Таёжный, до востребования

– Разрешите мне поехать с вами в Богучаны.

– Зачем? Вы ведь закончили работу в архиве.

– Это не связано с архивом. Мне нужен профилактический укол иммуноглобулина после укуса клеща. Это не более чем перестраховка, но я должна оставаться здоровой, ведь если я заболею, заменить меня будет некем, а текущая ситуация такова, что…

– Не надо оправдываться. Разумеется, вы можете поехать со мной, тем более сегодня у вас нет амбулаторного приема.

– Спасибо, товарищ главврач.

Фаина Кузьминична помолчала, пристально вглядываясь в мое лицо, а потом спросила:

– Вы спали этой ночью, Зоя Евгеньевна?

– Да. – Я покраснела. – Хотя не должна была, я знаю.

– Вам не в чем себя винить.

– Не могу с вами согласиться.

Главврач повернулась к столу, взяла потертый кожаный портфель, в котором, как я догадывалась, лежали методичка и план ликбеза, и направилась к двери.

– Пора ехать. Поговорим в машине.

Черная «Волга» ждала нас у входа в стационар.

Я села на заднее сиденье, Фаина Кузьминична – рядом с водителем. Когда машина тронулась, она повернулась, чтобы видеть мое лицо, и спросила:

– Так вы считаете себя виновной в смерти Оганесяна?

– Да, считаю, – тихо, но твердо ответила я.

В затылке пульсировала боль, глаза резало, словно в них попал песок. Сон не принес желанного облегчения; мне казалось, что я чувствовала бы себя лучше, если бы совсем не спала этой ночью. Кроме того, я не могла свободно говорить при водителе. Хотя он и делал вид, что занят исключительно дорогой, я видела, что он прислушивается к разговору, поэтому взвешивала каждое слово.

– Зоя Евгеньевна, вы же знаете, что это не так. Зачем берете на себя лишнее?

– Будучи лечащим врачом пациентов инфекционного бокса, я несу ответственность за их жизни. Я не имела права покидать бокс при таких обстоятельствах. Если бы…

– Довольно! – с резкостью, неприятно меня задевшей, перебила главврач.

Отвернувшись, она некоторое время молча смотрела на дорогу через лобовое стекло, забрызганное каплями дождя. Я видела, что она расстроена и сердита, что в ней идет борьба между необходимостью признать факт собственной вины и желанием обелить себя в глазах подчиненной.

– Я знаю, что вы на самом деле думаете, – сказала она, вновь поворачиваясь ко мне. – И вы правы. Зная о ситуации в Абане, я должна была заранее позаботиться о пополнении запасов сыворотки. Если бы я оформила заявку на прошлой неделе, мы бы успели получить глобулины до того, как они закончились на складе. И тогда, возможно, Оганесян был бы сейчас жив.

– Медицина придерживается фактов, а не сослагательного наклонения.

– Что ж, Зоя Евгеньевна, и в этом вы правы.

С вами вообще трудно спорить. Вы обладаете запасом аргументов на все случаи жизни, – главврач снова помолчала. – Почему вы ничего не говорите о том нелицеприятном факте, что в стационаре не практикуется серопрофилактика, с чем столкнулись вы лично?

Я покосилась на водителя и сдержанно ответила:

– Вы сами это сказали, товарищ главврач. Мне остается лишь согласиться: факт действительно неприятный. Но ситуацию можно исправить. Когда новая партия иммуноглобулина поступит в стационар, мы внедрим серопрофилактику в обязательном порядке, благо активность клещей продлится еще по меньшей мере месяц. Что касается меня… Я подготовлена к тому, что могу заболеть, но надеюсь, этого не случится. Укол сведет эту вероятность к минимуму.

Пока мы говорили, машина въехала в Богучаны и теперь приближалась к больнице.

Те несколько раз, что я была в Богучанах, я видела поселок исключительно из окна скорой помощи и мечтала, как в выходной день приеду сюда на автобусе, чтобы погулять по берегу Ангары, величественной широководной реки, которую раньше я видела только на школьных контурных картах. Но мне постоянно не хватало времени. Я или сидела в библиотеке, собирая материалы для диссертации, или писала методичку, или ходила по магазинам, или занималась домашними делами. Я даже перестала давать себе обещания из разряда «в следующее воскресенье уж точно съезжу».

– Фаина Кузьминична, а есть информация, когда глобулины появятся на складе?

– Пока нет. Но наша заявка в приоритете, поскольку в Таежном выявлено уже несколько случаев энцефалита.

– Во сколько назначена ваша встреча с товарищем Головко?

– Ровно в десять. – Главврач взглянула на часы. – Уже через восемь минут. Пожелайте мне удачи, Зоя Евгеньевна.

– Желаю удачи. Уверена, у вас все получится.

На самом деле я не испытывала уверенности в том, что главврачу удастся сломить сопротивление начальника здравотдела и получить инфекциониста и пульмонолога. Насчет организации курсов ликбеза и тиражирования методички я была уверена немного больше, но все же не настолько, как сама Фаина Кузьминична, которая не сомневалась в успехе нашего начинания, фактически говоря о нем как о деле решенном.

Водитель высадил меня у приемного покоя, и они поехали дальше. Корпус, в котором располагался районный здравотдел, находился на некотором отдалении от больничных корпусов.

Приемный покой был, как всегда, заполнен, но я объяснила ситуацию дежурному врачу и мне, как медработнику, без промедления вкололи иммуноглобулин.

В четверть одиннадцатого я вышла из приемного покоя, испытывая облегчение от мысли, что не заболею хотя бы энцефалитом. Оставались еще боррелиоз, эрлихиоз и клещевой тиф – заболевания не менее грозные, хотя и менее распространенные, но я решила последовать совету Вахидова и просто об этом не думать.

Следовало решить, как вернуться в Таёжный. Рейсовый автобус отправлялся с автовокзала трижды в день: рано утром, днем и вечером. Машина, ежедневно доставляющая анализы из стационара в больничную лабораторию, к этому времени наверняка уже уехала. Я не могла себе позволить ждать трехчасовой автобус: один из больных инфекционного бокса находился в тяжелом состоянии, да и работу на отделении никто не отменял. Оставалось одно: дождаться, когда Фаина Кузьминична освободится, и вернуться в стационар вместе с ней.

Дорога до здравотдела заняла около десяти минут. Знакомая «Волга» стояла на парковке перед входом; водитель курил через опущенное стекло.

– Садитесь в салон, Зоя Евгеньевна, – предложил он, выбросив окурок.

В этот момент из здравотдела вышла Фаина Кузьминична и быстрым шагом направилась к машине. Она выглядела не столько расстроенной, сколько разъяренной – другого слова я подобрать не могла.

Она не сразу меня заметила, а когда заметила, замедлила шаг и постаралась придать лицу спокойное выражение, однако неприятное предчувствие, охватившее меня в ту минуту, когда я ее увидела, переросло в уверенность, что случилось что-то очень плохое.