Святая

Первое, что увидела Вапа, когда вошла - глядящую в упор Валентину. Вапа не выдержала, и потупила глаза.

– Ну что, Вапа, - сухим, враждебным тоном сказал Семечкин, председатель комитета, с которым у Вапы вроде были полные лады, - поступило на тебя заявление, что ты порочишь честных советских людей.

– А-а-ах, - Вапа даже лицо ладонями прикрыла, - Я?! Я порочу?! Да как же это? От кого это?

– От гражданки Сазоновой, - Семечкин кивнул на Валентину.

– Да как же я Валентину порочу? Каким образом?

– Обвиняешь в предательстве, - твердо, нахмурившись сказала Валентина.

– Ой, я не могу, каком предательстве?
– Вапе на секунду стало весело. Ну дают, не такая Вапа дура, чтобы себя запугать дать. И если нужно, она бой примет.

– А вот в этом мы разберемся, - строго сказал Семечкин, - И еще товарищ Старостин, второй секретарь горкома партии позвонил нам и попросил разобраться, почему ты его называешь космополитом.

– Я товарища Старостина космополитом не называла!
– даже взвизгнула Вапа, - Я его не знаю! Это все она!
– Вапа ткнула пальцем в Валентину, - Она!

– Да, это я, только что узнала?
– ехидно засмеялась Валентина, - да, мне не нравится, что ты всем говоришь, что я не "наша", и что мне помогают родственники-"космополиты". Так вот, мой родственник - Старостин Валентин Иванович. Может ты кого-то другого имела ввиду?

– Другого, другого, - всплеснула рукой Вапа, -ой, что это я, даже вообще никого ввиду не имела я, ой, то есть даже не говорила я ничего такого!

– А вот комсомольцы подтверждают, что говорила, - Семечкин ткнул пальцем в папку на столе.

– Да выдумывают это они!

– Зачем им выдумывать, советским комсомольцам?
– ехидно улыбнулась Валентина, - И надо тебе сказать, что Валентин Иванович - мой единственный родственник, - Отец мой в войну погиб на фронте, мать год назад умерла, Валентин Иванович ей брат, меня в честь него назвали. Я и приехала сюда, чтобы к нему поближе быть. А так как мой дядя - единственный мой родственник, то это ты его космополитом называла, его, стопроцентно русского человека, сына рабочего путиловского завода, члена партии с 18 года. А это попахивает вредительством.

– Может просто глупостью?
– осторожно сказал Семечкин.

– А это мы выясним, - по-свойски сказала ему Валентина.

Вапа почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.

– Если не глупость, нам помогут органы, - все так же жестко продолжала Валнетина, - но я чувствую, что она не наша.

Слово "наша" Валентина произнесла по-особенному, с нажимом, так что Вапа поняла, что ее и в самом деле заложили.

– Да наша я, наша, - Вапа инстинктивно схватилась за сердце, - что ты такое говоришь?

– То, что думаю. В лицо. Я не распространяю сплетни, и не веду подрывную работу против нашей партии.

– А я, что, веду?

– Ведешь. Ведешь подрывную работу против партии в лице Валентина Ивановича.

– Да какая там работа, вы что? Кто-то клевещет! Я ничего не пойму!
– Вапа начала хватать воздух, держась за сердце.

– Разберемся на ближайшем расширенном заседании комитета. Через неделю. Будет представитель от органов и представитель от райкома партии. Послушаем тебя, Валентину, заявления твоих однокурсников. Мы обещали партии разобраться, и разберемся. Ладно, иди, а то еще в обморок тут грохнешься, что за сердце-то схватилась, плохо что ли?
– брезгливо сказал Семечкин.

Вапа кивнула. Ей и в самом деле было плохо. Звуки доносились как будто издалека.

– Да она спортсменка-разрядница, с сердем у нее все в порядке, - насмешливо сказал Валентина, - да ты не переживай, Вапа, если что быстро тебя в чувство приведем, тут ведь мединститут. Иди давай на лекцию, не прогуливай, а то и за это успеем наказать, прежде чем выгоним из института.

