Таёжный, до востребования

– А я думала, ты рада, что похудела.

– Чему тут радоваться? Мы, кубанские казачки, должны быть в теле. За это нас мужики и любят. Нет, я, конечно, восхищаюсь твоей точеной фигуркой, но сама не хотела бы такую иметь. Только без обид.

Я села напротив Нины, налила чаю, взяла кусок пирога и стала с удовольствием есть. Обед я пропустила, ужин тоже, поэтому аппетит успела нагулять приличный, учитывая треволнения сегодняшнего дня и облегчение от того, что Нина меня простила.

– Так что тебе про меня успели рассказать? – спросила я делано равнодушным тоном.

– Не хочу сплетни пересказывать. Девчонки на тебя обижены, особенно Нана, поэтому все, что они о тебе говорят, надвое надо делить.

– И все-таки, что говорят?

– Что ты с Дедовым сошлась, в кино с ним ходила. Что сцепилась на летучке с Глафирой Петровной, а Фаина Кузьминична, вместо того чтобы тебя уволить, в гости пригласила. Что Мартын из-за тебя съехал, когда ты ему пощечину влепила. В общем, ерунда какая-то.

– Если бы ерунда…

– Хочешь сказать, это правда? – недоверчиво хмыкнула Нина.

– Не совсем правда, а… как бы это объяснить…

– Да говори уже как есть!

– Все было совсем не так. Точнее, не совсем так…

– Теперь, конечно, стало понятней.

– Я действительно ходила в кино с Дедовым. Но против своей воли. Он не оставлял меня в покое, пришлось согласиться, но это был последний раз, когда мы с ним виделись, потому что после фильма я дала ему понять, что отношений не будет. Насчет Глафиры Петровны тоже правда, но я с ней не сцепилась, а поставила ее на место. И к Фаине Кузьминичне я ходила. Но это был не светский визит, а разбор полетов, который мог закончиться моим увольнением, но я смогла убедить Фаину Кузьминичну в своей правоте.

– А с Мартыном-то что?

– Он наконец съехался со своей Людмилой, и правильно сделал.

– Но ты и правда дала ему пощечину?

– Нечего было выводить меня из себя.

– Вот и оставляй тебя после этого одну на целый месяц.

– Больше чем на месяц. Три недели отпуска и две недели в больнице – за такой срок все что угодно могло произойти!

– Что мне теперь, в отпуск не ходить? Зря ты так с Игорем, конечно. Наши парни на тебя сильно обиделись.

– Прилучко и Денисов? – Я фыркнула. – Как-нибудь переживу. Ты знала, что Нана в Мартынюка тайно влюблена?

– Ничего себе тайно! Она ему в любви призналась под прошлый Новый год, когда мы дружно отмечали.

– А он?

– А он был с Людмилой. Та куда-то вышла, ну, Нана и воспользовалась ситуацией… Неприятная получилась сцена. Нанка потом до утра в моей комнате рыдала. Я ее как могла успокоила, мол, Мартын ее любви не стоит и вообще не сегодня-завтра на Людке женится. На какое-то время она потеряла к нему интерес или, скорее, сделала вид, что потеряла, а когда поняла, что Мартын с женитьбой не торопится, снова стала вокруг него увиваться. Возможно, он бы в конце концов сдался, с Людкой-то у него нелады были, ссорились они постоянно, а Нане это только на руку. Но тут как раз ты приехала, и Мартын на тебя переключился. Получается, ты Нане дорогу перешла, хотя на самом деле шансов у нее не было, но какая женщина это признает? Вот и затаила на тебя Нана обиду. Я пыталась ее убедить, что Мартын тебе нужен как собаке пятая нога, да только она, со своим грузинским темпераментом, меня и слушать не стала.

– Я, конечно, могла бы с Наной поговорить, но не хочу. Если честно, она мне неприятна. Обойдусь без ее псевдодружбы.

