Святая

Но не только начальство ее любило. Вапа старалась нравиться всем. Она не могла без этого, и у нее получалось. Больных было много. Помимо спортсменов, приходящих на массаж и прочие реабилитирующие процедуры, приходило много школьников и студентов. Теперь стали приходить и работники Станкостроительного, им терапевты начали прописывать гидромассаж. Гидромассаж после публикаций в прессе приобрел статус "модной" процедуры, поэтому многие просили врачей назначить им волшебную, и, что было важно в те времена тотального дефицита благ, не всем доступную, процедуру. Неудивительно, что среди пациентов Вапы было все заводское руководство. Вапа старалась. А как же, в конце концов хорошо обслужишь руководство, хорошо Тимуру будет. Она щедро пользовалась своей харизмой, и Тимур все чаще слышал: "Ну и молодец у тебя жена! Чудо какое-то!"

– Да я и так знаю, не просто же так женился, - отшучивался Тимур.

Но Вапа не была бы Вапой, если бы уделяла внимание только начальству Тимура. Она прекрасно понимала, что нужно уделить внимание всем. Это только казалось, что написал врач назначение на процедуры, и Вапино дело - всего-то выделить медсестру и назначить время для процедур. Нет, настоящий Врач, а Вапа считала себя врачом с большой буквы, должен лечить, причем, как частенько говорила Вапа, цитируя Гиппократа, лечить не болезнь, а больного. Поэтому Вапа подходила к делутворчески. Помимо назначенных процедур могла предложить новые, передовые, могла заменить назначение на другое, заставить сдать дополнительные анализы, чтобы убедиться, что назначенные процедуры помогут. Она старалась помнить обо всех лечащихся, всегда проверяла динамику изменений. Она всегда была в центром всего, что окружало больного. Это было выработанное опытом поведение, безотказно завораживающее больных.

Больные, приходящие на лечение, нуждаются в неказенном участии: им страшно, им больно, и Вапа с ее отработанной системой внимания казалась им воплощением отзывчивости. Ее советы воспринимались как советы доброго Демиурга, советы мудрого старшего товарища. Этому способствовала интонация, выработанная ею еще в давние годы работы на скорой помощи, та самая интонация пастуха говорящего со стадом. Она ничуть не устарела за долгие годы. Уже не было Сталина, Хрущевское время истекало. Но люди все также готовы были принять помощь, даже если это просто ничего не обещающая вежливость, и не только когда они в уязвимом положении, как больные, а зачастую и в своем привычном, так называемом "рабочем", состоянии. Бодрящим приказным голосом Вапа давала понять, не только что она здесь главная, и сумеет защитить от хворей, но и что она не даст никому раскиснуть, что надо работать, надо бороться. Свойским - показывала, что хоть она и главная, но своя, от которой скрываться не надо. Ласковым она разговаривала совсем редко - это был тонкий инструмент, который нельзя было использовать часто, только в исключительных случаях, иначе он просто переставал действовать.

Обычно она ласково говорила с детьми. Дети был особый контингент. Специалисты по врачебному контролю, курирующие школы, присылали к ней детей, получивших травмы на физкультуре. Коллеги просили ребенком позаниматься. Вапа старалась не отказывать - самой приходилось брать в охапку Милочку и бежать к знакомым Так что детские голоса в ведомстве Вапы звучали регулярно, и можно было слышать, как Вапа ласково, но требовательно наставляет детей на правильные приемы при занятиях спортом, на правильную физкультуру, помогающую при разных болезнях, на правильное питание и многое-многое другое. Вапа знала, что если с подростками даже совсем немного говорить на их языке, они тебя выделят из всех, будут восторженно рассказывать и родителям, и приятелям.

Поэтому она старалась быть в курсе интересов подрастающего поколения - покупала Милочке книжки не только по возрасту, но и с расчетом на будущее, и сама их с удовольствием прочитывала. Кассиль, Фраерман, Катаев - вся советская детская классика стояла на полочках, проверенная Вапой лично, и ждала Милочкиного внимания. Собиралась довольно приличная детская библиотечка. В то время собирание библиотек только начинало становиться общим "бзиком". Хрущев еще только-только развернул программу массового жилья, только-только пробудился интерес к лирикам, к поэзии, к частным чувствам, успехи науки реабилитировали понятие "интеллигенции" народ начал приобщаться к славящейся на каждом углу интеллигентности, прежде всего аккумулируя её книжный вариант у себя на книжных полках. Спасибо Хрущеву - появилось место для этого. Глядя на нее и Тимур начал собирать книжки, уже для взрослых: собрания сочинений, модного Дюма, но в основном упирал на классику, очень уважал достижения человеческой мысли, и в этом плане был самцы. Сама Вапа предпочитала Дюма, он её просто восхищал, и рецензировала она его искренне и просто: "Очень интересно! Ну ужасно понравилось!" Вапа очень уважала себя и свое мнение, в том числе литературное, и обнародывавала его безо всякого стеснениия. Наверное поэтому ее простодушные выплески эмоций кому-то казались просто очаровательным в своей безыскусности ("милая, искренняя, честная!"). Кому-то было приятно, что он говоримое им самим робко, с массой оговорок ("ну да, Дюма не Толстой, конечно, но ведь должны быть книжки для отдыха, мне вот очень нравится!"), могло ни в каких оговорках не нуждаться и не быть никем зашиканным. Сама Вапа шла гораздо дальше: "Навещали в прошлом году Тимуркиных родственников в тульской области, Ефремов, есть такой городишко. Ну и, конечно, в Ясную поляну съездили на экскурсию, ну а как?.. Послушала я экскурсовода..." - Вапа сокрушенно крутила головой, - "Как он над женой издевался... О... Я бы никогда не простила. Отчего к такому человеку такое уважение? Да и что он написал-то такого? "Анну Каренину"? Читала я..." - Вапа слегка кривила лицо и сокрушенно взмахивала ручкой, - "Но классик, конечно, знаменитость" - приподняв брови (мол, удивлена) заканчивала она. И это тоже нравилось! Кому-то казалась очаровательной искренность деятельной и доброжелательной молодой докторши, а у большей части еще со школьных лет была неприязнь к Толстому с его длинными, сложными и скучными романами, которые заставляли читать и "разбирать", из-за которого приходилось тратить время на никому ненужные сочинения и выслушивать презрительные замечания училок по русскому и литературе.

