Святая

В ответ Тимур в шутку поднимал руки, как бы сдавался. Он-то знал, что без его звонков и просьб, еще неизвестно, куда бы партийные работники ходили подправить здоровье - к его жене или в ту же железнодорожную, где аппаратов и процедур разных поболе. Да и что с самой бы было неизвестно, вкатили бы строгача по партийной линии и сидела тихо-тихо, смотрела как демонтируют кабинеты с гидромассажем.

Но коллеги Вапе завидовали. Какие знакомства, или как тогда говорили "блат", какие возможности! Да, Вапа - это моща! А больные, которых Вапа очаровывала своей харизмой, видя отношение к ней других врачей, очаровывались еще больше. Все чаще и чаще Вапа стала замечать, что не только больные, но и коллеги-сверстники называют ее Евпраксия, с то даже Евпраксия Семеновна. Она пыталась отбиваться, говорила "Да какая я вам Евпраксия, да еще Семеновна! Вапа я была, Вапой и буду".

Но постепенно приняла, поняла, что завершено ее превращение: из гусеницы в куколку, из куколки в бабочку, из Проси в Вапу, из Вапы в Евпраксию, Евпраксию Семеновну. Она выросла, расправила крылья и явила себя миру той, которой была изначально. Евпраксией ее нарекли от рождения, и как она ни противилась этому, пришлось ею стать.

Быстрая, хваткая, Евпраксия стала обретать плавные движения. Она вплывала в кабинет и приветливо, слегка величественно, улыбалась больным. Не было в этой улыбке ничего деланного, тем более ничего подобострастного. Улыбнувшись практически по-приятельски, она могла тут же жестко отругать за невыполнение процедур или физических упражнений. Евпраксия чувствовала, что приближается к поре своего зенита, по всем приметам долгого и прочного.

Все было здорово, уже готовилась поступить в ординатуру, но - все всмятку. Забеременела, так некстати. Тимур велел аборт не делать - очень мальчишку хотел. С ординатурой пришлось навсегда распрощаться, потому что последний год был, дальше уже по возрасту не имела право поступать. Но что не сделаешь ради любимого мужа, будем рожать.

Мамашка уже к этому времени сбежала к Симке, та родила ей внучка, такого же зачуханного как сама. Ну и мамашка потихоньку купила билет и сбежала, только записку оставила. Как в кино, честное слово. Ну пусть бежит к своим, одного поля они с Симкой ягоды, даже удивительно, что она вместе с ними росла. Да нет, все дело в ее герое-отца. Она в него - смелая, неугомонная, неутомимая.

Не подумала мамашка о старшей дочери, как и всегда. А ей бы ох как сейчас она пригодилась. Милочке всего 7 лет, ей тяжело будет матери помогать. Тимур поможет, но он с утра до ночи на работе. Не любила, не любила ее мать, и сейчас не любит. Да. По всему было видно, что нелегко будет этого ребенка рожать и поднимать. Да и времена были непростые. Новый генсек появился - Брежнев, неизвестно еще было, как будет страной править. Откуда-то какие-то мерзостные диссиденты появились, сроду их в СССР не было. Жить нужно было осторожно, с оглядкой, думать, что говоришь, что читаешь. Впрочем, как и всегда. В этом плане Евпраксия была такая же, как весь огромный советский народ - маленький смазанный винтик в огромном ящике, набитом смазанными винтиками.

Ребенок родился легко, но, к большому разочарованию Евпраксии, оказался девочкой. Родился бы сын, она бы из Тимура веревки вила, а то он в последнее время повадился характер показывать. Но уж как Бог дал. Тимур тоже, наверное, был разочарован, но виду не подал. Таскал на руках даже больше чем Милочку в свое время. Но Машке такого ухода, как Милочке, не нужно было, была покрепче, кричала меньше, сразу видно было что погрубее, не такая изящная, не такая умная. Но какая есть, все равно своя. Через два месяца отдала Машку в ясли, и мчалась на работу бегом - так соскучилась.

На работе, без нее, конечно, все не так было, ничего не умели ее подчиненные. Полдня ушло с делами разобраться, отчехвостить всех. Полдня названивали бывшие больные, поздравления принимала, к вечеру до самой работы добралась. В восемь вечера из яселек позвонили, спросили, будут ли Машку забирать сегодня. Пришлось звонить Тимуру, просить Машку забрать. Работы было столько, аврал - ну не могла она своих больных бросить, не могла!

