Святая
Шрифт:
Так же мимоходом, но веско и регулярно, доносились до больных сведения об индийской философии, о Рамакришне и Вивекананде.
– Непостижим, ибо не постигается, неразрушим, ибо не разрушается, неприкрепляем, ибо не прикрепляется, не связан, не колеблется, не терпит зла", - говорила ровным учительским тоном, - Это ихний атман. Мудрено говорят, а это все о вечном, о душе. Мы тоже знаем, что нужно не только о деньгах и выгоде заботится, но и о духовном развитии. Хитро закручено, да? Но для нас, людей советских, главное, что у них на этом лечение построено, гимнастика. Это значит, что не зря нас еще в школе учат, что нужно духовными быть, интеллигентными.
И оставив больных в задумчивости и восхищении Евпраксия спешила дальше: дел у и в самом деле было немало.
Но вынесла она и вполне утилитарное
В конце концов, по просьбам больных кое-какие йоговские упражнения добавили к уже использовавшимся комплексам. Евпраксия лично обучила врачей по лечебной физкультуре новым премудростям. Ходила на занятия, даже полгода вела сама несколько групп, врачи повторяли упражнения за ней вместе с больными - тоже учились. Слава о новой методике разнеслась сарафанным радио и уже партийное руководство и начальство станкостроительного начало посещать не только гидромассажные кабинеты, но и кабинеты лечебной физкультуры. Да и обычные больные просились под Евпраксиино крыло, считалось, что она врач передовой и чуть ли не творит чудеса.
Неизвестно, как с чудесами, но на месте стоять было не для Евпраксии. Методики физультурные она регулярно обновляла, подправляла, так что получился вполне приличный комплекс, который она считала своим. Открыли курсы повышения квалификации по новым комплексам как для специалистов из области, так и для городских работников. Очень были успешные курсы, Евпраксия вела их сама, врачам не доверила: первопроходцем была. И результат был, медленно, но верно элементы йоги пошли в лечебную гимнастику по районам. Но не обошлось без казусов.
Однажды утром Евпраксия со ставшим уже привычным выражением погруженности в себя, не мешавшей отвечать на дружное "драсьте" больных и персонала, пробиралась к кабинету. Вдруг откуда-то из-за угла быстро, так что Евпраксия даже вздрогнула, выплеснула, выскочила со стоном: "Матушка, матушка, помоги!" И вцепилась в рукав, не оторвать. "О-о-о...Не дай бог чокнутая..." - Евпраксия с испугом взглянула на блестящие глаза, на лицо, утягивающее в себя, просящее, на пересохшие потрескавшиеся губы, из которых вырывалось быстрое сухое дыхание. Если бы не "матушка", которой Евпраксию еще никто не называл, не обомлевший коридор, могла бы и не пересилить испуг, оттолкнуть, закричать, но тут - что делать - взяла себя в руки.
– Пошли, - сказала деловито, и под горящие любопытством взгляды завела просительницу в кабинет.
В кабинете взяла чокнутую за плечи, и мягким, но сильным движением усадила на стул. Медсестру попросила сходить по какой-то надобности и посидеть там, пока не позовет.
– Ты кто, почему ко мне?
– сразу взяла быка за рога.
– Матушка, я Оля, Оля, - заплакала чокнутая, - вы меня знаете, я на курсах была у вас. Йогу вы нам рассказывали!
Кое-как ее вспомнила. Оля была фельдшерицей из Озерска, работала в кабинете лечебной физкультуры при местном филиале МИФИ. Бывала периодически у них на переподготовках, на курсах. Вот на самых первых курсах, которые Евпраксия вела, она и была. Так она очаровалась рассказами Евпраксии про йогу, про Рамакришну с Вивеканадой, что пошла у себя в Озерске в библиотеку, взяла книжку Ромена Роллана и проштудировала. Понять она мало что смогла, но выучила чуть ли не наизусть. И стала, как и Евпраксия, вместе с гимнастикой замечания про йогу отпускать, информацию дополнительную больным давать. Но не было у нее таланта народ окрылять. Студенты и преподаватели смеялись над ней, вопросы задавали, на которые Оля ответить не могла, путалась. Как понимала Евпраксия, смотря на Олю со смесью жалости и презрения, та была
из тех дураков, которые лоб разобьют, заставь их богу молиться. И добро бы только Оля дискредитировала гимнастику йогов в глазах больных - и без нее хватало людей, которые только назад привыкли смотреть. Она еще вообразила себя чем-то особенным, видимо, её, Евпраксию, копировать пыталась.Привели как-то в зал заниматься заведующую товарного склада. Это в наши времена заведующий складом - это всего лишь кладовщик. В те времена завсклад был не просто человеком уважаемым, он был человеком, который имел практически все, что хотел. В руках завсклада была сосредоточена власть над одним из важнейших двигателей человеческих отношений брежневской эпохи - тотальным дефицитом. Завсклад всегда мог как волшебник достать из склада-мешка дефицит и позволить уважаемому человеку приобрести его по официальной цене. В обмен завсклад получал возможность самому стать обладателем недоступных простому совку ценностей: в виде общем-то обыкновенных товаров и услуг, волею дефицита преобразованных к мерилу социальной значимости и ловкости.