Не помня себя Вапа вышла из комитета и на подкашиващихся ногах доковыляла до аудитории. Больше всего хотелось пойти в общагу, накрыться с головой одеялом и заснуть. Но уходить было нельзя, Валентина наверняка проследит. Такая не пожалеет, надеяться не на что. Да, влипла ты, Вапа, капитально. Друзья-друзьишки. Неужели столько лет мучений, упорного достижения цели - и все зря. Неужели зло победит?

Вапа пыталась записывать лекцию, но ничего не выходило. Здорово ее подставили. Если бы она знала, что за Валентиной стоит начальство - она бы за Валентиной бегала и старалась ее лучшей подружкой стать. Как можно против сильных идти, это же дураку понятно, а Вапа дурой не была. Это же какое зло в Валентине, если она вот так, походя, ее, Вапу, подводит под политическое дело. Это же вредительство шьют. На секунду у Вапы мелькнула мысль, что может быть и тем, кого она по распоряжению свыше клеймила как предателей и врагов народа, шили вредительство. Нет, безумие, это конечно же были враги, "не наши", она не могла ошибиться. Но вот ей не повезло, Валентина обманула своего честного дядю-коммуниста, и пытается играть на руку врагам, уничтожая ее, бедную маленькую Вапу, сироту, которую некому защитить. Разве Валентина сможет ее понять? Нет, у них ничего общего.

Наконец занятия кончились. Но нужно было еще в анатомичку. Как некстати, но куда деваться? Валентине доложат, и тогда точно конец. Конец.

Вапа убиралась в анатомичке, и страх точил ее. Неужто все коту под хвост? Вся, вся ее жизнь - коту под хвост.

Как будто ледяная рука прижала сердце. Приближение смерти, настоящую физическую гибель почувствовала она, так сильно было отчаяние, так неодолим был тупик впереди. Вапа как сидела на плиточном полу, натирая вонючей хлоркой кафельные стена, так и припала со всхлипом к холодному, намазанному хлоркой кафелю. Крупная дрожь трясла тело, мыслей не было, вернее - были какие-то обрывки мыслей, додумать которые просто не было сил.

– Ага, пришло время вам рыдать, враги народа! Раньше думать надо было, - громыхнул, как показалось Вапе, голос сзади. Вапа повернула обессиленное белое лицо - ну да, Олька, Валентинина подружка-не-подружка, но подпевала, тупорылая помощница во всех Валентининых гадостях. Как же так, ничтожная Олька... Еще недавно не смела бы пикнуть... От нахлынувшей невесть откуда злобы Вапа пришла в себя.

– Чего надо?
– с нескрываемой ненавистью спросила она.

– Ой, как страшно!
– у Ольки от удовольствия концы губ уехали вверх и на щеках появились ямочки.
– Где хлорка? Видишь как тебе повезло, мы с Валентиной сегодня по графику дезинфицируем туалеты - я на третьем, она на втором этаже. Валентина сказала, что ты все приготовишь, раствор, перчатки и принесешь. Понятно? А не сделаешь, пощады не жди!

Олька повернулась на пятках и весьма довольная собой выпорхнула из анатомички.

Пощады в любом случае ждать не приходится, поняла Вапа. Сейчас с ней решили поиграть как кошка с мышкой. Значит дело совсем плохо, не зря ей смерть почудилась.

Молча приготовила две банки раствора хлорки, по паре перчаток. Отнесла сперва Ольке. Та хмыкнула: "Не спешишь, когда клевету распространяла, быстрее бегала".

Вапа промолчала и вернулась за второй порцией хлорки. Как по наитию пошла в угол, где были инсектициды от чесотки и педикулеза. Растворы линдана, эндрина - не заперты, и достаточно много, чтобы взять, и не заметили. Она уже была быстра и сосредоточена. Впитываются через поверхность кожи. Если ранки есть - еще быстрее впитаются. Завтра Валентина приболеет, и не до собрания ей будет. Без нее Вапу вряд ли исключат из комсомольцев, а это какая-никакая отсрочка. Может даже к Валентининому дяде сбегает, в ноги бросится.