Трудно было с Машкой, работы у Евпраксии прибавилось, ответственности тоже, столько людей от нее зависело. Милочка сильно помогала: по воскресеньям, когда в школу не ходила, кормила сестрицу из бутылочки, очень была добрая девочка. Конечно, сильно уставала от Машки, та ведь так громко орала по ночам, что Милочка в соседней комнате просыпалась, бедненькая, и плакала. Но ничего, ничего, навалились всей дружной семьей, потихоньку Машку в порядок приводить стали, к трем годам уже хлопот с ней поменьше стало. Очень много Тимур помогал, видел, что на Машку у Евпраксии времени совсем мало.

Служение людям стало и ее бичом, и ее отрадой.

Открыла для себя целое новое направление: восточную медицину. В конце шестидесятых-начале семидесятых до России добралось повальное увлечение восточной культурой, прежде всего ее прикладными разновидностями: гимнастикой йогов, каратэ, медициной. Жадная до всего духовного, русская интеллигенция попыталась освоить и восточную философию, и самой известной стала йога, пролезшая в умы вместе с популярной гимнастикой.

Единственной философской доктриной, изучаемой поголовно всеми и в школе и в институте, была марксистская. Да и зачем была другая, если марксизм обещал полное и безусловное объяснение мира нехитрыми выжимками из мирового философского наследия, объединенными в двуглавого философского зверя: "диалектический материализм" и "исторический материализм". Зверь был страшен, но нежизнеспособен, ибо состоял из множества философских источников, плохо склеенных между собой текстами официально животворных источников. Единственным способом укрощения зверя было конспектирование философских трудов Маркса-Энгельса-Ленина и зазубривание десятилетиями не меняющегося учебника философии.

Так как такой слабосильный историко-диалектико-материалистический зверь мог выжить только в философской пустыне, труды других философов не издавались, и получить о них представление можно было только в виде критического изложения, и то, доступного, как правило, ничтожно малому количеству обучающихся на философских факультетах университетов.

Поэтому неудивительно, что разного рода вольные изложения йоги ходили в основном в виде отпечатанных на машинке под копирку брошюрках, так называемом "самиздате". Про гимнастику йоги можно было прочитать и научно-популярных брошюрках, в журналах "Наука и жизнь", "Вокруг света". А вот про идеалистическую философию йоги ничего общедоступного не было, не пришло еще то время. Поэтому среди интеллигенции, всегда готовой на кухне вкусить нечто полузапретное, успехом пользовалась биографическая книжка Ромэна Роллана "Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды", не только превозносящая двух популярных на Западе реформаторов индуизма, но и в более-менее доступной форме излагающая суть индийских филосософских традиций неподготовленному читателю.

Евпраксия тоже помучалась две недели с этой книжкой, кое-как дотянула до конца. Вывод из нее она сделала совершенно неожиданный, но, в общем-то, правильный. Вся эта заумь людям нравится, потому что им кажется, что если они ее читают, то они умнее других. А все остальное тоже понятно: они думают, что если будут слушаться Рамакришн, станут особенными маленькими Рамакришнами. Маленьким Рамакришной Евпраксия становиться не хотела, она и сама была ох как неплоха, умнее многих на несколько порядков. Но развиваться ведь тоже надо. Время вон какое быстрое, на месте не стоит. И она, Евпраксия, на месте стоять не будет.

Поэтому почитала еще и перепечатки про йоговскую религию. Впечатлило в основном высоколобой непонятностью. Все эти вечные атманы, надии и прочая муть, конечно же, в жизни были абсолютно бесполезны. Сознание, воспитанное на понятном и все объясняющем материализме воспринимало восточные откровения с легкой жалостью. Но почитать все это стоило не только любопытства ради, но может быть еще и чтобы узнать, как объясняется воздействие йоговской гимнастики в первоисточнике. Еще в годы школьной и институтской зубрежки стало ясно, что порой даже не понимая смысла, можно хорошо и подробно выучить большой материал, и все будет работать при точном применении. Методика! Вот и здесь, кое-что заучить полезно, это, может быть, потом принесет пользу.

Впрочем, практическое применение у Евпраксии все прочитанное и увиденное находило сразу. Она всегда старалась отметить, что прочитала что-то модное, сходила на спектакль аншлаговый, куда билеты простому смертному не купить. Времени подробно обсудить с желающими у нее все равно не было, но все знали, что Евпраксия человек образованный и любознательный. "Честно говоря, не очень поняла, но чувствую, что шедевр", "Молодцы, правда, молодцы, я всегда в них верила! Кое-что не поняла, но главное, вроде уловила", "А мне не понравилось, все хвалят, а, по-моему, просто мнят о себе много" - таких фраз, брошенных на ходу, было более чем достаточно чтобы составить о себе лестное мнение. Если же кто-то настойчиво пытался вступить в дискуссию, она всегда умела найти удачный ответ, поясняющий настырному, что у Евпраксии есть и мнение свое, и знания, и нечего ее проверять. А здесь она на работе, и времени у нее не вагон чтобы перед кем попало распинаться.