Нашла себе подружку, Наташку Плакину. Ну как подружку - приятельницу с которой можно было поболтать подольше чем с другими. В дружбе Вапа разочаровалась еще в Питере, и с тех пор не произошло ничего, что заставило бы ее изменить свое мнение. Но если есть люди, которые хотят называть ее подругой, и если эти люди Вапе не противны и не вредны, пусть называют. Она и сама их может друзьями назвать, но все равно, всегда будет начеку и никогда душу не откроет. Душу можно мужу открыть, и то, только такому как Тимур, повезло Вапе с ним. Ну, может быть матери в трудную минуту - какая ни есть, а мать, не имеет права дочь продать. И всё, всё! Остальное - как почва болотная: шаг в сторону и утонешь с головой. Думайте вы о Вапе, что хотите, а она не дура, она не даст себя на всякую хрень поймать и облапошить. Да и думать о себе что попало не даст!

Наташка к ней пришла по просьбе мужа, одного из Тимуркиных начальников. Он был у нее на гидромассаже, очень ему понравилось и, немного робея, что поразило Вапу, попросил за жену: мол, очень хочет супруга, дело новое, нигде в Челябинске нет, ну прямо хочет-хочет-хочет. Ну конечно, разве можно отказать такому человеку - сколько завод для диспансера сделал. Пусть приходит, и пришла Наташка. Вапе сразу понравилась, вежливая, сразу признала в Вапе старшую, не пришлось ни словами, ни намеками объяснять. Разговорились - выяснилось, что она врач-невропатолог из железнодорожной поликлиники. Немного постарше была, на пять лет, но Вапа не чувствовала - проблемы общие, врачебные, заботы похожие, семейные, правда у Наташки двое было: девочка и мальчик, но все равно все было понятно. В общем, стала Наташка названивать. То на оперу вместе пойдут, то на балет, на оперетту, мужья у них были до оперного театра не охотники.

А потом уже стали к Вапе люди по Наташкиным рекомендациями приходить. Люди были солидные, из райкома партии, горкома и даже обкома. Железнодорожная поликлиника лучшей в городе считалась, уж больно главврач там был пробивной. Так довелось Вапе познакомиться с большими людьми. Всем Вапа нравилась, большие люди потом всегда ей приветы передавали. И неудивительно - в больнице они, прежде всего, были больные, а уж Вапа не только секретарям горкома или инструкторам могла объяснить, что нужно не только на нее, Вапу, надеяться, но прежде всего на себя, жизнь свою менять, привычки. Нет, она и простым физкультурникам откуда-нибудь из обычного уральского ВУЗа это же внушала, да так, что все слышали, все знали - Вапа работает, Вапа, как всегда, на страже здоровья.

Как-то Главный застал у нее одного из инструкторов - солидного мужчину, с брюшком. Решил, что это какое-то начальство из Станкостроительного, и был неприятно удивлен, что это инструктор райкома партии.

– А что, райком партии тоже у нас обслуживается, - спросил он удивленно-раздраженным тоном.

– Да это станкостроительный попросил!
– преувеличенно-бодрым тоном ответила Вапа, - как основной наш соратник в деле повышения здоровья населения занятиями физкультурой и спортом.

Главный аж головой покрутил.

– И ты сразу исполнять? Со мной не посоветовавшись?

– Николай Иваныч!
– ахнула Вапа, - так ведь партия...

Впрочем, Главный уже понял, что перегнул, и махнул рукой.

– Ладно, Шикарева, лечи, только меня не забывай предупреждать, - и с этими словами он быстренько выскочил из кабинета.

"Надо же, дурак дураком. Ну совсем дурак", - презрительно подумала Вапа и примирительно улыбнулась инструктору: мол, извините, всякое бывает.

Но инструктор не привык к такому обращению, и Николая Иваныча взгрели, да так, что теперь к Вапе могли ходить все, кого она считала нужным пускать.

Дома она с удовольствием рассказывала, сколько партийных работников за неделю у нее перебывало.

– Конечно, внимания к себе больше требуют, привыкли к вниманию, но что я могу сделать - не отказывать же, пациенты как-никак!
– горделиво рассказывала она, искоса посматривая на хитро улыюающегося Тимура, - но я-то и простым людям должна время уделить, вот и крутись, Вапа. И зря ты иронизируешь, Тимур, ты бы попробовал весь день покрутиться с таким количеством больных, как я сегодня!