Таёжный, до востребования

Начальник здравотдела все же смог подавить гнев, для чего ему, вероятно, потребовалась изрядная сила воли. Выдержав паузу, он заговорил почти спокойным тоном, и только подрагивающие губы выдавали его истинное состояние.

– Ну хорошо, насчет инфекциониста мы выяснили. Вернемся к вопросу о лаборатории. Вы считаете, что с этим так просто, что дело лишь в сотрудниках?

А оборудование? А реагенты? А специальные холодильники? Об этом вы подумали?

– А о чем вы думали, товарищ Головко, когда давали разрешение на проведение в стационаре ургентных операций? Как только наши хирург и анестезиолог не изворачиваются, чтобы пациент, лежащий на операционном столе, не пострадал из-за того, что его кровь невозможно телепортировать в лабораторию ЦРБ и через секунду получить ответ! Простите, но это называется – удобно устроиться. Лабораторию не даете открыть, выкручивайтесь, мол, как хотите, но при этом здравотдел не получает повышенный процент смертности от недовезенных вовремя в Богучаны тяжелых пациентов, потому что мы именно выкручиваемся, по-другому не назовешь. И надеяться нам не на кого. Вот вы обещаете, что пришлете невропатолога, если я заболею. Но как верить вашим словам, если пять лет назад, когда в Таёжном вспыхнула эпидемия менингита, из Богучан так никто и не приехал? Да, Фаина Кузьминична справилась, но чего ей это стоило! И несколько пациентов умерло. Жизнь человека бесценна, а вы измеряете ее стоимостью пробирок и скромным окладом лаборантки.

Подгурский смотрел на меня, открыв от изумления рот. Головко с таким ожесточением гнул в пальцах карандаш, что в конце концов тот треснул пополам. Я понимала, что перешла черту, но не могла остановиться. Пусть моя речь закончится увольнением, если после этого хоть что-нибудь изменится – оно того стоит. Да и за Фаину Кузьминичну было обидно.

– Какие у вас еще претензии к моей работе, товарищ Завьялова? – язвительно поинтересовался Головко, выбросив обломки карандаша в мусорную корзину. – Может, есть просьбы, пожелания, замечания? Говорите, не стесняйтесь.

– Медликбез для населения, – быстро сказала я. – Фаина Кузьминична привезла вам вот эту методичку, но вы ей сразу отказали.

– Я не отказывал. Я сказал, что ознакомлюсь с методичкой, когда у меня будет время.

– Значит, ваш заместитель отказал. Илья Давыдович, пролистав методичку, видимо, не нашел в ней ничего интересного.

– Да, не нашел! – грубо ответил Подгурский. – Это чушь собачья. Проходили уже много раз: ликбезы, агитбригады… Только время и деньги тратятся, а толку никакого.

– Может, потому, что не было четкого плана действий? – предположила я. – Если хотя бы один пункт хромает, вся задумка разваливается. А в нашем плане все предусмотрено, подробно расписано, нет никаких неясностей, и…

– Постойте, – перебил Головко. – А не вы ли его написали?

Я вспыхнула. Теперь они решат, что я защищаю план ликбеза только потому, что являюсь его автором. У меня не было никаких доказательств, чтобы убедить их в обратном.

– То-то я думаю, фамилия знакомая. – Головко вынул из ящика скоросшиватель. – Ну точно. «План по медицинскому ликбезу в поселке Таёжный. Автор – Завьялова». – Он покачал головой, то ли возмущаясь, то ли восхищаясь. – А вы далеко пойдете, Зоя Евгеньевна.

Я вспомнила, как то же самое заявил Мартынюк, и стиснула зубы, удерживая готовый сорваться с языка возмущенный ответ.

Я хотела сказать, что не преследую корыстных целей, что мною движет желание не самоутвердиться или занять чье-то место, а исправить недоработки, не позволяющие стационару развиваться, а населению – получать более квалифицированную медпомощь. Уезжая из Ленинграда, я думать не думала, что обладаю организационными навыками, но, столкнувшись с тем, что на периферии многие вещи делаются по старинке, без применения современных знаний, поняла, что вполне могу изменить ситуацию к лучшему (разумеется, при отсутствии препятствий). И теперь именно это – чинимые руководством препятствия – раздражало меня больше всего. Меня не воспринимали всерьез лишь потому, что я – молодой специалист, а оно, руководство, старше и мудрее.