– Да я с ней тоже не особо дружу, держу на расстоянии. Так, чаю выпить, в столовке пообедать, поболтать… Оля, конечно, другое дело. Бесхитростная, камня за пазухой не держит. Но без примирения с Наной ты с ней общаться не сможешь.

– Почему?

– Оля только что в рот Нане не смотрит. Делает, как та говорит.

В дверь постучали, и вошел Вахидов.

– Нина, ты случайно не видела… А, Зоя, вы здесь! Помирились?

– Помирились, – подтвердила Нина. – Садись, выпей с нами чаю.

– Не могу. Зоя, вы срочно нужны в приемном покое. Скорая привезла троих пациентов с симптомами энцефалита.

Я вскочила.

– Сразу троих? Это что, одна семья?

– Нет. Собирали их по дороге, от вызова к вызову.

– Я сейчас, только оденусь.

– Жду вас внизу.

Через пять минут я сбежала по лестнице, на ходу продевая руки в рукава плаща. Вахидов распахнул входную дверь, но я задержалась на пороге и, заглянув ему в глаза, спросила:

– Рустам, вы думаете о том же, о чем и я?

– А о чем вы думаете, Зоя? – в свою очередь спросил Вахидов.

– О том, что в Таёжном – эпидемия энцефалита.

– Теперь уже определенно.

– И что нам делать?

– Не поддаваться панике. Действовать грамотно и слаженно. Не заболеть самим.

Ощутив сосредоточенное спокойствие и холодную решимость, я кивнула:

– Вы правы. Идемте.

Мы вышли в дождливую тьму и быстро зашагали к стационару, освещенные окна которого предвещали бессонную ночь.

Часть вторая

1

Я шла по тропинке между высившимися с двух сторон сугробами; снег, не прекращавшийся вот уже неделю, искрился в свете фонарей и хрустел под ногами. За сугробами темнели погруженные в зимнюю спячку деревья; скрюченные голые ветви колыхались на ветру. Мороз отступил, но от колючего ветра лицо и руки сводило холодом.

Была пятница, тринадцатое ноября, но мне казалось, что зима длится уже целую вечность. Она пришла в начале октября, с минусовой температурой и нетающим снежным покровом, с ранним заходом солнца, отчего поселок уже в пять часов вечера погружался в темноту. С началом зимы столбики термометров обычно опускались до минус двадцати и ниже, и раньше середины марта потепления не ожидалось.

Я прошла мимо детского корпуса, возле которого стоял последний фонарь, а дальше начинался неосвещенный участок. Хотя здесь, на территории стационара, опасаться было нечего, я невольно прибавила шаг и напрягла слух – не раздастся ли рядом подозрительный шорох или звериное рычание. Но хруст снега заглушал все звуки.

В просвете между деревьями мелькнуло освещенное окно флигеля, словно спасительный маяк в ночном море. Вскоре я уже отряхивала унты на заледеневшем крыльце.

Раньше я никогда не носила унты. В Ленинграде остались мои модные зимние сапожки – кожаные, с меховой опушкой, я подарила их Инге перед отъездом (у нас одинаковый размер обуви). Тогда мне казалось глупым тащить в такую даль, в июле месяце, зимние сапоги. Сейчас мне казалось верхом глупости решение положить в чемодан вместо сапог стопку книг. Интересно, взяла Инга сапоги в пустыню Гоби?..

Я толкнула незапертую дверь и вошла в переднюю, которая зимой использовалась как буферная зона между улицей и жилым помещением. Раздевалась я уже в прихожей, где жарко топилась дровяная печь. Оставив унты на коврике, я надела тапочки и прошла в гостиную.

Фаина Кузьминична поднялась мне навстречу из кресла-качалки, в котором она читала журнал «Работница».

– Зоя Евгеньевна, вы хорошо себя чувствуете? Может, не стоило пока выходить из дома?

– Всё в порядке, Фаина Кузьминична. Кашель уже почти прошел, температуры нет со среды. В понедельник закрою бюллетень и приступлю к работе.