ветлова.

– Заказчику ставить условия? – усмехнулся Ермаков.

– Правильно говорит! – подал голос Епихин. – У наших побратимов гедеэровцев…

Воспрянув духом, Ветлова обрушилась на «царапкоп»: (Царап копейка, – так прозвали художники свой художественный фонд.)

– А Госбанк расписали опять-таки вы, Филипп Николаевич, вместе с Павлом Чуркиным!

– Вам надо бы знать, я сам ходил в Госбанк убеждать, что лучше бы им иметь дело с реставраторами. …Реставрировать десять лет можно! – пылал Секретов благородным гневом.

– Простите, – прервал внимательно слушающий обе стороны Павел Андреевич Загорюев, секретарь правления Союза художников. – Вера Николаевна, вот вы взяли смелость, нас здесь чистите задним числом. А почему не пришли ко мне и заранее не поделились своими мыслями? Получается, партизанским методом за спиной работаете, будто мы враги вам?

– Павел Андреевич, – Гриша Бурлаков встал, – вы всегда держите у себя под сукном у кого какие заказы! Вы что, не знали, кто делает Госбанк?! У нас есть специалист по общим решениям, а вы его обходите.

– Продолжайте, Вера Николаевна, – Загорюев желал во всем разобраться сам.

– Я понимаю, что существует план. Но надо думать ещё и о том, как организовать всех ребят в общем решении творческих задач, чтобы каждая работа не была, как овощ в винегрете, например кафе «Чебурашка», а звучала бы с достойно.

– Директором её надо ставить! – крикнул Чуркин.

Вера остановила шутника хмурым взглядом:

– Порой возникают серьёзные конструктивные переделки…

– Для таких замашек надо создавать конструкторскую группу, – бросил реплику Сева Пересев, – тогда и план будет реальный!

– Строители должны сами отвечать за качество работ! – рявкнул Чуркин.

– Молодец Павел, ухом начинаешь работать, а не брюхом, – одобрил Бурлаков.

– Где строитель? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! – бушевал Чуркин.

– Или такой случай, бетонный забор, который проходил по фасаду хлебозавода, удостоенного правительственных наград, делал его похожим на концлагерь…

– …Слишком образно говорите, да не по делу, – скислил лицо председатель худсовета Ермаков.

Евгений Иванович Ермаков образования специального не имел, но считал себя закончившим академию художеств, потому что на творческих дачах работал в паре с академиками.