– Так вы считаете, ваш план заслуживает внимания? – спросил Головко, выдернув меня из пучины мятущихся мыслей.

– Да, считаю. Ликбез необходим, он не будет стоить вам больших денег, кроме тиражирования методички. Мы готовы работать на общественных началах!

– Убедили. Ознакомлюсь с тем и с другим.

– Николай Харитонович! – возмущенно вскинулся Подгурский.

– Илья Давыдович, давайте сделаем так: я читаю план, вы – методичку. Потом меняемся. А когда прочтем то и другое – обсудим. Согласны?

Подгурский что-то пробурчал, что, по-видимому, означало вынужденное согласие.

– Спасибо, товарищ Головко! – воскликнула я.

– Не очень-то воодушевляйтесь. Я пообещал ознакомиться, не более того.

– Понимаю. Но и это уже немало. Поверьте, я очень ответственно подошла к вопросу, и…

– Не сомневаюсь. Вы вообще кажетесь человеком весьма целеустремленным.

Я не поняла, скрывалась ли в этих словах насмешка, или начальник здравотдела действительно сделал для себя такой вывод, но решила не заострять на этом внимание, потому что хотела прояснить не менее важный вопрос.

– Есть еще кое-что, о чем…

– Как? – перебил Головко, удивленно взметнув брови. – Еще?

– Меня дела ждут. – Подгурский вскочил и направился к выходу.

– Подождите, Илья Давыдович, мы еще хотели обсудить ситуацию с фельдшерским пунктом в деревне Бедоба.

– Вы потом меня позовете, когда закончите с товарищем Завьяловой.

Подгурский, не попрощавшись, вышел, чему я малодушно обрадовалась. Его присутствие не просто напрягало, а буквально лишало возможности связно излагать мысли.

– Простите, Николай Харитонович, я столько времени у вас отнимаю…

– Да, отнимаете! – резко ответил Головко, очевидно задетый поведением своего заместителя. – В приемной полно народу. Но вы с такой скоростью ворвались в кабинет, что, вероятно, просто этого не заметили.

Я начала подниматься, но Головко неожиданно добавил:

– Так и быть, спрашивайте. Только покороче.

– Правда, что вы хотите отправить Фаину Кузьминичну на пенсию?

– Она и это вам рассказала!

– Не сердитесь на нее, пожалуйста. Фаина Кузьминична была очень расстроена. Я настояла, чтобы она рассказала, ей нужно было с кем-то поделиться…

– А кстати, как вы вообще здесь оказались? Зачем с ней поехали?

– Чтобы сделать в больнице профилактический укол.

– Да, точно, вас же укусил клещ. Не понимаю только, из-за чего такая паника. Вы, как врач, должны понимать, что риск заболеть энцефалитом – минимален.

– Простите, Николай Харитонович, но именно как врач – не соглашусь. Тайга больше не обрабатывается дустом, о чем вы, конечно, знаете. Из-за этого популяция клещей резко увеличилась. Все четверо пациентов нашего инфекционного бокса за две недели до появления первых симптомов удалили у себя клещей. Думаю, с заболевшими жителями Абанского района такая же история… Но мы отвлеклись, извините.

– Нет, отчего же, – задумчиво сказал Головко. – Об этом стоит поразмыслить.

Он что-то записал в блокноте.

– Так вам ввели сыворотку?

– Да.

– Хорошо. О чем мы говорили перед этим?

– О том, что вы хотите отправить Фаину Кузьминичну на пенсию.

– Ну, строго говоря, она уже давно на пенсии, просто продолжает работать.

– Она и должна продолжать работать. Конечно, Фаина Кузьминична устает, все-таки возраст берет свое, но ей рано уходить на покой, она еще многое может сделать для стационара.