Так вот, Оля, уверовавшая, что истинная ценность - только и исключительно духовная, отказала завскладу в посещении зала. Формально она была права: заведующую складом просто привели к ней на занятия и сказали: "Оля, вот это Валентина Федотовна, будет заниматься в твоей группе йогой". Оля посмотрела на лицо Валентины Федотовны, пышущее несокрушимым здоровьем, а отнюдь не вечным атманом, и сказала: "А она с какой кафедры? Или студентка? Если к институту отношения не имеет - не пущу".
Против системы пошла. И почему, зачем? Просто потому что книжек начиталась и решила, что может людям пенять, что они неправы. А Валентина Федотовна оскорбилась и пошла на принцип. Подняла всех знакомых - ее неуважительно встретили, да еще и потребовали соблюдения правил. Следовала ли она правилами, когда оказывала услуги руководству поликлиники, начальству милицейскому, сотрудникам КГБ? Шли бы в магазин и покупали, как все, что кто успеет, когда выкинут дефицит. Стояли бы в очередях с номерами на ладошках и думали бы о вечном атмане, или, хотя бы, о Луисе Корвалане с Анджелой Дэвис. Нет, Валентина Федотовна понимала, что ее клиенты - люди не досужие, всей стране нужнейшие дела делающие, и поэтому имеющие право на то, чтобы с ее помощью получить нужное вне очереди, избежать позорной толкотни, унижающей достоинство большого, крупного работника.
Пригласили Олю на беседу к руководству, где сидели неизвестные ей люди, которых ей не представили. Расспрашивали, как относится она к йоге, что знает о ней. Что думает о международной обстановке. Отвечала Оля, что могла, а они путали ее вопросами, уверяли, что не понимает она, что говорит. Дальше больше, пригласили в районное здравоохранение, к начальнику. Попеняли ей на то, что плохо занятия ведет. Показали ей заявления от студентов и преподавателей, что она говорит никому непонятные и вредные слова про атман какой-то, про брахмана какого-то, Пурушу, и прочие реакционные вещи. И опять люди сидели, которых ей не представили, и которые что-то отмечали в бумажках. Попросили через день прийти в местный психоневрологический диспансер. Сказали, что тесты нужно провести. Тут только до Оли дошло. Но виду не показала, согласилась.
Пришла домой, позвонила подружке лучшей, которая замужем за КГБ-шником была. Попросила слезно выведать, не готовят ли что против нее. Хотя и так понятно было. Назавтра с утра подружка позвонила:
– Достукалась, дура. Посадят тебя в психушку, уже показания со студентов собрали, что ты не в себе, про атманы говоришь. Говорила тебе - не выпендривайся, раз привели человека, бери и занимайся с ним. Что теперь делать - не знаю. Никто тебе помочь не возьмется. Ох и влипла ты, Олька! Ох, что буде-е-е-ет...
Поняла Оля, что пропала. И ничего лучше не придумала, чем в бега податься. До Челябинска доехала, вчера весь день ночь на вокзала толклась, менты на нее внимание обращать стали. И ничего лучше не придумала, чем к Евпраксии идти, защиты просить.
Евпраксия слушала дуру и чувствовала, как руки у нее леденеют. Это что вообще такое? Вспомнила давнюю историю с деревней сифилитиков, как ее дурища Светка чуть под монастырь не подвела. Опять на ее пути жуткая дура оказалась. Опять ее дура подставила!