Свет с Востока

В интерпретации текста я исходил из первоисточника, самого Ко­рана, а не более поздних комментариев. Я также отказался от написа­ния отдельного комментария к Корану, за исключением небольшого свода примечаний: я стремился сделать текст понятным без специаль­ного толкования. Вместе с тем я старался сохранить традиционную трактовку многих мест, ибо они стали неотъемлемой частью Корана. Остановлюсь лишь на трех фундаментальных понятиях, которые я интерпретирую отлично от общепринятого перевода. Это понятия «ислам», «Коран» и «сура».

«Ислам» традиционно переводится как «покорность». С моей точки зрения, это поздняя трактовка. Представляется, что в своем первичном значении понятие «ислам» можно передать, исходя из его грамматической формы. Согласно грамматике арабского языка «ис­лам» является так называемым «именем действия четвертой породы», восходит к корню со значением «быть цельным, быть безопасным» и

Работая над переводом Корана

299

связано с понятием «мир». Таким образом, «ислам» — это «исцеле­ние», «создание цельной личности, цельного мировоззрения».

«Коран» традиционно переводится существительным «Чтение» или, точнее, «Читание». Имя священной Книги возводится к первому слову 96-й (хронологически первой) суры: «читай во имя Бога, Влады­ки твоего...», где соответствующее икра бисмираббика арабского под­линника и привело к появлению наименования аль-куран, Коран {ик­ра— повелительное наклонение, куран— именное образование от одного и того же корня КР').

Но где помещаются письмена, которые должно читать? Перед очами пророка Мухаммада— это умозрительные таблицы (альвах), которые Бог раскрыл ему через архангела Гавриила. Такое объяснение понятно и естественно, ведь и мыслителя называют «вдохновленный свыше».

Было ли в Аравии VII века развитое понятие чтения? Иначе гово­ря, вызывалось ли оно житейской необходимостью? Что могли читать арабы той поры? «Ну, как же, например, в мекканском храме находи­лись муъаллаки — семь лучших доисламских поэм..." А не придуманы ли они позже, в пору всемирных арабских завоеваний, когда нужно было внушить покоренным народам представление о древности ара­вийской культуры?.. Мог ли существовать в родоплеменном обществе сравнительно низкого уровня сам глагол «читать» в том высоком смысле, которым пронизаны слова великой Книги ислама?

Любопытно, что специальный словарь к упомянутым «доислам­ским» поэмам и Корану приводит под корнем КР\ о котором идет речь, в качестве значения не «читать», а нечто совсем другое.

Сказанное приводит к мысли, что в основе имени «Коран" лежит почти совпадающий арабский корень КРЙ, который, судя по значе­нию своего производного карпа («город»), обозначал «строить». Соот­ветствия можно видеть в тюркском кур(мак) — «строить», персидском кар(дан) — «делать», хинди крити — «труд», крийа — «дело, работа". Если принять эту мысль, то «Коран» следует перевести как «Стена, Преграда» в том смысле, что изложенные в святой Книге откровения мусульманского вероучения проводят непроходимую грань между веками доисламского Невежества (аль-джахилиня) и временем Знания (алъ-якын) о существовании Единственного Бога.

Вдумаемся — неторопливо, пристально — еще раз. «Коран» — Стена, воздвигнутая, чтобы прочно отгородить время Незнания о существовании единого Бога от времени знания о Нем, когда при­

300

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

шло Исцеление (аль-ислам), поставить исторический предел первому и дать исходную точку для движения второму. Старому веку нет хода в новый — перед ним стена. И новому веку нет возврата к старине — стена за спиной повелевает ему идти только вперед. Устная при жиз­ни Мухаммада, закрепленная письмом в краткий час правления его прямых последователей, священная Книга-преграда отбрасывает покушения на еще слабое государство ислама со стороны детей века Незнания, разоблачая их неправедную жизнь; приверженцев учения об исцелении она учит новым правилам общественного и личного поведения.

В таком случае эта стена и является той «непереступимой прегра­дой» (барзах) меж двумя морями, горьким и сладостным, о которой говорится в 25 суре мусульманской святыни. У слова барзах есть и другое значение: промежуток между смертью и воскрешением челове­ка для Страшного Суда.

В свете сказанного первичное значение слова «сура» (глава Кора­на) — «ряд в каменной стене» уже не «повисает в воздухе», как сейчас, а логически оправдано. Камни этого ряда — отдельные стихи, пред­ставляющие собой откровения, знамения Божьего всемогущества, Закон для верующих, мощное оружие побивания грешных жертв са­таны. С таким пониманием смысла имени «Коран» согласуются и мно­гозначительный образ горького и сладостного морей, разделенных непроницаемой преградой (барзах в 25 суре), и то обстоятельство, что Аравии поры Мухаммада были известны предания о народах Гога и Магога, отгороженных от обитаемого мира мощной глухой стеной.

Несмотря на то, что подходы к Корану можно разделить на рели­гиозный, художественный и научный, противопоставление между религией, искусством и наукой в их глубинном смысле представляется весьма относительным. Все они — поиск истины определенным, но не единственным способом. Различия между ними — в форме поиска, а не в конечной цели — соприкосновении с истиной.

Тем, кто считает стихи Корана плодом претенциозного сочини­тельства Мухаммада и позднейших правок, следует задуматься о самой природе человеческого творчества. Ни один художник в широком смысле этого слова — поэт, живописец, музыкант, ваятель, зодчий — не созидает вне вдохновения, делающего его произведение вечным. Когда свершение не одухотворено, а вымучено или же бездумно слеп­лено, оно представляет собой ремесленную поделку, умирающую од­новременно со своим изготовителем либо раньше.

Работая над переводом Корана

301

Творцу истинных ценностей нужно обладать богатством житей­ских наблюдений и честностью души. Но главное для него — вдохно­вение. Оно посещает избранных, единицы среди миллиардов челове­ческих сердец. Люди росли рядом, в одинаковых условиях, даже, быва­ет, произошли от одних и тех же родителей — а гением оказался один, остальные не оставили миру ничего — недаром, видно, слово «гений» произошло от арабского джинн — «дух, витающий в пустыне».

«Вдохновение». «Одухотворенность». То и другое создано словом «дух», лежащим в их основе. Речь идет о духе творчества. Но что это такое на вид, на вкус, на ощупь? Этого представить себе нельзя, и от­сюда начинается сомнение: почему мы считаем, что наша человеческая наука знает все или по крайней мере много?

Дух творчества не поднимается из-под земли, не влетает с улицы в раскрытое окно, а нисходит, следовательно, дается свыше. Что же находится в этой выси, чья неистощимо щедрая, но и неподкупно строгая рука дарует волны творческого духа избранным? Следует есте­ственный ответ: вдохновение посылается высшим творящим началом, создавшим Вселенную с ее мирами— растительным и животным. Народы именуют это начало по-разному, на русский язык оно перево­дится одинаково: Бог.

Фоногенетически в этом наименовании заложены два понятия: величие и милосердие. То есть речь идет об исходных свойствах, кото­рыми прежде других отметилось верховное начало в раннем человече­ском восприятии.

Материалистически объяснить происхождение творческого духа невозможно, и того, кто действительно ищет истину, приведенное выше рассуждение способно убедить в этом. Материалистическая «теория познания», превращаемая ее жрецами в аксиому, необходимо ограничена и потому не может считаться строго научной. В свете не­предвзятых исследований она теперь скорее представляет лишь исто­рический интерес.

Итак, одухотворенность, которую, отнюдь не стремясь повторить церковное определение, следует назвать «сошествием святого духа», посещает избранных: творящее начало Вселенной как бы приобщает к себе, даруя счастье созидания вечных ценностей. Но художник, много­образные проявления которого названы выше, все-таки творит в более или менее замкнутом мире, определяемом его творческим любопытст­вом. В отличие от него другой избранник вдохновения — пророк — обнимает сердцем и словом все существующее: историю, природу, мир